Глава 22.
— Моя глупая дочь! Глупая, доверчивая дочь, хотя, казалось бы, в двадцать пять лет пора бы уже начать ставить под сомнение все, что тебе говорят, и хоть немного разбираться в людях!
Амелия раздраженно закатила глаза, в который раз прокляв себя за то, что вообще приехала к матери, хотя могла бы просто рассказать ей о встрече с Ноа по телефону. Однако уж очень ей хотелось увидеть Софи, сейчас сидевшую возле нее на диване, переводя по-детски любопытный и наивный взгляд с матери на старшую сестру. При ней Амелии не слишком хотелось обсуждать тему отца и опеки, однако Оливия просто не оставила ей шанса, с порога начиная свой допрос. Она только и успела, что снять верхнюю одежду и под радостные крики младшей сестры пройти в гостиную, где прошло все ее детство.
Теперь же каждый уголочек казался ей чужим, навевающим только самые печальные и отвратительные воспоминания пережитые ею здесь. Счастливые же мгновения будто находились под толстым слоем пыли, мешающим их разглядеть, ускользая от нее всякий раз, когда она протягивала руку, желая их поймать.
— Если у него проблемы с финансами, то я английская королева! — фыркнула Оливия, с громким стуком ставя чайник на стол. — Послушай, я достаточно давно знакома с твоим отцом и жила с ним под одной крышей почти двадцать лет — он весьма изворотлив и умеет выкручиваться из любых ситуаций. И это я еще не говорю о деньгах, что он держит в иностранных банках. Быстрее мир перевернется, чем Ноа Крэйг разорится.
«А мы последние восемь лет жили в кредитах и долгах... Отец года, что тут скажешь»
— То есть, по-твоему, он врет? Но зачем?
Разум Амелии действительно отказывался понимать мотивы его поступков. Если у Ноа и правда столько денег, что до разорения ему, как ей до обладания Нобелевской премией в области химии, то почему он рассказал ей все эти на первый взгляд весьма правдоподобные сказки, сетуя на жизнь и прося помощи? Для чего придумал эту идею с браком? И не просто с каким-нибудь своим партнером, которого ей не доводилось видеть никогда в жизни, а с Клэйтоном Паркинсом. Конечно, он ведь уже привык хранить все секреты своего отца и его близкого друга и точно не испортил бы план, отказавшись жениться.
Сегодня утром, когда она собиралась к матери, Джаспер посоветовал ей не верить Ноа столь безоговорочно, так как почувствовал в его словах ложь, но Амелия отнесла это к той части его монолога, где он говорил, что скучал по ней и хочет для нее только добра. Отчего-то ей и в голову не пришло, что Ноа мог лгать о своем финансовом положении. Но что если Оливия была права, и он действительно соврал именно об этом? Как низко он мог упасть, если посмел позволить ей думать, что на самом деле ему нужны деньги, а не Софи?
— Чтобы усыпить нашу бдительнось, чтобы мы не нанимали адвоката и продолжили жить, как жили. И в один прекрасный день твой отец придет и без особого труда заберет у меня Софи, — Оливия тяжело вздохнула, поджимая губы. — А о браке с этим Клэйтоном и думать забудь. Только через мой труп.
— Не очень-то и хотелось, если бы даже ты настаивала, — фыркнула Амелия, закатив глаза.
— Кто такой Клэйтон? — тихо спросила Софи, однако ее вопрос остался без ответа.
Какой еще к черту Клэйтон Паркинс, когда единственный мужчина, кто врывался в ее сны и грезы, как вообще поняла, что такое любовь, это Джаспер Уитлок? Их вчерашний поцелуй не выходил у нее из головы, заставляя ее прятать взгляд от смущения, стоило ей только о нем вспомнить, и она даже не сомневалась, что это происходило далеко не в последний раз. В присутствии Джаспера сдерживать себя было все труднее и труднее, подушечки ее пальцев жгло от желания коснуться его идеально гладкой кожи, провести рукой по сильному торсу, зарыться в его светлые мягкие волосы, поцеловать его губы... Амелия уговаривала себя не торопить события, однако тело, оставленное на столь долгий срок без его любви и ласки, противилось этому жестокому решению, при каждом удобном случае напоминая ей, как сильно она его желает.
— Амелия! Я с тобой разговариваю!
Окрик Оливии выдернул ее из бесконечного потока мыслей о Джаспере, заставляя вернуться с небес на землю и вновь взглянуть на мать. Она моргнула несколько раз, понимая, что снова замечталась о том, чему в ближайшее время не суждено было сбыться. Для того, чтобы броситься в этот омут с головой, сначала нужно было решить все остальные проблемы, как минимум, избавиться от угрозы, исходящей от Виктории, и разобраться с Ноа. А, учитывая тот факт, что она могла еще и забеременеть, ведь маловероятно, обычные контрацептивы служили действенной защитой от сверхъестественной беременности — ребенок-дампир сейчас только все осложнит.
— И я тебя прекрасно слышу, мама. Не нужно на меня кричать, я не глухая.
Ее голос звучал на редкость спокойно, устало даже, и, судя по всему, это заметила не только сама Амелия. Оливия, слегка прищурившись, уставилась на нее так, словно пыталась отыскать в ее глазах ответы на все свои вопросы. Почувствовав два пальца на своем подбородке, поднимающих его вверх, Амелия нахмурилась, не понимая, что Оливия хочет увидеть или услышать. С минуту она смотрела на дочь изучающим взглядом, заставляя ее хмуриться все больше, искренне недоумевая, что хочет от нее мать.
— Ты влюбилась, — она не спрашивала, лишь констатировала факт.
