Мадлен
Моё голое тело движется в танце, словно маятник. Бёдра плавно выводят восьмёрки: вправо и влево. Я скольжу руками по талии, потом по груди, по шее и зарываюсь в копну своих рыжих волос. Я удовлетворенно прикрываю веки, блаженно улыбаюсь. Сквозь шум и писк в моих ушах прорываются звуки музыки, но не чистые, а, словно я под водой. Я подношу к губам опиумную трубку. Затягиваюсь. Задерживаю дыхание. Запрокидываю голову. И выдыхаю дым. Не снимая с лица улыбки, я приоткрываю глаза. Вокруг меня закружилась мастерская моего друга-художника – Луи Дюбуа. Меня кто-то приобнимает за талию, через секунду вижу – это моя подруга Вита. Она сладко и нежно целует меня. Наши языки переплетаются. Луи подносит нам два бокала со спиртным, приговаривая: «Хорошие девочки». Прямо передо мной на полу два друга Луи, их имен я не знаю. Они похотливо смотрят на нас и улыбаются. Мы с Витой проглотив одним залпом содержимое стаканов, подзываем мужчин подойти ближе. Они встают со своих мест. Один из них приближается ко мне и целует меня в шею. Я глубоко вдыхаю и закрываю глаза.
Открываю их от шума воды, которая уже начала выливаться за границы ванной. Спешно выключаю кран. С плеском выхожу из ванной, прохожу в «комнату порока». Некоторое время смотрю на тела, расплоставшиеся, не в силах прийти в себя от ночи сладострастия, на лежанке в мастерской Луи. Окидываю взором помещение. Кругом валяется грязная посуда, впопехах снятая одежда, а еще стоит дурной запах.
«Поднимайте свои задницы, придурки! Или я должна опохмеляться в одиночестве?!» - прокричала телам я своим, неожиданно охрипшим голосом.
Впятером мы сидим на том же полу, завтракаем. Свет утра пробрался сквозь дешевые белые занавески и лег на мои ноги. Я жую круассан, глажу себя по ноге и задумчиво наблюдаю за тем, как в лучах солнца летает пыль. Голос Луи выводит меня из прострации:
«Марлен, детка, ты не забыла, что сегодня тебя будет ожидать мой друг, почтенный господин?».
«Слишком большие деньги для того, чтобы я могла забыть про него», - ответила я.
«Обязательное условие, Марлен!, - продолжил наставлять меня Луи, подняв указательный палец вверх и закусив огурцом – «он хочет, чтобы ты надела ВСЕ свои лучшие украшения, а также самое восхитительное платье, что у тебя есть».
«Без проблем» - не желая тратить силы на пустую болтовню, ответила я.
Уже вечером я сижу перед зеркалом в своей дешевенькой квартирке. Однако, я мечтаю о доме, поэтому страстно коплю на него, отказывая себе в мелких радостях жизни. Сейчас мне хватает того, что у меня есть. Карьера натурщицы приносит не мало денег. Мое имя стало достаточно известным в Париже, так что, еще десяток таких заказов, как сегодня, и я смогу завязать с этим. В конце концов, это не малое достижение – быть на стольких картинах французских художников. Я – муза, без меня они бы не написали эти свои портреты. Многим даже удалось сделать на выставках с моим участием хорошее состояние. Так что, даже такое исчадие ада, как моя вульгарная энергетика и чрезмерная развращенность и то приносили пользу людям. Так я себя успокаивала. В конце концов, лучше, чем жить за счет мужа и потакать его капризам, оставаясь в его тени. Нет, ни за что! Смерти подобно! Мне нравится принадлежать лишь самой себе. А этих глупых созданий – мужчин, что млеют перед каждой мало-мальски красивой грудью, разводить на деньги. Их простота помогает копить на мою большую мечту и оплачивает курительную смесь для опиумной трубки, за это им и спасибо.
Пока мой разум следовал за моим внутренним диалогом, мои руки уже накрасили губы яркой алой помадой, обильно покрасили глаза тушью и надели перстни. Осталось лишь платье.
