Hero_in [Kurt Cobain]

От лица Курта Кобейна

Джо говорил мне, что марки следует держать под языком и потихоньку рассасывать, потом глотать. Одной должно вполне хватить двадцатилетнему здоровому человеку чтобы догнаться, а мне уж и подавно хватит. Однако, если мне захочется достичь абсолютного эффекта, лучше рассасывать её на языке, а не под ним. Рисковать всё же я не стал, поэтому тихонько шевельнул языком и переместил бумажку под него.

Прошло минут десять, прежде чем я её проглотил. Мне очень хотелось поскорей почувствовать что-нибудь, узнать каким будет эффект, какая реакция, поэтому я сразу засёк время и стал ждать волшебных мультфильмов, сидя у окна.

На часах было 12:15, а за окном темно и пасмурно. Луна не освещала землю в ту ночь, а звёзды, как маленькие светильники, не могли прорваться сквозь плотную толщу серых облаков и показать человечеству свои беспорядочные связи с другими звёздами. Ветер качал кроны деревьев из стороны в сторону и срывал с их полуголых веток последнюю листву.

Я задумался. Задумался о том, что поступаю неверно. Мне незачем принимать наркотики. Приступы давно прекратились, а случайные злобные или яростные всплески теперь всегда будут со мной. Никакой наркотик это не устранит и не исправит. Однако, всё же улучшения были, и были довольно существенными. То ли это исчезло само собой, о чём и говорил доктор, то ли это травка помогла, точной причины я не знал, но что я знал точно, так это то, что мне не следовало покупать дурь и уж тем более ЛСД. В любом случае, я понял это уже после того, как закинулся.

Прошло двадцать минут, а я всё ещё ничего не чувствовал. Вокруг всё было тихо и спокойно и меня это абсолютно точно не устраивало, и кажется, ветер был полностью согласен со мной. Его холодное завывание успокаивало мою, вновь разгорячённую от волнений, голову и небрежно ворошило воспоминания подобно уставшему офисному работнику, который ищет ошибку в документах, но никак не может найти, и поэтому каждый лист летит на пол один за другим.

Прошло ещё десять минут, и я всерьёз забеспокоился. Продолжая сидеть у окна, я стал потихоньку клевать носом. Мысли снова собрались в кучу, но теперь уже каждая одолевала мой беспокойный рассудок, каждая пыталась целиком и полностью заполнить голову собой и не оставить свободного места для других.

Внезапно резкий и сильный порыв ветра безжалостно подхватил створку и со злостью швырнул её о стену. Шум за уши вытянул меня из своей головы и заставил посмотреть в окно. Тучи, устрашающе заполонившие небо, сердито смотрели на меня и грозились расправиться со мной и с моей планетой. Кислота по-прежнему не действовала. Я и забыл, что принял и хотел было лечь в постель и заснуть глубоким сном, но створка снова с силой ударилась о стену, а потом, возвращаясь в исходное положение, издала непонятный скрип, похожий скорее на крик, молящий о помощи, отчаянный крик.

Теперь я боялся подойти к окну и поглядеть, что же всё таки происходило на улице. Мне казалось, что если я обернусь, то увижу что-то очень страшное и неприятное , поэтому я забрался на кровать и, накрывшись с головой одеялом, продолжал сидеть спиной к окну. Глаза, давно привыкшие к темноте, разглядывали все предметы, находящиеся в моей комнате. Здесь был старый, обшарпанный комод с выдвижными ящиками и зеркалом, висевшим над ним, справа от двери, расположенной напротив кровати, стоял мой рабочий стол. Ни о каком порядке не могло быть и речи. Груда исписанных листков бумаги валялась среди учебников, для которых у меня не было другого места, карандашей, сигарет, разных вещей, купленных мною по дешёвке, и прочего хлама, которыми занимается ребёнок, едва познавший проблематичность начальной стадии пубертатного периода. Высокий стул с жёсткой, деревянной спинкой страдальчески поскрипывал каждый раз, когда я его задевал, поэтому он почти всегда был вплотную придвинут к столу и затылком наблюдал за мной по ночам. Рядом с окном уютно располагалось кресло, бывшее само по себе вовсе не уютным, а наоборот, старым и расхлябанным. Каждый день я загромождал его своей одеждой, хотя у меня был комод. Я привык к беспорядку, привык к куче несвежей одежды на своём кресле, которая с ежедневно увеличивалась, пока не наступала суббота и мама не забирала её, привык к привлекательному хаосу на письменном столе, привык к незаправленной постели и валяющейся посреди комнаты обуви, привык к тому, что весь этот хлам был не только в моей комнате, но и в голове.

