𝐮𝐧𝐝𝐞𝐫 𝐭𝐡𝐞 𝐬𝐤𝐢𝐧 ★ 𝘳𝘢𝘧𝘦 𝘤𝘢𝘮𝘦𝘳𝘰𝘯

И каждый новый день как на ножах
По моим венам разливался страх.
Но я не знаю, где моя вина
Ты просто молча смотришь мне в глаза.

Мия проснулась, словно от удара молнии, в шесть часов вечера. Ночной кошмар, сотрясавший ее душу, оставил после себя ощущение ледяного озноба, пробирающего до костей. Мелкая дрожь пробегала по телу, заставляя зубы отбивать тревожную дробь. Кожа, покрытая липким, холодным потом, неприятно зудела, а во рту ощущалась безжизненная пустыня, где каждый глоток воздуха казался колючим песком. Ей отчаянно хотелось пить, не просто утолить физическую жажду, а смыть кошмарный привкус горечи и страха, преследовавший ее уже долгие годы.

Ей вновь приснился тот день. День, ставший зловещей точкой невозврата, разделившей ее жизнь на тусклое "до" и мучительное "после". Годами Мия терзала себя, вонзая в собственное сердце острые осколки вины, твердила, что должна была возненавидеть его. Рэйф... само его имя звучало как проклятие. Он распустил ядовитый слух, словно выпустил в ее жизнь смертоносную гадюку, отравив ее репутацию и растоптав девичью гордость. Но, парадоксально, ее душа, словно завороженная, тянулась к нему. Это была болезненная, противоестественная связь, сотканная из страха и отчаяния, но такая сильная, что пересиливала любой здравый смысл. В этом парне было что-то, что манило ее, нечто скрытое за маской надменности и цинизма, что-то темное и притягательное, что она не могла ни понять, ни объяснить. Его тьма, словно бездонная пропасть, притягивала ее, и, что самое страшное, ей не хотелось сопротивляться, не хотелось быть спасенной. Она чувствовала себя словно зачарованная пленница, обреченная на вечное заточение в его мрачном мире.

Очнувшись, Мия поняла, что проспала почти весь день, провалившись в беспамятство, словно в зыбучие пески забвения. Этот кошмар липкой паутиной опутывал ее сознание, не давая ни сосредоточиться, ни вернуться в реальность. Она чувствовала себя измотанной и разбитой, как старый корабль, переживший жестокий шторм. Но, несмотря на это, она должна была взять себя в руки, отбросить мрачные мысли прочь и собраться на работу. Пляжный бар, как маяк в бурном море, был единственным, что удерживало ее на плаву, единственным местом, где она могла хоть на время забыть о своем прошлом.

С трудом поднявшись с кровати, Мия почувствовала легкое головокружение. Она пошатнулась, ухватившись за край тумбочки, чтобы не упасть. В глазах потемнело, а в ушах зазвенел назойливый звон. Собравшись с силами, она сделала несколько глубоких вдохов и подошла к шкафу, где висело легкое белое платье с кружевными вставками. Тонкая ткань, словно ласковое прикосновение, приятно холодила ее разгоряченную кожу, обещая скорую встречу с освежающим бризом.

Перед зеркалом она увидела отражение своей измученной души. Бледное лицо, обведенное тенями усталости, тусклый взгляд, лишенный былого блеска — она выглядела так, словно потеряла часть себя, словно кто-то вырвал из ее груди кусок сердца. И это было правдой. С возвращением Рэйфа в ее жизнь вернулась и эта потеря, эта зияющая рана, нанесенная много лет назад и так и не затянувшаяся до конца.

С наступлением сумерек Мия вышла на пляж, словно на палубу тонущего корабля. Ноги утопали в теплом, податливом песке, словно в шелковых простынях. Морской бриз ласково трепал ее волосы, унося с собой остатки кошмарных видений. Она шла босиком, позволяя прохладным волнам нежно омывать ее ступни, словно смывая с них груз прожитых лет. Мия двигалась словно во сне, не до конца вернувшись в реальность. Моментами ее сознание прояснялось, и она осознавала, где находится и что ей предстоит делать. Но потом призраки прошлого вновь настигали ее, и она снова погружалась в состояние полузабытья, словно пленница своих воспоминаний. Ее состояние в последнее время было поникшим, словно осенний лист, оторвавшийся от ветки и обреченный на увядание. И это "последнее время" отсчитывалось с того самого дня, когда Рэйф, подобно мрачному предвестнику, вернулся в их тихий прибрежный городок, чтобы вновь посеять хаос и разрушение в ее хрупком мире.