Щеки Амелии снова вспыхнули от одного только воспоминания о вчерашнем поцелуе, который чуть было не перешел во что-то большее, и она поспешила высвободить лицо из крепкой хватки Оливии, уводя взгляд в сторону и стараясь сфокусировать его на потрескавшейся краски на стенах. Ремонт в гостиной не делали уже около десяти лет: ни одна деталь не сдвинулась с места, даже картины, висевшие над камином, все еще продолжали красоваться на той же самой стене. Разве что с их семейных фотографий исчез Ноа: где-то его аккуратно вырезали, а на нескольких снимках до сих пор виднелась половина его лица или часть руки, обнимающая его тогда еще жену или старшую дочь — одним словом, смотреть было совершенно не на что.
— С чего ты это взяла? — только и смогла прошептать она.
— Тебя воспитывала я, Амелия, и, хотя ты считаешь меня отвратительной матерью, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что моя дочь влюбилась. Странный блеск в глазах, румянец на щеках и спокойствие, исходящее от тебя — все это мне напоминает прежнюю тебя. Отправляя тебя в Форкс, я именно этого и хотела, я просила тебя вернуть мне мою дочь, помнишь?
Сделав глубокий вдох, чтобы не сорваться на Оливию в очередной раз, понимая, что и ей сейчас несладко, Амелия кивнула. Конечно, она помнила их последний разговор с матерью перед ее отъездом, когда она умоляла ее «вернуть ей ее дочь». Но она все еще не стала прежней собой и, пожалуй, не будет ею никогда. Двадцатипятилетнему взрослому человеку никак не стать восемнадцатилетним подростком, как не старайся, просто не выйдет, она не сможет просто взять и выбросить весь жизненный опыт, накопившийся у нее за эти годы. Да, Джаспер вернулся, признавшись, что всегда любил ее, и Амелия ему верила с каждым днем все больше, понимая, что сейчас он ей точно не врал: она замечала искреннее раскаяние в его взгляде всякий раз, когда они заговаривали о разлуке, что пришлось пережить, о недоверии, что стеной стояло между ними последние недели, однако ей все еще казалось, что что-то внутри сломалось навсегда.
— Помню, — ответила она. — Но мне больше никогда не стать прежней, и тебе нужно с этим смириться. Слишком много плохого мы пережили, чтобы просто взять и проигнорировать и мои попытки самоубийства, и твое безразличие, и ваш развод, в котором ты без устали винила меня все эти годы. Сейчас я на твоей стороне, потому что мне хочется верить, что из произошедшего мы обе вынесли ценные уроки, и ты не позволишь истории повториться, если вдруг Софи попадет в похожую беду.
— Ты считаешь, что я была тебе плохой матерью?
Амелия покачала головой. Лгать Оливии, говоря, что она была замечательной матерью, ей не хотелось. Но если она и ненавидела кого-то из своих родителей, то это был скорее Ноа, нежели Оливия.
— Ты дала мне возможность получить образование и все же не вышвырнула из дома, как это случилось с Дином, и я всю свою жизнь буду тебе за это благодарна. Но... — она запнулась, стараясь подобрать нужные слова. — Я уже говорила тебе, на этом все. И мое решение не поменялось. Я помогу тебе, но только потому что всем сердцем ненавижу Ноа и люблю Софи.
Поднявшись в свою старую комнату, Амелия устало прислонилась к двери. Почему для простого разговора с собственной матерью ей требовалось столько сил? Вдохнув полной грудью и шумно выдохнув, она прикрыла глаза, стараясь справиться с собственными эмоциями. Ей хотелось высказать ей все, что накопилось за долгие годы, обвинить в очередной раз в том, что ее не было рядом, когда Амелия в ней так нуждалась, но она сдержалась. В комнате была Софи, а детям в таком возрасте уже не стоило становиться свидетелями семейных разборок. Амелии не хотелось, чтобы ее младшая сестра впоследствии страдала из-за ее проблем. В конце концов, у Софи еще был шанс на нормальную семью.
Подойдя к большому платяному шкафу, занимавшему целую стену справа от двери, она, медленно опустившись на корточки, потянула на себя нижнюю полку. Все ее пространство занимала большая бледно-розовая коробка, обтянутая грубой веревкой жуткого болотно-зеленого цвета. Уж это точно не ее рук дело. Красивый розовый цвет портили обуглившиеся края и стенки с некогда красивыми узорами на них и толстый слой пыли, свидетельствовавший о том, что ее уже очень давно никто не вынимал из шкафа. Оливия в тот холодный осенний день сожгла почти все, что было ей, Амелии, дорого, заставив потерять смысл жизни — остались только небольшие угольки, чтобы тлеть в самых потаемных уголках ее души, напоминая о пережитой боли.
От фотографий, на которых когда-то были изображены они с Джаспером — счастливые, до сумасшествия влюбленные, улыбающиеся, глядящие друг на друга так, что становилось ясно любому — это и правда любовь, почти ничего не осталось. То самое чувство, заставляющее людей совершать самые безумные поступки, на которые только был способен человек. Сейчас же на почерневших от огня снимках едва можно было различить их силуэты, но Амелия слишком долго разглядывала их после отъезда Джаспера и сейчас легко могла рассказать историю каждого изображения.
На ее любимом снимке — она спасла его, обжегши собственные пальцы, обуглился лишь только верхний край, затронув лишь вечно зеленые деревья за их спинами — они с Джаспером стояли неподалеку от школы, он обнимал ее за талию со спины, прижимая к себе вплотную и целуя растрепавшиеся от сильного порыва ветра волосы, а сама Амелия счастливо улыбалась, расположив свои руки поверх его и жмурясь от удовольствия, чувствуя ласковое прикосновение его холодных губ. Сейчас казалось, что все это было только вчера, а разлука длиною в семь с половиной лет оказалась лишь жутким сном, настоящим кошмаром, который наконец закончился. Амелия проснулась, а Джаспер находился возле нее все то время, что она спала.