Мне всегда нравилось сидеть в своём потрёпанном кресле в плохую погоду и слушать музыку. В такие моменты я представлял, что сам стою на сцене и пою. Пою громко и проникновенно. Пою так, чтобы наполнить холодные сердца людей чем-то прекрасным и возвышенным, так, чтобы напомнить им о том, что жизнь полна ярких и приятных моментов, от которых они сами убегают и кутаются в объятия темноты. Я хотел, чтобы они перестали бояться всего на свете и шли навстречу солнцу, приветливо слепящему их глаза, хотел, чтобы они верили в себя, хотя я сам не верил.

Мне вдруг очень сильно захотелось посмотреть в зеркало, хотя я прекрасно знал и искренне верил в то, что нельзя смотреться в зеркало ночью. Несмотря на безнадёжное суеверие, доставшееся мне от матери, я привстал и с опаской опустил босые ноги на ничем не покрытый пол, а затем, полностью поднявшись, осторожно подошёл к зеркалу. Непонятно, что я хотел в нём разглядеть, ведь в принципе, сделать это было практически невозможно, однако, я крепко вцепился в комод руками и приблизился к своему отражению. Ветер снова швырнул створку, снова раздался громкий хлопок, затем беспомощный крик, и потом я увидел себя.

Спутавшиеся светлые волосы торчали во все стороны; хорошо знакомые мне, голубые глаза; прямой нос, которым я не переставал шмыгать даже во сне; немного квадратный подбородок и ямка посредине - ничего необычного я не заметил хотя, погодите-ка. На правой щеке, прямо под глазом показалось красное пятно. Не знаю насколько точно я мог определить реальность того, что видел в отражении, ведь в комнате было ужасно темно, но я сумел вполне отчётливо разглядеть это пятно в форме маленькой ракетки для пинг-понга, причём сомнения в его наличии быстро улетучились.

Я почувствовал лёгкое жжение на месте, где по моему предположению находилось пятно. Дотронувшись до этой области пальцами, мне пришлось мгновенно одёрнуть руку, потому что кожа, казалось, в буквальном смысле загорелась от моего прикосновения. Тихое шуршание опавших листьев за окном и жалостливое завывание ветра подгоняли мою кровь, разогревая её словно воду на огне и заставляя её пульсировать с бешеной скоростью и больно ударять меня в лоб. Голову охватил панический жар, а на пальцах было что-то скользкое и тёплое. Я поднёс их к носу, но они ничем не пахли, затем опустил пальцы ко рту и лизнул один. Вкус напомнил мне мамин домашний бульон с курицей и овощами, только на этот раз он оказался слегка пересоленным. Почему-то в моей голове пронеслась очень странная мысль: будто это вовсе не суп, а кровь. КРОВЬ. Не помня себя, я ринулся к выключателю, чтобы убедиться в том, в чём я был абсолютно уверен. Свет, наполнивший комнату, глубоко ранил мою чувствительную сетчатку, и она капризным указанием отправила парочку нервных импульсов к головному мозгу, после чего я с силой зажмурил глаза и более того, прикрыл их ладошкой. Теперь, боль, напоминавшая мне о кровавом пятне блекла на фоне той, что чувствовали мои глаза. Несмотря на это, я всё же вернулся к зеркалу.