***

Пляжный бар, утопавший в закатном мареве, уже начинал заполняться посетителями. В воздухе витал густой аромат соли, жареной картошки и дешевого пива, смешиваясь с с легким запахом солнцезащитного крема. Тусклые огоньки гирлянд, словно россыпь светлячков, бросали причудливые тени на лица отдыхающих, создавая атмосферу непринужденного веселья и летней беззаботности. Шум прибоя, накатывающего на берег, смешивался с приглушенной музыкой, льющейся из динамиков, и пьяными разговорами, создавая хаотичную симфонию пляжной жизни. Все было как всегда, как тысячи раз до этого.

— А ты в долг не нальешь? — раздался наглый,  знакомый голос, нарушив тишину ее мыслей. Нейт, завсегдатай этого заведения, вальяжно облокотился на стойку, словно чувствовал себя здесь хозяином. Он пытался привлечь внимание Мии уже в который раз, и каждый раз использовал один и тот же прием — навязчивость и дешевый флирт. Его взгляд, наглый и оценивающий, скользил по ее фигуре, задерживаясь на вырезе платья. Он всегда пытался выпросить выпивку бесплатно, используя свой сомнительный шарм и наглость, граничащую с хамством.

Мия вздохнула, отрываясь от своего мрачного настроения. На ее лице появилась натянутая, словно приклеенная, улыбка.

— Извини, Нейт. Но оплата наличкой здесь и сейчас. Правила есть правила. Ты же их прекрасно знаешь. — она старалась говорить спокойно, но в ее голосе звучала усталость и легкое раздражение. Ей не хотелось вступать в перепалку, не хотелось тратить на него свои силы.

Нейт скривился, словно его смертельно оскорбили.

— Вам, девушкам, нужны только деньги. Все с вами понятно. — с показной досадой он полез в карман своих выцветших джинсов и извлек оттуда смятую пачку купюр. Отсчитав десять долларов, он небрежно швырнул их на стойку.

Мия, не в силах сдержаться, ответила колким тоном.

— Как и тебе, нужна от меня только бесплатная выпивка. Однако у меня все только за деньги, как и в других барах. Сходи, поспрашивай, может, где-нибудь нальют даром. Может, — заметишь везде вот такой листочек с цифрами. Это называется «цены». — она иронично кивнула на аккуратно оформленное меню, висевшее над стойкой, где крупными, разборчивыми буквами были указаны цены на каждый напиток.

Нейт, проигнорировав ее сарказм, как будто его слова вообще не задели, схватил свой бокал с ярко-красным коктейлем, напоминающим искусственный закат в стакане, и, прежде чем отвернуться, бросил на прощание кривую ухмылку, словно делал ей одолжение.

— Я бы женился на тебе, но у тебя сложный характер. Ты слишком колючая для меня.

Мия закатила глаза, мысленно благодаря небеса за то, что избавили ее от такого "счастья".

— Спасибо, Нейт. Мне очень приятна твоя откровенность. — она с облегчением спрятала деньги в кассовый аппарат и поспешила вернуться к своему занятию, продолжая просматривать бесконечную ленту интернет-магазинов на своем планшете. Время от времени она отвлекалась на обслуживание посетителей, но ее мысли были далеко, в плену воспоминаний. Она уже неделю безуспешно пыталась найти подходящее платье на предстоящую вечеринку, но ни одно из них не вызывало у нее отклика, не зажигало искорку радости. Все казалось каким-то не тем, каким-то не подходящим для ее нынешнего состояния.

В этот момент за стойкой появилась Ирэна, опаздывающая на свою смену, как всегда, без угрызений совести. Ее лицо сияло довольной улыбкой, а в ее растрепанных волосах запуталась маленькая, перламутровая морская ракушка. Она выглядела так, словно только что вернулась с беззаботной прогулки по берегу.

— Как сегодняшняя смена? — спросила она, даже не потрудившись извиниться за свое опоздание.

Мие было все равно. Она давно привыкла к необязательности Ирэны и не ждала от нее ничего другого. Она не платила ей зарплату, позволяя забирать домой только щедрые чаевые, которые оставляли посетители. Это была своеобразная договоренность, устраивающая обе стороны, позволяющая Мие экономить на зарплате, а Ирэне – иметь хоть какой-то доход.

— Относительно спокойно. Знаешь, типа, без всяких драк, тошноты и кокса. Скучный день... — Мия вздохнула, откладывая планшет в сторону. Она чувствовала себя опустошенной и уставшей, словно из нее выжали все соки. Ей хотелось одного — чтобы этот долгий, мучительный день поскорее закончился и она могла бы вернуться в свою тихую комнату, где ее ждала только одиночество и смутные воспоминания.