«Вот бы это и правда было так»
Джаспер на фото ничем не отличался от того, кого она видела несколько часов назад в арендованном им доме. Он не повзрослел ни на день, не изменился ни на йоту, хотя Амелия замечала, как при помощи более строгой и официальной одежды темных оттенков Джаспер мог состарить себя на года на три-четыре, но на двадцать пять — почти двадцать шесть — не тянул никак. Амелию беспокоило, что кто-нибудь, еще не забывший Калленов, мог увидеть его в городе и узнать. Ей не хотелось, чтобы у Джаспера были проблемы с законом, тем более по ее вине.
Под несколькими спасенными снимками из сгоревшего фотоальбома лежали спасенные ею от огня подарки Джаспера ей на день рождения, Рождество, День всех влюбленных и первую и единственную годовщину их отношений: браслет с их инициалами, наручные часы, кулон и многое другое. Здесь когда-то находились и ключи от машины, однако родители посчитали, что для всех будет лучше продать ее, в то время как Амелия лежала в больнице в первый раз. Стоит ли говорить, что лучше ей от этого поступка родителей не стало?
— Ты хочешь забрать ее?
Понятия не имея, сколько просидела, разглядывая содержимое коробки, Амелия вздрогнула, когда за спиной раздался тихий голос Софи. К счастью, всего лишь Софи. Она даже представить себе не могла, какую истерику устроила бы их мать, застань она Амелию за рассматриванием фотографий Джаспера и его подарков, а еще наверняка сразу поняла бы, что он вернулся в жизнь ее дочери и потребовала бы объяснений, на которые, как считала Амелия, не имела никакого права. Софи оказалась права, ей действительно очень хотелось забрать отсюда ту малую часть воспоминаний, что осталась у нее, пока Оливия не избавилась еще и от них, провоцируя ее на очередной срыв, которого, возможно, удастся избежать, ведь Джаспер сейчас находился рядом с ней.
— Хочу, — ответила Амелия, аккуратно складывая содержимое коробки к себе в сумку. — Прости, котенок, подарить тебе не могу, это слишком личное.
— Значит ты больше сюда не вернешься никогда? — нижняя губа Софи дрожала, а на глазах, столь похожих на глаза Амелии, выступили слезы, готовые сорваться с ресниц в любую секунду.
«И почему она такая проницательная?»
Глядя на то, как ее любимая младшая сестра вот-вот заплачет, Амелия почувствовала, как у нее и самой в горле встает горький ком. Ей не хотелось оставлять ее, но вернуться в Россленд? Она просто не сможет выносить каждодневные встречи и расспросы старых знакомых, болезненные подколы от тех, кто еще не забыл о ее тяжелом периоде. Понимая, что ее психика просто не выдержит подобных издевательств, она твердо решила уехать из Россленда сразу же, как только решится вопрос с Ноа. Ей оставалось только надеяться, что решится он быстро.
— Я буду здесь, пока мы не уладим вопрос с твоей опекой, а потом... — она замялась, подбирая нужные слова. — Я вернусь обратно в Форкс, но Софи, послушай, для тебя я всегда буду на расстоянии одного звонка. Что бы ни случилось, тебе достаточно будет просто нажать на кнопку в телефоне, и я примчусь даже с другого конца планеты. Ты меня не потеряешь, обещаю.
Почувствовав как детские ручки крепко обнимают ее за шею, Амелия расплылась в улыбке, целуя темные кудряшки младшей сестры. Ей хотелось бы, чтобы у них была полная семья, где друг друга ждут с работы или учебы, а после делятся тем, как прошел день, обсуждают проблемы и дают дельные советы. Семья, где никто не поднимает ни на кого руку и не повышает голоса, семья, где все друг за друга горой и вступятся в любой даже самой незначительной ситуации. Амелия от всей души желала иметь такую семью, но судьба распорядилась иначе.
«Возможно у нас с Джаспером все именно так и будет»
Покачав головой и отгоняя от себя совершенно ненужные сейчас мысли о возможном будущем с Джаспером, Амелия заботливо вытерла слезинки с щечек Софи и поднялась на ноги, чувствуя, как они затекли от неудобной позы.
Пообещав Оливии найти адвоката в ближайшее время, она вышла из дома, вызывая такси. Просить Джаспера приехать за ней было чересчур уж рискованно, поэтому она решила добраться до дома, где они остановились, самой. К счастью, такси нашлось быстрее, чем соседи высунулись из окон, стараясь понять, она ли это приехала к матери или кто-то другой. И упаси Боже их выжившая из ума соседка поймет, что это действительно она...
По дороге Амелия размышляла о том, что ей придется просить помощи у Джаспера в поисках хорошего адвоката, ведь самой ей точно не справиться. В том, что он ей не откажет, Амелия не сомневалась, однако ее смущало, что ей приходится принимать помощи своего бывшего парня, хотя сейчас они и притворялись хорошими друзьями, что получалось из рук вон плохо, учитывая их два поцелуя, почти перешедших в большее, если бы оба вовремя не пришли в себя. Сможет ли разум возобладать над чувствами в третий раз, она понятия не имела, хотя сердце и подсказывало, что отчаянно желает, чтобы разум наконец перестал все портить и дал ему волю делать все, что оно пожелает.