Напевая себе под нос песню, иду во мраке по дороге, а сама оборачиваюсь на каждый шорох: «Да что это со мной такое, я же не из трусих!». Подхожу к нужной двери, стучусь.
Мужчина показался мне приятным. В каждом из художников, что рисовали меня, я старалась найти то, что нравится мне. В каждом есть что-то, это точно.
«Это будет необычная картина. Возможно раньше ты не делала ничего подобного». После этой интригующей фразы он пригласил меня спуститься в подсобное помещение. Увиденное там, повергло меня в шок: цепи, веревки, металлические грузы, и посреди этого «набора мучителя» - мольберт и краски.
Я сажусь на высокий стул. Одну мою руку он прикрепляет к цепи, подвешенной к потолку, и отходит к мольберту, не сводя с меня восхищенных глаз.
Спустя пятнадцать минут он выдает: «Мадлен, ты самая великолепная женщина, которую я когда-либо встречал. Я сделал всего лишь набросок, а уже вижу, что эта картина станет самой продаваемой в Париже. Вот только, думаю, нужно вторую руку тоже закрепить в цепи, так силуэт будет выглядеть тоньше и изысканней». Так, моя вторая рука тоже оказалась поднятой кверху.
«Мадлен, крошка, я бы рисовал тебя всю жизнь, честно слово!». Я кокетливо засмеялась: «Да что Вы, мисье! Однако, благодарю, что потакаете моей самовлюбленности. Только вот... Может сделаем перерыв?», - я скорчила страдальческую мордочку.
«О, безусловно, Мадлен», - с после этой фразы он широкими шагами направился к лестнице, ведущей на выход.
«Стойте, Вы, кажется, забыли открепить меня!», - в конце фразы мой голос притих.
Вдруг я поняла, во что я вляпалась. С полминуты мы молча смотрели друг на друга. После чего он сказал то, от чего у меня хлынули слезы: «Я ведь сразу сказал тебе: это будет нелегкая работа для тебя. Зато она принесет нам обоим славу! Тебе, возможно, посмертную. Но, тем не менее!». Глаза художника загорелись безумным огоньком:
«Мадлен, ты знала, почему во всех разговорах про мужчин можно услышать только одно: тиран, обижает, поднимает руку и тому подобное? А все потому, моя дорогая Мадлен, что заплаканное, полное страдания личико женщины является для нас – для мужчин, самым привлекательным выражением эмоций на лице!».
«Ты больной!», - крикнула ему я.
«Нет, я просто мечтатель. Вот у тебя есть мечта? Скажи мне?», - я не ответила, поэтому он продолжил, «Вот у меня есть – стать самым известным художником Франции. И поможешь мне в этом ты. Я так мечтал поработать с тобой, ходил на все выставки, где писали с тебя. Только вот я хочу не просто показать людям твою тонкую талию или копну рыжих волос. Я хочу вложить душу в свою картину и щепотку безумия. Я хочу показать красоту такой, какой ее вижу я. Поделиться со всем миром изысканностью палитры кожи, что только отходит от удара. Только представь: фиолетовый, синий, бордовый, зеленый, желтый – божественная палитра! Хочу превосходно передать шрамы на запястьях от тугой веревки. Хочу, чтобы ты отдала мне всю себя. Чтобы твой взгляд стал, наконец-то живым. А страдания и боль – это самое острое ощущение жизни!».
Я потеряла счет времени. Понятия не имею, сколько я здесь уже сижу и сколько еще придется отсидеть. Выйду ли я вообще когда-нибудь на солнце? Мои руки были словно полностью лишенные крови, ледяные. Тушь размазалась по всему лицу от слез. Я искусала от волнения все губы, так что помада стерлась. Прокричав уже несколько часов от душевной и физической боли я, наконец, затихла. Уставилась в точку и думала лишь о том, что было бы, если бы я однажды не отреклась от себя. Ведь в какой-то момент я могла остановиться. Но страсть к деньгам и разврату захватила меня. Так бежала от этой бедности, что по итогу окажусь в свои 18 лет в яме, куда меня бросит этот безумец.