К моему удивлению, никакого пятна, как вы уже могли догадаться, не было. Жжение всё же продолжало меня мучить и я снова прикоснулся пальцами к щеке. Холодные подушечки будто остудили мои чувства, притупили восприимчивость не только к огню на коже, но и к яркому свету, что продолжал слепить глаза. Тяжело вздохнув, я выключил свет и лёг обратно в постель.

Ветер продолжал испытывать на прочность деревья, продолжал ворошить и кружить в воздухе мусор, который до этого преспокойно ожидал утра, когда приедет мусоровоз и отвезёт его к собратьям на свалку. Под одеялом же я чувствовал себя в безопасности, но вскоре мне стало жарко, и я откинул его. По "счастливой" случайности изголовье кровати, в которой я спал ночами, вот уже тринадцать с половиной лет, располагалось напротив окна и за все эти годы, мне ни разу не пришла в голову мысль о том, что я мог бы передвинуть кровать в другое место. Сейчас же, я отдал бы всё за то, чтобы так оно и было, но к сожалению мне приходилось лицезреть картину, что каждую минуту писала природа у меня за окном, повергая меня самого в тихий, крадущийся ужас. Живая, трепещущая труппа включающая в себя жалостно танцующие деревья, грустный бэк-вокал ветра и беспечно летающие листья представляли до жути проникновенное исполнение под руководством осени.

Внезапно комнату озарил приглушённый белый свет. Тени быстро пробежались по стенам моей маленькой комнатки, а потом, когда свет погас, улетучились. Я вскочил с кровати и подбежал к окну. Схватившись руками за подоконник, я взглянул на небо. Тучи продолжали сгущаться и угрожающе приближаться ко мне. Однако, ломанные стрелы электрического заряда с энтузиазмом разрезали плотную серую массу облаков, пытаясь их раскрошить, разлучить, остановить. Каждый раз, когда молния освещала мою каморку, я видел как ветер бешено рвал листву с деревьев, как миллион разноцветных листочков летели в неизвестном направлении, будучи неспособными остановиться и представлял людей на их месте.

Следующая вспышка молнии притворилась широким трезубцем с многочисленными маленькими разветвлениями, исходящих от него, и озарила небосвод туманной подсветкой, а потом, задержавшись несколько секунд, исчезла. Почти сразу раздался оглушительный, раскатистый взрыв грома, который неожиданно оглушил меня, а позже, бурча что-то себе под нос, растворился в пространстве. Стало снова темно и тревожно. Несколько минут царило предвещающее бурю спокойствие, но длилось оно недолго. Шум дождя скоро донёсся до моих ушей. Я слышал как капли одна за другой ударяются о крышу дома, стекаются по стенам и падают на землю, размягчая её. Я чувствовал каждую, знал, что она делает и куда бежит, представлял её размеры и местоположение. Шум усилился, и я уже не мог разобрать своих мыслей, просто смотрел в окно и наблюдал за тем, как вода больно падала на землю, будто кто-то с огромного расстояния поливал её из шланга. Ветер не переставал гнуть деревья, а вспышки изящной молнии время от времени перекликались с серьёзными и тяжёлыми раскатами грома.

Я вернулся в кровать. Прохлада октябрьского дождя превратилась в зудящий холод и покрыла все мои голые части тела. Плотно укрывшись одеялом, я продолжал смотреть в окно. Холод не проходил. Бесконечная дрожь снова и снова пробегала по моему телу, а коварные, эгоистичные мурашки не желали отпускать меня, они крепко держались за кожу, как назойливые мухи, что так и норовят ощутить тепло человеческих клеток. Ветер снова играл со створкой, а я думал о том, что трезв как новорождённый младенец, и лежу сейчас в кровати, а в кармане у меня больше нет пятнадцати долларов, что я мог бы потратить их на что-то более реальное. Я думал о том, что меня развели как маленького слепого котёнка, думал о том, что Эр-Джей странный человек, что он странно вёл себя и странно смотрел на меня.