Открыв дверь своим ключом, который Джаспер дал ей вчера, Амелия вошла в просторный коридор, в конце которого располагалась кухня, а две двери вели ванную комнату и одну из спален, хотя сейчас она пустовала, так как Амелия предпочитала оставаться на втором этаже, если была такая возможность. До ее ушей мгновенно донеслись звуки со стороны кухни: звон посуды и шум льющейся из крана воды, заставившие ее нахмуриться. Для чего Джасперу вдруг понадобилась кухня? Он ведь не ест человеческую еду и вряд ли стал бы звать гостей. Или что-то случилось?
— Джаспер? — взволнованно позвала Амелия, но, войдя в кухню, выдохнула, увидев, что причин для беспокойства не было никаких. — Что ты делаешь?
Джаспер стоял возле плиты и что-то готовил с настолько спокойным и расслабленным видом, словно занимался этим каждый день. Не то чтобы она никогда не ела блюда, приготовленные им, однако все это было настолько давно, что ей казалось, что он должен был уже забыть, как это делать. Амелия не учла его сверхъстественную сущность и тот факт, что приобретенные ими навыки не стирались не стирались из памяти ни при каких обстоятельствах. Она ведь сама учила его готовить несколько своих самых любимых блюд, и он внимательно наблюдал за процессом, иногда отвлекая ее и страстно целуя, пока шипение со стороны плиты не отвлекало их, намекая на то, что кто-то может остаться без ужина.
— Как ты относишься к пасте болоньезе?
— Ты ведь не хочешь меня отравить, не так ли? — пошутила Амелия, усмехнувшись и подходя ближе, но не успела она и моргнуть, как Джаспер оказался прямо перед ней, в каких-то жалких трех сантиметрах от ее лица.
Шутить с вампиром, являющимся к тому же Вашим бывшим парнем по совместительству, когда вы находитесь наедине в пустом доме — не самая лучшая идея, если Вы не боитесь последствий, конечно же. Амелия сей момент проигнорировала.
Холодные губы коснулись ее шеи, прямо там, где под тонкой кожей бился пульс, заставив ее задрожать всем телом то ли от волнения, то ли от непреодолимое желания и возбуждения, точно кто-то пустил сквозь ее тела разряд тока. Амелия почувствовала, как его зубы осторожно касаются ее кожи, чуть прикусывая ее, недостаточно сильно, чтобы пронзить кожу и подвергнуть ее жизнь опасности, но для того, чтобы заставить ее сгорать от смущения — вполне. Ситуацию усугублял эмпатия Джаспера, с помощью которой он чувствовал все те эмоции, что вызывают в ней его прикосновения.
— Если бы я хотел тебя убить, милая, я бы выбрал способ поинтереснее, — прошептал он, оставляя влажный поцелуй на ее шее и быстрым шагом отходя обратно к плите.
Подавив в себе желание закатить глаза, Амелия вздохнула, подходя ближе. В конце концов, она сама была виновата в своем положении. Она вчера сама спровоцировала их сближение, попросив остаться в комнате, коснувшись его губ, тем самым позволив ему снова поцеловать ее. И теперь их отношения были настолько запутанными и странными, что она и сама перестала понимать, кем они с Джаспером друг другу приходились. Друзья не целуются, друзья не флиртуют и не испытывают острую нужду друг в друге, друзья не желают друг друга. Но и любовниками они тоже не были — ни один из них не переступал эту тонкую черту, балансируя на краю. Амелия смиренно молчала, не желая начинать эту тему первой.
— Как прошел разговор с мамой? — поинтересовался Джаспер, когда Амелия уже поела, и они просто сидели за столом друг напротив друга.
Эта картина напомнила ей до боли знакомую сцену из собственных снов, до сих пор иногда мучавших ее, где они с Джаспером жили вместе: в доме или квартире, совершенно неважно, и встречались вечером за ужином, обсуждая планы на выходные и рассказывая друг другу, как прошел день. Ему не нужно было быть смертным для этого — достаточно просто быть собой. Они бы делились новостями, смеялись и просто наслаждались присутствием друг друга, но судьба-злодейка распорядилась иначе. Так может теперь она же дает им второй шанс на счастье, желая исправить собственную роковую ошибку?
«Но что если он вновь уйдет?»
— Она сказала, что Ноа обманул меня, сказав, что у него нет денег. Поверить не могу, что поверила в его россказни.
— После твоего ухода я разговаривал с Дженком. Он снова все проверил, но тоже не заметил никаких проблем в бизнесе твоего отца. Напротив, все лучше некуда.
Амелия кивнула, вовсе не удивившись тому, что только что услышала, напротив поражаясь собственной глупости и наивности. Хотя от Ноа она и ожидала всего самого плохого, что может сделать обычный смертный, почему-то накануне даже на миг не засомневалась в его словах. Но для чего тогда он предложил ей брак с Клэйтоном? И что сказал бы, если бы она на него согласилась? Или он был настолько уверен в ее отказе? Неужели ее любовь к Джасперу была настолько очевидна, что даже Ноа смог понять без труда, что сердце его дочери не свободно, пусть и не знал наверняка кем?
— Не понимаю... — протянула Амелия и, осознав, что сказала это вслух, поспешила объяснить свои слова: — Почему тогда он предложил мне выйти замуж за Клэйтона, если и без денег Паркинсов проживет прекрасно, ни в чем себе не отказывая?
— Даже знать не хочу, — мрачно ответил Джаспер, барабаня по столу пальцами. — Возможно он хотел объединить капиталы ваших семей? Знаешь, я не возражал бы против твоего счастья с другим мужчиной, если бы видел, что ты действительно его любишь.