— По-моему, ты только что провернула идеальное отшивание века, — промурлыкала Ирэна, прислонившись плечом к барной стойке и с удовольствием наблюдая за тем, как Нейт, понурившись, отступает. В ее глазах, цвета морской волны, искрилось озорство, а губы тронула едва заметная улыбка. Казалось, она была искренне довольна представлением, которое развернулось перед ней.

— В который раз... И боюсь, далеко не в последний, — устало вздохнула Мия, но в ее голосе не было ни капли злости, лишь привычная снисходительность. — Спорим, завтра, как только солнце коснется горизонта, он снова здесь, как ни в чем не бывало, и его первыми словами будут: «Ну, Мия, может, нальешь в долг?» — она нарочито скопировала его хныкающий голос, жалобную интонацию и даже манеру приподнимать бровь, словно страдая от невыносимой несправедливости. Получилось настолько похоже, что Ирэна, не выдержав, расхохоталась, запрокинув голову и обнажив жемчужную россыпь зубов. Ее смех, звонкий и искренний, наполнил небольшое пространство бара, словно лучи солнца, пробивающиеся сквозь тучи.

— Кстати, ты идешь на день рождения Кортни? — внезапно спросила Ирэна, резко сменив тему разговора, словно переключая канал на телевизоре. Переход был настолько неожиданным, что Мия моргнула от удивления.

Мия вскинула брови, озадаченная столь резким поворотом событий.

— Боже мой, Ирэна, дай мне хотя бы секунду, чтобы прийти в себя! Мы только что обсуждали этого бедолагу с его вечными попытками выпросить выпивку, а ты уже планируешь мою светскую жизнь. — она покачала головой, но в ее глазах мелькнул искорка любопытства, словно семя интереса, упавшее в плодородную почву.

Ирэна таинственно улыбнулась, прищурив глаза и склонив голову набок, словно делясь секретом.

— Говорят, что будет грандиозный вечер. Знаешь, из тех, что потом годами вспоминают. Будет что-то... чего редко достанешь в наше время. — она кокетливо подмигнула Мие, словно раскрывая ей какой-то сокровенный секрет, придав своим словам оттенок интриги и тайны, будоражащий воображение. С этими словами она легко и непринужденно отошла от барной стойки, словно бабочка, порхающая с цветка на цветок, оставив Мию в раздумьях, словно перед открытой дверью в неизведанный мир.

Мия, оставшись одна, машинально принялась протирать барную стойку, словно впадая в транс. Она двигалась механически, как запрограммированная кукла, выполняя привычные действия с монотонной точностью. Тряпка, словно послушный инструмент в ее руках, скользила по поверхности дерева, собирая липкие разводы от пролитого пива, сладких коктейлей и прочих радостей нетрезвой публики, возвращая ей первозданный вид. Казалось, что смена, начавшаяся довольно спокойно и рутинно, должна закончиться так же благополучно и предсказуемо, словно жизнь в этом прибрежном баре застыла во времени, повторяясь изо дня в день.

Но тишину и умиротворение, царившие в баре, словно зыбкое марево перед бурей, нарушил внезапный крик, прорезавший воздух, словно ледяной кинжал. В бар, словно его преследовали все демоны ада, с бешеной скоростью ворвался Нейт. Его лицо было искажено гримасой первобытного ужаса, глаза безумно бегали по сторонам, не задерживаясь ни на чем, словно ища спасения, а руки беспорядочно жестикулировали, словно пытаясь остановить надвигающуюся катастрофу. Парень был до чертиков напуган, его тело била крупная дрожь, и он едва мог выговорить хоть слово, словно задыхался от ужаса, сковавшего его горло.

— Там... Там на улице! За баром! Черт... — прохрипел он, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, пытающаяся вдохнуть живительную влагу. Его голос сорвался, превратившись в хриплый шепот, полный отчаяния и страха. — Они... Они же убьют его!

Мия, с трудом сдерживая раздражение, устало вздохнула, стараясь сохранить остатки самообладания.

— Нейт, ну что ты опять несешь? Ты же, наверняка, опять перебрал. — она привыкла к такому поведению парня. После нескольких коктейлей он превращался в неуправляемого буяна, начинал нести всякую чушь, пугать посетителей и приставать к девушкам, превращаясь в ходячее бедствие.