Я вздрогнул, потому что деревянная оконная дверца с особой силой ударилась о стену и тихо прохрипела. Звук этот больше был похож на человеческий голос, но конечно, никто не мог стоять под мои окном в такую погоду и в такое время. Или мог? Преждевременный мороз защекотал мои лодыжки, и я выглянул из-под одеяла. На улице было темно и ничего нельзя было разглядеть. Дождь немного утих, но приглушённый шум всё же теребил молоточек в моём ухе. Очередная вспышка молнии снова озарила пространство вокруг, и я определённо точно увидел силуэт человека. Леденящий ужас медленно прокрадывался к моему сердцу, пока то предательски сдавало свои позиции. Человек был одет в чёрное пальто, а голову прикрывала такая же чёрная широкополая шляпа. Незнакомец стоял недалеко от окна, возле старого, пожелтевшего ясеня, что терпеливо хранил мои детские воспоминания. Свет померк, и всё снова погрузилось во тьму, но перед глазами я продолжал видеть этого странного человека в чёрном, его грустное выражение лица, бледную и морщинистую кожу, длинные и худые руки выглядывающие из-под коротких рукавов пальто, видел как он, слегка опустив голову, медленно, предостерегающе помотал ею.

Я запаниковал. Всё внутри меня резко напряглось и уже не могло расслабиться. Я задержал дыхание и, пролежав некоторое время не дыша, открыл рот, чтобы наполнить лёгкие воздухом. Однако, набрав немного, я отчего-то не позволил ему пройти внутрь, а выдохнул обратно и повторил это ещё раз. Слёзы застряли в глазах, не позволяя мне посмотреть в окно. Губы тихо, но жадно продолжали хватать воздух и выпускать его обратно, я чувствовал себя жалкой, маленькой рыбкой, что выбросило на берег течением, и что так отчаянно хочет жить. Стало невыносимо жарко, я понял что сильно вспотел, но вместо того, чтобы хоть немного выглянуть из-под одеяла, я только плотней в него укутался. Ветер разъярённо рвал и метал всё на своём пути. Почему-то мне представилась злобно ревущая медведица, которую разбудили посреди зимы, и ещё вдобавок забрали мирно посапывающего рядом с ней медвежонка. Дождь снова хлынул с новой, восполненной силой и вновь размеренно затарабанил по крыше и по моей голове.

Я стряхнул слёзы и осторожно выглянул из-под одеяла. Шестое чувство подсказывало мне, что это не конец, что всё только начинается. А что, если этот человек стоит теперь совсем рядом? Может он вплотную подошёл к окну, а может стоит сейчас позади меня, - беспокойные мысли окружили меня и бросались мне в лицо, а затем, проникая сквозь кожу в голову, устраивали там беспечные, дикие пляски. Всё же, я поборол свой страх и поглядел в сторону окна. Тонкая линия света снова показалась в небе, извиваясь и трескаясь, она будто раскалывала небо пополам, освещая всё вокруг, и в окне я увидел незнакомца. Мужчина вплотную приблизился к окну и прислонившись всем телом и лицом к стеклу, постучал по нему пальцами левой руки. Выражение его лица больше всего повергло меня в ужас. Большие чёрные глаза без ресниц и бровей широко распахнулись и безумно глядели на меня. Прямой, длинный нос врезался в гладкую поверхность мокрого стекла, а ноздри нервно вздымались и опускались. Потрескавшиеся губы исказила то ли страшно счастливая, широкая улыбка, то ли отчаянный, беспомощный, немой крик. Они жадно впились в окно, будто пытаясь высосать меня из постели и навсегда запереть меня в желудке своего хозяина. Подобного страха я ранее никогда не испытывал...