А вот это казалось ей, пожалуй, слишком уж маловероятным. По крайней мере, Амелия сомневалась, что Джаспер не появился бы в последнюю минуту прямо на свадебной церемонии, протянув руку и умоляя уйти с ним. Но она не представляла, что могла полюбить кого-нибудь другого. Сколько бы Ханна с Зои ни отправляли ее на свидания с самыми разными парнями и мужчинами, ни один не смог произвести на нее должного впечатления, не заставил глупой улыбке появиться на лице от мыслей о нем. Любить кого-то, кто не был Джаспером? Наверняка это все же было возможно, однако... За столько лет их разлуки этого ни разу не произошло, и Амелия сомневалась, что ее сердце дрогнет от чужого имени.
— И что, даже не ревновал бы? — лукаво улыбнувшись, спросила Амелия, заранее зная ответ на свой вопрос.
— Ревновал бы, — честно признался Джаспер, и его прямота поразила ее на мгновение. — Но вытерпел бы эти муки ради тебя.
Амелия улыбнулась, а через мгновение и вовсе захихикала, вызывая ответную улыбку у Джаспера, закатившего глаза от ее реакции. Но что она могла поделать? Уж слишком пафосно прозвучали его слова, и тем не менее теперь Амелия знала, что они были абсолютно правдивыми. Джаспер день за днем и раз за разом доказывал ей, что был достоин ее прощения, терпеливо снося все, что бы она ни сделала и ни сказала, приехав в Богом забытый Россленд, оставив семью, нуждавшуюся в нем сейчас, хотя здесь ней вряд ли грозило что-то сверхъстественное, и выполняя все ее просьбы.
— Что ж, в таком случае, я рада, что никому ничего не придется терпеть, — ответила Амелия, а после ловко перевела тему: — Кстати, позволь сказать, что твоя паста болоньезе просто великолепна. Как можно так готовить то, что даже никогда и не пробовал?
— Что я могу сказать, у меня был прекрасный учитель.
Это было так до безумия странно, сидеть с ним за столом и разговаривать, просто общаться на совершенно разные темы, словно они и правда были старыми друзьями. Тем не менее, Амелия почти не испытывала неловкости, отвечая на его флирт, весело смеясь над шутками, и совершенно не думала о том, что принесет ей завтрашний день, какие проблемы создаст Ноа, и что происходило сейчас в Форксе в их отсутствие. Сейчас ей хотелось просто наслаждаться этим мгновением, не беспокоясь о будущем.
— Я займусь поисками адвоката завтра же, — сообщил Джаспер, и только Амелия хотела открыть рот и возразить, как он сразу поднял ладонь, останавливая ее. — Никаких возражений даже слышать не хочу.
Она смиренно кивнула, понимая, что возражать сейчас и правда было совершенно бесполезно — Джаспер просто пропустит ее слова мимо ушей. Да и потом, Амелия знала, что без его помощи в этой ситуации она не справится. На какого адвоката хватит их с матерью денег? И хватит ли вообще? Смогут ли они выиграть дело против Ноа? Она сильно сомневалась, а значит противиться его помощи было очень глупо, хотя она чувствовала себя очень неловко, принимая ее. Какой друг заплатил бы за адвоката такие деньжищи? Амелия помнила, как на днях искала в интернете информацию об адвокатах, способных помочь в их ситуации, не забыла она и того, как у нее глаза полезли на лоб, стоило только увидеть стоимость их услуг. И это были даже не самые известные адвокаты страны.
Часы уже давно пробили полночь, когда она, зевнув три раза и рассмеявшись, поднялась на второй этаж, входя в одну из спален. Огромная двуспальная кровать занимала большую часть пространства, а слева находился платяной шкаф во всю стену с зеркалами в полный рост. Напротив кровати расположился небольшой столик с зеркалом, предназначенный для макияжа и хранения всяких безделушек, которых с собой у нее не было — Амелия взяла с собой лишь одну сумку только с самым необходимым, ведь не собиралась оставаться в Россленде дольше, чем на несколько дней.
Лежа в кровати и отчаянно пытаясь уснуть, она ворочалась с бока на бок битый час, комкая простыни и путаясь в одеяле — было то жарко, то наоборот холодно, и Амелии начинало казаться, что она и вовсе не заснет до утра, а завтра предстанет перед Джаспером с синяками под глазами хуже, чем у голодного вампира. В голову лезли самые разные мысли: от Виктории до отношений Эдварда и Беллы и его лжи, но большую часть занимал мысленный диалог с самой собой, ведь Амелия буквально чувствовала, как ее раздирало на части: с одной стороны она отчаянно хотела дать шанс их отношениям с Джаспером, с другой же панически боялась, что вновь произойдет нечто такое, из-за чего ему придется ее оставить, пусть и не по собственной воле.
Еще больше Амелия боялась того, что так и не сможет забыть о том времени, что провела без него, и эти воспоминания так и будут преследовать ее, отравляя жизнь им обоим.
«Что если я так и не смогу выбросить из головы воспоминания о нашей разлуке, и буду постоянно припоминать ему то, что нам обоим пришлось пережить?»
После долгих размышлений, когда мысли окончательно спутались, становясь одна мрачнее другой, Амелия наконец поднялась с кровати и, выйдя из комнаты, направилась в спальню Джаспера, предполагая, что он мог быть там, чтобы не привлечь ненароком внимание проезжавших мимо людей включенным светом в гостиной посреди ночи, хотя Амелия и сомневалась, что кому-нибудь придет в голову выезжать из города настолько поздно, ведь жили они на самой окраине.
Джаспер действительно нашелся в комнате, которую Амелия про себя окрестила «его спальней». Помещение освещал лишь лунный свет, проникавший в комнату через большое окно, освобожденное от штор, убранных в угол карниза, чтобы не мешались. Взгляд Амелии остановился на Джаспере, сидевшем в кресле возле окна, читая какую-то книгу, чье название она едва ли могла разглядеть с такого расстояния не только в темноте, но и при свете дня. В подобные моменты ей оставалось только завидовать вампирскому зрению, позволявшему идеально видеть и в кромешной тьме, и на огромном расстоянии, хотя вампирская сущность сама по себе ее никогда не привлекала, хотя она и считала свое обращение чем-то неизбежным, ведь будущее без Джаспера казалось ей слишком мрачным.