— Мия, я сейчас абсолютно серьезно! — взвыл Нейт, трясясь всем т елом, как осиновый лист на ветру, словно его поразил электрический разряд. — Хоть я и не трезв, но, черт возьми, я знаю, что видел! Вызывай полицию! Там Рэйфа избивают какие-то отморозки с отшиба! — его слова прозвучали, как удар грома среди ясного неба, разрушив хрупкую тишину и заполнив все вокруг тревогой и предчувствием беды.

Мия, словно ее окатили ледяным душем, моментально соскочила со стула, забыв обо всем на свете. Барная стойка, посетители, грязная посуда, все ее планы на спокойный вечер – все это в одно мгновение потеряло всякое значение, словно растворилось в воздухе. В ее голове пронеслись тысячи мыслей, как стая перепуганных птиц, взмывающих в небо, в панике покидая горящий лес. Она похолодела от ужаса, словно ее окутали призрачные объятия смерти, а сердце бешено заколотилось в груди, словно птица, бьющаяся в тесной клетке, стремясь вырваться на свободу. Она с трудом могла поверить в то, что услышала. Рэйф? Избивают? Что происходит? Что она должна делать?

Она выбежала из бара, не раздумывая ни секунды, повинуясь инстинкту, словно запрограммированный робот, движимый неумолимым кодом. В голове пульсировала только одна мысль, одна навязчивая идея, словно горячий уголь, обжигающий ее разум: Рэйф в опасности. И эта мысль, словно сирена, заглушала все остальные, заставляя ее забыть о страхе, о разумных доводах и о собственной безопасности.

Она оказалась на заднем дворе через несколько секунд, словно бежала сквозь сон, словно мир вокруг нее замедлился, превратившись в размытую картину. Сердце бешено колотилось в ушах, заглушая все остальные звуки, словно барабанная дробь, возвещающая о неминуемой беде. Полумрак, окутывающий все вокруг, скрывал очертания происходящего, окутывая его зловещей пеленой тайны. Но даже в тусклом свете луны, пробивающемся сквозь листву деревьев, Мия увидела Рэйфа, лежавшего на песке. Его тело было скрючено в неестественной позе, словно сломанная кукла, а лицо залито багровой кровью, словно он искупался в озере боли. Его глаза были полуприкрыты, словно он боролся с непреодолимым желанием потерять сознание, словно понимал, что если позволит себе заснуть, то уже никогда не проснется.

Три огромных парня с бритыми головами, словно три разъяренных бульдога, и чудовищно накаченными руками и спинами, увенчанными татуировками, зверски избивали его, методично и безжалостно нанося удары по всему телу. Они били его ногами и кулаками, словно превращая в живую мишень, не давая ему даже шанса подняться, словно соревнуясь в жестокости. Рэйф не сопротивлялся, не кричал, не пытался защититься. Он просто лежал, словно безвольная тряпичная кукла, принимая удары судьбы с фаталистичным смирением. У него просто не было сил. Один из них держал пистолет на вытянутой руке, целясь в Рэйфа.

— Эй! Уроды! Я вызвала копов! Они будут здесь через минуту! — Мия, не узнавая собственного голоса, словно это кричала не она, а кто-то другой, более смелый и решительный, выкрикнула эти слова, надеясь, что хоть какой-то звук сможет остановить эту вакханалию насилия, этот чудовищный акт жестокости. Она протянула руку, держа телефон экраном к нападавшим, словно светящийся экран обладал магической силой, способной их остановить, словно он был щитом, защищающим Рэйфа. На самом деле она, конечно же, не звонила в полицию. Это был всего лишь блеф, отчаянная попытка напугать их, заставить отступить, чтобы хоть как-то помочь Рэйфу, чтобы хоть немного облегчить его страдания. Она понимала, что в одиночку не сможет им противостоять, что она всего лишь слабая женщина против трех разъяренных мужчин, но она не могла просто стоять и смотреть, как его убивают.

Мия, чувствуя, как холодный, парализующий страх сковывает ее сердце в ледяные тиски, словно сжимая в кулаке, собрала всю свою волю, всю свою храбрость, все свои остатки самообладания и упрямо вскинула подбородок. Ее колени нещадно дрожали, в животе образовался тугой, болезненный узел, но она знала — проявить слабость сейчас означало подписать смертный приговор.

— Она блефует! — его голос, низкий и утробный, казался эхом, вырвавшимся из самой преисподней. Каждое слово было словно брошенный камень, с хрустом разбивающий тишину и разгоняющий последние лучи надежды. Второй, гораздо моложе, его лицо исказилось растерянностью, в глазах мелькнуло что-то похожее на испуг. Он казался потерянным ребенком, случайно попавшим в логово хищников.