Послышался скрип деревянной лестницы. Я спешно подняла глаза. Он пришел: «Ну как ты, Мадлен?».
Я лишь пронзительно посмотрела не него. А потом плюнула прямо в лицо этому ничтожеству.
Он моментально подскочил ко мне, дал пощечину, схватил за подбородок и прошептал прямо в ухо: «Мадлен, ты натурщица. Ты добровольно пришла ко мне. Разделась до гола. И сидела на стуле, позируя мне. И так было уже с десятками мужчин. Ты – шлюха, Мадлен. Это твоя участь и твое призвание. Так что не дергайся больше, а не то я картину буду твоей кровью писать».
У меня сперло дыхание от душевной боли, закружилась голова. Я зажмурила глаза и до звона в ушах закричала...
Я, словно провалилась в бездну. Чернота перед глазами и назойливый писк в ушах. Открываю глаза: я стою посреди мастерской Луи. Голая. Вся комната в дыму, а в моей руки опиумная трубка. На полу в наркотическом беспамятстве лежат друзья Луи и Вита. На мгновенье я ощутила такой прилив сил и счастья, что весь этот ужас был лишь от опиума, я встрепенулась. Побежала одеваться. Еще минута, и я уже на улице. Вдыхаю влажный от дождя воздух. Делаю первый шаг в направлении моего дома. Не желаю никому ничего объяснять. Постепенно мои размеренные шаги переходят в бег. Внутри я молюсь и благодарю Бога. Отныне я начну все с чистой страницы. А эта история пускай останется лишь воспоминанием. Воспоминанием о моей умершей жизни.
***
Страсть куртизанки не знает любви.
Любовь куртизанки не знает страсти.
И если мне выбирать подвластно,
То навсегда останусь я страстной.
Во веки веков одна истина есть:
Любовь это то что приносит нам смерть.
Любовь не на вечность, любовь предаёт.
А к похоти смерть никогда не придёт.
Поставлю я свечку и помолюсь:
"Отныне я никогда не влюблюсь".
***
Дорогой, вы влюблены?
В лёгкий стан и походку пантеры,
В интонации, что обрекут
Вас без боя сдаться Венере,
В руки, связанные узлом
Над изголовьем Вашей кровати,
В ступни нежные что проскользнут
В темном омуте шёлковых платьев.
Дорогой, вы влюблены?
И для Вас я не интересна?
Что ж, я уйду без войны.
Соболезную. Здесь стало тесно.
Я украдкой поймаю Ваш взгляд...
На её бархатной коже.
Что ж, проведу я сегодня обряд.
На любовь.
На земную любовь, что так гложет.
Ну а теперь?
Дорогой, вы влюблены?...
***
Притворись мне любовником огненным,
Странник страстно проникшийся мной,
Притворись любовью греховную,
Что зовёт наслаждаться грехом.
Притворись
предсмертною мукою,
Если я заболею тобой.
Шрамом ожоговым,
Раною грубою, что уже не затянется вновь.
Вдохновеньем безумным до боли,
На холсте холодном разлейся,
Стань мне образом, неизбежным мне,
Клятвой выжженной по руке мне извейся
Пеплом райским пустись мне в глаза,
Чтоб закрыть меня от кошмаров,
Дай мне руку, разрази небеса
Мои
Громогласною болью.
Чтоб запомнить тебя мне на век,
Чтобы не было в сердце другого.
Ведь известно, что человеку,
Чем больнее, тем больше родного.
***
Подошёл любви нашей срок.
И мой пульс в ритме стакатто.
Задаюсь я вопросами в вечность:
Мне оставить или остаться?
Вдребезги наша заветная.
Ты изранил меня, ну и что ж.
Я найду для себя исцеление:
От другого по телу вновь дрожь
Он мне - противоядие.
Возродилась, как феникс из пепла.
Я роман свой из слёз соткала.
Мне в любви его – утешенье.