На Джаспере была надета та же одежда, в которой он несколькими часами раннее сидел с ней за столом — светлые джинсы и бежевая рубашка, однако несколько верхних пуговиц были расстегнуты, что позволяло Амелии, подошедшей ближе, разглядеть усыпанные шрамами-полумесяцами ключицы и основание шеи. Человеческая память хоть и сильно уступала вампирской, но все же Амелии не составляло никакого труда воссоздать перед глазами обнаженное тело Джаспера, и она точно знала, что раньше шрамов было гораздо меньше.
«Как часто его пытались убить за то время, что он провел в Мексике?»
Острая боль и ненависть к Марии пронзили ее сердце раньше, чем Амелия успела вспомнить об эмпатии Джаспера, благодаря которой он без труда читал ее эмоции и знал наверняка, что она сейчас чувствовала. Но что она могла поделать? Разве она могла остаться равнодушной к пережитому им, когда помнила почти наизусть все те ужасы, которые он рассказывал ей о своем пребывании в Мексике в первый раз? Амелия четко помнила, как плескалась боль в его золотисто-карих глазах, как дрожал голос, когда он вспоминал о битвах, в которых сражался и выжил — она знала, что никогда не забудет его страданий.
— Не спится? — захлопывая книгу, спросил Джаспер.
Она покачала головой, собирая всю свою волю в кулак и отрывая взгляд от его тела.
— Не могу заснуть, — вздохнула она, подходя ближе и останавливаясь прямо перед ним. — Слишком много всего навалилось, даже не знаю, за что переживать больше: Ноа, Виктория...
— С Ноа разберется адвокат, с Викторией пока ничего не ясно. Я только что звонил Карлайлу: Виктория действительно появлялась в городе, но на этот раз ей удалось сбежать. Разве что, в Сиэтле участились нападения на людей по ночам. Люди пропадают без вести... — он устало вздохнул, словно нес на своих плечах все проблемы человечества.
— Ты думаешь, это как-то связано с ней?
Джаспер хмуро кивнул, сосредоточенно глядя в окно, словно там вдалеке находились ответы на все его вопросы. Это позволило ей вновь взглянуть на него, не боясь встретиться с пронзительным взглядом его глаз, глядящих на нее так, словно это он обладал даром телепатии, а не Эдвард, и мог читать ее мысли. Амелия не могла не любоваться им, понимая, насколько красивым был Джаспер. За то время, что они учились вместе в школе, она замечала, как старшеклассницы буквально пожирают взглядом Эдварда, совершенно игнорируя Джаспера, и это казалось ей странным, до тех пор, пока он не объяснил ей, что пользуется своим даром, переводя интерес к своей персоне на Эдварда, Элис и остальных. В Форксе ситуация ничем не отличалась от Россленда.
— Вполне вероятно. Если Мария могла собрать армию новорожденных вампиров, так почему Виктории до этого не додуматься?
От одной мысли, что происходящее в Мексике могло повториться и в Форксе, ее всю передернуло. Армия новорожденных вампиров... Сколько минут им потребуется, чтобы вырезать весь город, не прилагая к этому больших усилий? Пять? Десять? И почему ее угораздило приехать в Форкс именно сейчас, когда над городом нависала смертельная опасность?
«Если бы ты не приехала сейчас, то не встретила бы Джаспера»
Тем временем он быстрыми движениями застегивал рубашку, по всей видимости, устав от ее внимательного взгляда, и до ушей Амелии быстрее, чем она успела издать разочарованный вздох, донеслось едва слышное шипение. От ее глаз не укрылось, как Джаспер на мгновение зажмурился, словно испытывая боль. Но вампиры ведь не чувствуют физической боли, не так ли?
— Тебе больно?
— Шрамы от укусов болят некоторое время, — объяснил он, улыбаясь краешком губ. — Скоро пройдет.
Скоро в понимании Джаспера, насколько знала Амелия, означало года два-три, не меньше.
— Мне бесконечно жаль, что тебе пришлось пережить это дважды.
Сократив расстояние между ними, она перехватила его холодные руки, быстро расстегнув первые три пуговицы, чтобы ткань рубашки никак не соприкасалась с его кожей и не причиняла боли. Осторожно дотронувшись до одного из шрамов на его шее, точно касается самого хрупкого на свете стекла, Амелия погладила кожу вокруг, чувствуя, как он замер всем телом, наблюдая за ее действиями. Касаться его тела казалось столь же естественным, как и дышать, словно не прошло семь долгих лет, переполненных болью и тоской, и он всегда находился рядом с ней. Возможно, всему виной была его сверхъстественная сущность и тот факт, что вампиры действительно любят единожды.
— Тебе не противно дотрагиваться до них?
Вскинув брови, ведь ожидала услышать что угодно, но только не подобный вопрос, Амелия решительно и твердо покачала головой. Она знала, настолько деликатной была тема его шрамов, которых он стыдился, видя, что тела его братьев и сестер, а также Карлайла и Эсме, украшает всего один — от обращения. Но ее взгляд, цепляясь за многочисленные шрамы на его руках, шее, плечах, не видел в них уродства. Они были частью Джаспера — только и всего. И, хотя она как никто другой понимала, что любопытство заставляет людей пялиться на шрамы, испытав это на собственном опыте, и знала, насколько неприятно и мерзко должно быть от них, все же пыталась донести до Джаспера, что ничего страшного и уродливого в его шрамах нет. Ее куда больше беспокоил тот факт, что они болели.