— Если я блефую, — ее голос, вопреки предательскому дрожанию, звучал на удивление спокойно и ровно, хотя внутри все кричало от ужаса, — подождите еще минуту, и сами увидите.

В ее словах не было бравады, лишь отчаянная надежда, замаскированная под угрозу, мольба, утопающая в омуте безысходности. Она молилась, чтобы ее блеф сработал, чтобы ее слова, как щит, оградили их от неминуемой расправы. Она больше всего боялась, что любое проявление страха, любая неверная интонация только подхлестнут их садистскую ярость, что они обрушат на Рэйфа весь свой гнев, умноженный унижением.

Первый громила, тот, что с татуировками, словно высеченными на его теле посланиями из ада, с отвращением сплюнул на песок, словно избавляясь от чего-то омерзительного, что застряло у него в горле, словно выплевывая последние остатки человечности.

— Хер с тобой, — прорычал он, бросая презрительный, полный ненависти взгляд на лежащего на песке Рэйфа. — Скажи спасибо своей красотке, иначе мы бы тебя добили. — в его голосе сквозило неприкрытое злорадство, садистское удовольствие от чужой боли.

Густая, мерзкая слюна, словно плевок в душу, упала на песок в нескольких сантиметрах от головы Рэйфа, словно ставя клеймо унижения на поверженном. Ярость вскипела в груди Мии, обжигая ее изнутри, но она с трудом сдержала этот вулкан эмоций. Она понимала, что любое опрометчивое движение, любое резкое слово может стать спусковым крючком, может обернуться роковой ошибкой.

Резкий, оглушительный рев двигателя, разорвавший тишину надвигающейся ночи, заставил содрогнуться весь пляж. Черный внедорожник, припаркованный неподалеку, словно хищный зверь, притаившийся в засаде, зарычал, выплескивая необузданную энергию, готовую сорваться с цепи. Громилы, словно марионетки, дернутые за невидимые ниточки, в едином порыве запрыгнули внутрь, захлопывая двери с лязгом, от которого по коже пробежали мурашки, словно предчувствие беды. Машина, оставив за собой лишь хаотичный вихрь песчаной пыли, взмывшей в воздух, словно саван, сорвалась с места с такой бешеной скоростью, что казалось, будто она сейчас взлетит в небо. Она умчалась прочь, растворяясь в сгущающихся сумерках, словно призрак, оставив после себя лишь гнетущую тишину и липкое ощущение надвигающейся опасности.

Лишь когда звук удаляющегося мотора окончательно стих вдали, растворившись в ночном воздухе, Мия позволила себе выдохнуть, сбросив с плеч непосильную ношу напряжения. Ее тело била дрожь, крупная и неконтролируемая. Она бросилась к Рэйфу, словно к утопающему, единственному якорю, за который она могла ухватиться.

Кровь, густая, почти черная в сумеречном свете, пульсирующей струйкой стекала по его измученному лицу, словно красные чернила, пишущие историю его боли. Рассеченная губа, распухшая и вывернутая, пульсировала острой, невыносимой болью. Нос был разбит, и каждое дыхание давалось ему с неимоверным трудом, каждый вдох сопровождался хриплым стоном, разрывающим тишину. Он лежал на холодном, сыром песке, беспомощный и сломленный, словно птица с подбитым крылом, неспособная взлететь. Его глаза, полные боли, растерянности и какой-то детской испуганности, смотрели на Мию, и в этом взгляде она видела всю его беззащитность, всю его уязвимость.

Слёзы, горячие и обжигающие, хлынули из глаз Мии, словно поток, прорвавший старую, прогнившую плотину. Она опустилась на колени рядом с ним, осторожно, словно боясь причинить ему еще больше страданий, нежно касаясь его лица дрожащими пальцами. Слёзы падали на его пропитанную кровью майку, оставляя на ней темные, мокрые разводы.

Рэйф смотрел на неё, его взгляд был мутным и расфокусированным, словно он пытался разглядеть ее сквозь пелену боли, сквозь туман отчаяния. Он отчаянно пытался что-то сказать, попытаться успокоить ее, заверить, что все в порядке, но слова застревали у него в горле, не в силах вырваться наружу. Он не мог пошевелиться, каждое малейшее движение отзывалось острой, нестерпимой болью, пронзающей все его тело, от кончиков пальцев до корней волос. Сколько бы еще продолжалось это жестокое избиение, если бы Нейт вовремя не заметил их?