— Глупый вампир, — прошептала она, наклоняясь и осторожно касаясь губами одного из шрамов в нескольких сантиметрах от яремной впадины.
На его лице застыло нечитаемое выражение: шок, радость, любовь, желание — все смешалось в одну гремучую смесь. Когда он спроецировал на нее свои эмоции, и она почувствовала ту силу любви и тоски, что он испытывал, Амелия вдруг четко осознала, что сейчас точно не сможет отсюда уйти. Легонько потянув ее за руку, Джаспер опустил ее к себе на колени, обхватывая ладонями тонкую талию, однако давая понять, что она может уйти в любой момент, если захочет все прекратить. Медленно приблизившись, он едва ощутимо прижался к ее теплым губам своими. Длинные пальцы коснулись ее темных волнистых прядей, играя с ними, нежно поглаживая по голове, словно она была хрупкой фарфоровой статуэткой, способной разбиться в любой момент. Улыбнувшись ему в губы, она, не раздумывая и секунды, ответила на поцелуй, вкладывая в него всю любовь, которую испытывала к нему, и, замерев на мгновение, точно не в силах поверить в то, что ощущает, Джаспер углубил поцелуй, забывая о нежности и робости: его язык скользнул ей в рот, заставляя забыться и полностью отдаться чувствам, охватившим ее, точно языки пламени.
Она чувствовала, как он пытался осторожничать, лаская ее и целуя слишком уж аккуратно, Амелия не могла не понимать, насколько сильно он сейчас боялся причинить ей боль, столько лет приближаясь к кому-то настолько близко лишь для того, чтобы убить. Тем не менее Джаспер хотел этого и был возбужден не меньше нее — от сидящей на его коленях Амелии он не смог бы скрыть этого, если бы даже очень захотел.
— Ты уверена? — спросил Джаспер, отстраняясь от ее губ и зарываясь носом в длинные волосы, полной грудью вдыхая ее запах.
— Не поздновато ли ты задаешь этот вопрос? — рассмеялась она, чувствуя холодное дыхание, щекочащее ее шею. — Помнишь, ты спрашивал, смогу ли я когда-нибудь полюбить тебя снова? Мне не нужно стараться полюбить тебя еще раз, Джаспер. Это чувство никогда не покидало меня, мое сердце не впускало ни одного другого мужчину, потому что в нем все эти годы был ты. Я люблю тебя, Джаспер. Никогда не переставала тебя любить.
Где-то на середине ее длинной тирады он отстранился от нее ровно настолько, чтобы смотреть ей в глаза, хотя, учитывая его способости эмпата, в этом не было большой необходимости. Джаспер и так мог чувствовать, даже с закрытыми глазами, лжет она ему или нет. На его лице застыла широкая улыбка, точно у влюбленного подростка, которому впервые признаются в чувствах, а на глаза навернулись слезы. Он бы прослезился, не будь слезы для всех бессмертных большой роскошью, оставшейся в давно забытой человеческой жизни.
«Он действительно подросток, Амелия. Ему всего лишь девятнадцать лет, сколько бы веков ни прошло с обращения, забыла?»
— Ты правда меня прощаешь?
— Я правда тебя прощаю, — ответила она, широко улыбнувшись. — Но только с одним условием: ты больше никогда ничего от меня не станешь скрывать.
Джаспер твердо кивнул головой, сразу же посерьезнев.
— Клянусь, больше никогда. Эми, в тот вечер я сказал тебе все это только потому, что не хотел, чтобы ты меня оплакивала, если со мной вдруг что-то случится. Не хотел подвергать тебя смертельной опасности, если Мария вдруг узнает о тебе, — прошептал Джаспер, нежно обхватив ее лицо. Пронизительный взгляд его потемневших от чувств глаз пропустил сквозь все ее тело разряд тока. — Спасая тебя от гибели от рук сверхъстественных существ, я совершенно позабыл о том, насколько жестокими могут быть простые смертные. Ты была столь чистой, искренней, открытой, столь любящей, что я на мгновение позволил себе забыть, что не все люди такие. Не было ни дня, чтобы я не вспоминал о тебе, желая только одного: выжить в этой чертовой войне и вернуться к тебе. Я очень люблю тебя, малышка. Очень. Ты весь мой мир.
Только когда Джаспер замолчал, она поняла, что разглядеть его лицо ей мешает пелена слез, что заволокла ее глаза, а щеки и вовсе были влажными от соленых дорожек, неприятно стянувших кожу. Холодные губы коснулись ее лица, ласково сцеловывая маленькие слезинки, срывавшиеся с ресниц всякий раз, стоило ей только моргнуть. Ноги затекали от неудобной позы, в которой она провела по ощущениям уже больше пятнадцати минут, но Амелия совершенно не обращала внимания на ноющие конечности, растворяясь в его нежных прикосновениях, насквозь пропитанных любовью.
Ей хотелось пошутить, сказав, что она вообще-то совсем уж не малышка — меньше, чем через полгода, ей исполнялось двадцать шесть, однако что-то внутри воспротивилось подобным шуткам. Амелии не хотелось портить столь идеальный момент. Казалось, они находились в каком-то своеобразном пузыре из собственных чувств и эмоций, не пуская внутрь внешние проблемы, никак не влияющие на происходящее между ними здесь и сейчас.
Потянувшись к его губам, она несмело коснулась их своими, точно неопытная ученица средней школы, только учившаяся целоваться с понравившимся ей парнем. По тому, насколько неловко ей было касаться его тела, можно было ошибочно подумать, что они действительно познакомились только недавно, и уж точно не были знакомы много лет, к тому же целовались и занимались любовью в те ночи, когда ее родители, тогда еще женатые, уезжали в другой город по делам отца или просто к родственникам, забирая с собой Софи и оставляя Амелию одну дома.
Углубив поцелуй, Джаспер легким движением поднял ее на руки, заставляя обхватить себя ногами, и, пройдя через всю комнату, опустил на кровать, нависая сверху. Светлые пряди упали ему на лицо, делая его еще более привлекательным и манящим. Заставляя его наклониться, надавив на плечи, Амелия мгновенно растворилась в чувственном поцелуе, вскружившим ей голову, отдаваясь ему со всей страстью, на которую только была способна. Один поцелуй, да что там поцелуй, одно только касание рук или губ Джаспера выбивало из ее головы все связные мысли, заставляя думать только о нем, желать его, жаждать почувствовать в себе.
Ловко сняв с нее верх от забавной пижамы с нарисованным на ней котенком, он прошелся голодным взглядом по всему ее телу, однако, стоило ему заметить тонкие белые полосы на запястьях, оставшиеся после двух неудачных попыток самоубийства, как голод во взгляде сменила боль. Медленно склонившись над ней, словно боясь спугнуть, Джаспер, обхватив ее запястья большим и указательным пальцем, поднес их к губам, трепетно целуя ее шрамы, не пропуская ни одного миллиметра. Амелия вздрогнула всем телом, а на глаза навернулись слезы от щемящей нежности, вмиг сдавившей ее грудь.
— Мне очень жаль, Эми, — шептал он, попеременно прикасаясь к ее запястьям своими губами, словно пытался стереть шрамы с ее кожи своими поцелуями. — Мне бесконечно жаль, что тебе пришлось пережить это. Прости меня за то, что оставил тебя одну. Я клянусь, я никогда больше так не поступлю.
Джаспер покрывал поцелуями каждый сантиметр ее тела, заставляя мелкую дрожь пробегать по тонкой коже от сводящего с ума желания. Выгибаясь навстречу его губам, ласкающим ее грудь, Амелия тихо стонала, цепляясь пальцами за подушку и хныкая от нетерпения. Почувствовав, как его губы прокладывают влажную дорожку поцелуев по ее животу, опускаясь все ниже и ниже, она замерла всем телом. Что если Джаспер думал, что за эти годы у нее кто-то был? Что если сейчас он ненароком сделает ей больно? Ей совершенно не хотелось портить этот сладостный момент, однако, решив, что лучше все-таки его предупредить, она прошептала:
— Я... У меня никого...
Услышав хриплый тихий смех, она, возмущенно вздохнув, звонко шлепнула его по руке, хотя и знала, что не причинит ему этим боли — для вампиров человеческие удары были еще менее ощутимыми, чем для людей комариные укусы. Он ведь не мог не понимать, насколько тяжело ей было признаваться в этом. И, хотя Джаспер не пытался над ней издеваться, Амелия чувствовала, как предательский румянец проступает на щеках, и рассердилась от этого только еще больше.
— Прости, малышка. Ну же, не злись на меня, — проворковал Джаспер, быстро целуя ее в щеку, хотя уголки его губ все еще подрагивали, так и норовя расплыться в веселой улыбке. — Но я почувствовал это еще с нашей первой встречи на школьной парковке Форкса. Я ведь вампир, забыла?
— Забудешь такое, как же, — фыркнула она, отворачиваясь, однако настойчивое прикосновение его ладони заставило ее взглянуть ему в глаза.
— Если хочешь знать, у меня тоже никого не было с тех самых пор, как мы расстались, — с губ сорвался удивленный вздох. — Ты ведь не думаешь, что я в Мексике с женщинами развлекался, не так ли?
После того, как его пребывание в Мексике перестало быть тайной, Амелия, конечно же, поняла, что у него даже при большом желании не смогло бы найтись время на знакомства с бессмертными женщинами, ведь единственное, о чем он мог думать — это выживание, а после возвращение к привычному образу жизни вампира-вегетарианца. Вряд ли между битвами, убийствами, ранениями и охотой, бесконечной охотой, у него возникло желание переспать с какой-нибудь вампиршей или смертной женщиной.
Однако все эти годы Амелия и правда полагала, что он давно забыл ее, найдя себе другую женщину, может даже и не одну. В конце концов, кто мог отказать такому мужчине?
Отрицательно покачав головой, она вновь прильнула к его губам своими, желая прекратить этот разговор, и их мгновенно закружило в водовороте страсти. Почувствовав его пальцы внизу, там, где она больше всего в нем нуждалась, Амелия заметалась по постели, шепча его имя точно в бреду. С ее языка срывались совершенно бессвязные глупости, но она даже не слышала собственного голоса, дрожа от наслаждения, фейерверком взрывавшегося в ее голове.
Он входил в нее медленно, осторожно: в каждом движении ощущалось его желание сделать хорошо ей, подарить удовольствие, заставить забыть обо всем на свете. Амелия целовала каждый сантиметр его тела, до которого только могла дотянуться, избегая только шрамов, чтобы не причинить ему боли: ни физической, ни моральной. Его медленные ритмичные толчки казались ей сущей пыткой, тем не менее невероятно сладостной, от которой поджимались пальцы на ногах, хриплые низкие стоны возле уха заставляли желать, чтобы этот момент не заканчивался никогда. И если это сон, то она убьет любого, кто разбудит ее.
— Я люблю тебя, Эми, — прошептал Джаспер ей на ушко, когда она уже засыпала, удобно устроившись в его объятиях.
— Я тоже люблю тебя, Джас, — пробормотала она, утыкаясь носом в его плечо и переплетая их пальцы.