— Ты... ты сможешь встать? — спросила Мия, стараясь говорить как можно спокойнее, скрывая дрожь в голосе, хотя внутри нее бушевал настоящий шторм. — Попробуй, пожалуйста. Тебе нужно лечь... в безопасное место. У меня в баре есть подсобка... Там тихо и спокойно. Ты можешь отдохнуть там...

Она нежно, почти невесомо гладила его руку, пытаясь передать ему немного своей силы, немного своего тепла, немного надежды, хотя сама чувствовала, что ее силы на исходе. Ей нужно было успокоиться, собраться с силами, нужно было помочь ему, любой ценой. Сейчас, в этом хаосе боли и страха, она должна была быть сильной, должна была быть его опорой, должна была стать его спасением.

Взгляд Рэйфа, наполненный тихой, почти безмолвной благодарностью, был подобен свету маяка, пронзающему густую мглу отчаяния. В глубине его измученных, покрасневших глаз теплилась непоколебимая вера, словно новорожденный ребенок, впервые познавший тепло материнской ласки, безоговорочно доверял своей защитнице. Этот взгляд проникал в самое сердце Мии, наполняя ее решимостью и силой. Он не произнес ни слова, но одним лишь медленным морганием дал ей понять, что готов следовать за ней.

Волна нежности и сострадания захлестнула Мию, когда она, стараясь быть максимально осторожной, помогла ему подняться. Она ощутила, как его тело, словно натянутая струна, содрогается от каждой новой волны боли, накатывающей на него словно безжалостное цунами. Она предложила ему свою руку в качестве опоры, став его хрупким, но надежным костылем в этом жестоком мире насилия и несправедливости. Поддерживая его, она невольно ощущала, как его дрожь передается ей, как его мучения отзываются эхом в ее собственном сердце. Они двигались медленно, с предельной осторожностью, почти крадучись, вдоль прохладной, шершавой стены, стараясь не привлекать излишнего внимания немногочисленных посетителей бара, поглощенных своими разговорами, выпивкой и мимолетными развлечениями. Наконец, в полумраке им удалось отыскать неприметную запасную дверь, словно нарочно скрытую от посторонних глаз в глубине этого шумного и суетливого заведения.

Мия, украдкой оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ними, быстро открыла дверь и, нежно подталкивая Рэйфа вперед, провела его в узкий, темный коридор. Торопливо закрыв дверь на замок, она услышала, как щелчок засова в тишине бара прозвучал оглушительно громко, словно выстрел, разрывающий все связи с внешним миром, отрезая их от шума, суеты, любопытных взглядов и назойливых вопросов. Завернув за угол, они оказались в небольшом, мрачном пространстве, ведущем в подсобное помещение. В этом тесном коридоре слабо мерцала тусклая лампочка, отбрасывая причудливые, танцующие тени на неровные стены.

Подсобка оказалась крошечной, тесной комнатушкой, скорее напоминающей чулан или кладовку, чем место для отдыха и уединения. Вдоль одной стены, словно изгнанный из более приличного места, приютился старый, потертый диван, обитый выцветшей, местами порванной тканью, словно впитавшей в себя запахи дешевого пива, пролитого вина, табачного дыма, горького отчаяния и бесчисленных бессонных ночей. Воздух здесь был пропитан пылью, затхлостью и какой-то застарелой, всепроникающей грустью, словно сама комната хранила в себе печальные истории тех, кто когда-то искал здесь убежище от жестокости мира, залечивал душевные раны и пытался найти хоть немного покоя. Это было их временное пристанище, их тайное убежище, место, где можно было на время спрятаться от бушующего, несправедливого мира, перевести дух и залечить физические раны.

Мия, стараясь быть как можно более чуткой и внимательной, помогла Рэйфу лечь на диван. Она заботливо подложила ему под голову свернутую куртку, чтобы хоть немного облегчить его страдания, чтобы его голова не лежала прямо на жесткой, продавленной поверхности. Его лицо исказилось от острой боли, но он мужественно молчал, стиснув зубы и стараясь не издавать ни звука, словно боялся, что его стоны могут причинить ей еще больше беспокойства и страха. Рядом с диваном, на старом, покосившемся столике, с облупившейся краской и многочисленными царапинами, одиноко стояла открытая бутылка с водой. Мия, ощущая, как ее руки дрожат от нервного напряжения, осторожно приподняла его голову и поднесла бутылку к его потрескавшимся, иссохшим губам.

Рэйф, словно боясь причинить себе еще больше боли, аккуратно, медленно сделал несколько маленьких глотков. Вода, прохладная и живительная, словно нектар, немного облегчила его страдания, увлажнила пересохшее горло и принесла долгожданное облегчение. Он откинулся на спинку дивана, медленно закрывая глаза, и на его измученном лице промелькнула едва заметная тень облегчения. Но даже в этом состоянии покоя Мия видела, как все его тело содрогается от скрытой боли, как он сдерживает стоны и вздохи, чтобы не причинить ей еще больше страданий.

— Я сейчас приду, — прошептала Мия, ласково проведя рукой по его взмокшим от пота волосам, отводя их со лба и касаясь его щеки, виня себя за излишнюю нежность. — Мне нужно закрыть бар. Просто немного подожди. Я скоро вернусь.

Мия, оставив Рэйфа в полумраке подсобки, в этой временной обители боли и покоя, вернулась в бар, словно шагнула в другой мир, в иную реальность. Здесь царил привычный хаос и суета, громкая музыка, пьяный смех посетителей, звон стаканов, перемешанные с запахами алкоголя, дешевых сигарет и пота, — все это казалось ей сейчас таким далеким и чужим, словно она наблюдала за происходящим сквозь толстое стекло, как будто все это происходило не с ней, а с кем-то другим.

Ирэна, словно загнанная в угол белка, металась от барной стойки к столикам, едва успевая обслуживать разгоряченных и шумных клиентов. Ее темные волосы, обычно аккуратно собранные в элегантный пучок, растрепались и хаотично прилипли к потному лбу, а лицо пылало от жары, усталости и раздражения. В ее глазах, казалось, читалось отчаяние, смешанное с желанием поскорее закончить этот безумный день и сбежать домой, чтобы наконец-то обрести долгожданный покой и тишину.

— Ирэна, мы закрываемся, — сказала Мия, подойдя к ней и осторожно похлопав по дрожащему плечу. Ее голос звучал тихо, немного отстраненно и как-то обреченно.

Ирэна, словно обессиленная марионетка, внезапно остановилась, так и не донеся два полных стакана пива до столика с нетерпеливыми клиентами. В ее глазах мелькнуло искреннее удивление, смешанное с огромным облегчением, словно ей только что сообщили о долгожданном освобождении из заточения.

— Почему? — переспросила она, с трудом переводя дыхание и вопросительно глядя на Мию.

— По личным обстоятельствам, — уклончиво ответила Мия, стараясь не вдаваться в подробности, не раскрывать свою страшную тайну. — Ты сегодня просто отлично поработала. Ты заслужила отдых. Иди домой, Ирэна. Отдохни как следует. Наберись сил.

В глазах Ирэны засияла искренняя, неподдельная благодарность.

— Я поняла тебя, спасибо, — ответила она, устало улыбнувшись и опустив взгляд. — Кстати, к тебе твои друзья пришли. Вон там, за столиком сидят.

Мия, чувствуя, как тревога все сильнее сжимает ее сердце, бросила взгляд в указанном направлении.

— Хорошо, — ответила она, стараясь скрыть свое волнение и не выдать свою тайну. Ей срочно нужно было придумать правдоподобную историю, чтобы объяснить друзьям, почему она так рано закрывает бар, почему она такая взволнованная, рассеянная и нервная.

— И кстати... — немного неуверенно начала Ирэна, запинаясь и опуская глаза. — Я могу сейчас забрать всю выручку себе?

Мия, не задумываясь ни на секунду, кивнула, ощущая, как чувство вины обрушивается на нее тяжелым грузом. Она чувствовала себя неловко за то, что не может быть до конца честной с Ирэной, за то, что вынуждена скрывать от нее правду.

— Конечно, Ирэна, — ответила она, стараясь говорить как можно более убедительно и искренне. — Иди домой и отдохни. Ты это заслужила. Ты заработала эти деньги.

Мия проводила Ирэну взглядом, пока та, счастливая и уставшая, не вышла за дверь, словно растворилась в вечерней темноте, оставив Мию один на один со своими страхами и переживаниями. Теперь ей предстояло разобраться с друзьями, убедить их в своей лжи, скрыть от них правду о том, что произошло.

Она глубоко вздохнула, собрала всю свою волю в кулак, на тянула на лицо фальшивую, неестественную улыбку и, стараясь казаться как можно более непринужденной и беззаботной, направилась к столику, за которым сидели Джей Джей, Джон Би и Сара. Они, увидев ее, радостно повскакивали с мест и по очереди обняли девушку, выказывая свою радость от встречи и не подозревая, что скрывается за ее маской.

— Пойдешь с нами к океану? — с энтузиазмом и озорным блеском в глазах спросил Джон Би. — Поплаваем перед сном? Луна сегодня просто волшебная! Будет здорово!

Мия на мгновение замялась, колеблясь и разрываясь между долгом и желанием. Ей отчаянно хотелось пойти с ними, сбросить с плеч груз ответственности, хотя бы ненадолго забыть обо всех своих проблемах, окунуться в беззаботный мир юности и свободы, почувствовать вкус соленой воды на губах и ощутить прохладу ночного бриза на своей коже. Но она понимала, что сейчас это невозможно, что она не может позволить себе эту роскошь. Рэйф нуждался в ее помощи, он был ранен, избит и беспомощен, и она не могла бросить его.

— Ребят... — виновато сказала Мия, изображая на лице гримасу страдания и делая вид, что ее мучает невыносимая головная боль. — У меня ужасно болит голова. Я, наверное, пойду домой. Мне нужно отдохнуть.

— Все нормально? — с искренним беспокойством в голосе спросила Сара, прищурившись и внимательно глядя на Мию. — Есть повод для волнения? Может, что-то случилось? Ты какая-то бледная.

— Нет, что ты... — Мия, чувствуя, как ее лицо заливает краска, отвела взгляд в сторону барной стойки, пряча его от Сары, стараясь скрыть свою тревогу и не выдать свой секрет. За этой стеной, в тесной, темной подсобке, лежал на старом, продавленном диване ее избитый, страдающий брат. – Просто я очень устала за сегодняшний вечер. Наверное, переутомилась. Может быть, встретимся завтра? Обязательно сходим поплавать. Я вам обещаю.

— Да, конечно, без проблем, — понимающе ответила Сара, обнимая Мию на прощание. — До встречи, Мия. Отдыхай хорошенько. Если что, звони.

Мия проводила друзей взглядом, пока они не вышли из бара и не скрылись в ночной темноте, оставив ее одну на один со своими страхами и переживаниями. Она чувствовала себя виноватой за то, что обманывает их, за то, что не может рассказать им правду.

Она терпеливо подождала, пока бар покинет последний посетитель, а затем, не теряя ни секунды, быстро перевернула вывеску, чтобы с улицы было видно "закрыто", заперла дверь на ключ и, охваченная нарастающим беспокойством, сорвалась с места и побежала к подсобке. Каждый ее шаг отдавался эхом в пустом, молчаливом баре, каждый звук усиливал ее тревогу за Рэйфа. Ей не терпелось узнать, как он себя чувствует, убедиться, что ему стало хоть немного лучше, нужно было снова увидеть его живым и невредимым, почувствовать, что она не одна в этом кошмаре.

Мия вошла в подсобку, словно ступая в храм, где исповедовали лишь боль и молчание. В затхлом полумраке, пропитанном запахом дешевого кофе и отчаяния, она искала взглядом Рэйфа, пытаясь уловить в его лице хотя бы отблеск жизни, намек на то, что он еще не сломлен. Комната была тесной, почти клаустрофобской, и каждый ее шаг отдавался в голове эхом невысказанных слов. Она осторожно присела на краешек обшарпанного дивана, опасаясь своим весом потревожить его израненную тишину. Старые пружины, словно скрипучий хор воспоминаний, протестующе застонали под ее прикосновением.

Внутри нее боролись два порыва: броситься к нему, обнять, передать хоть немного своего тепла, или замереть на месте, словно статуя, осознавая пропасть, разделяющую их. Инстинктивно, она протянула руку к его руке, желая прикоснуться к его боли, разделить ее с ним. Но в последний момент, словно невидимая стена, возникшая между ними, опалила ее руку. Она отдернула ее, словно коснулась раскаленного добела металла. Нельзя. Это было запретным плодом, манящим и смертельно опасным.

Да, ее сердце, как и много лет назад, безоговорочно принадлежало ему. С самой юности, с тех пор, как их детские голоса звенели над прибрежным песком, когда они, босые, строили зыбкие замки, обреченные на поглощение волнами, она любила Рэйфа. Любила с наивной, безрассудной преданностью, не знающей границ. Но теперь ее любовь, как птица, запуталась в сетях страха. Страх сковывал ее движения, не давая сделать шаг вперед, в объятия его боли. Она отчетливо помнила тот роковой день, день, когда небо над их миром померкло, день, который воздвиг между ними неприступную стену из вины и сожалений, стену, которую она казалась не в силах преодолеть.

— Я не должен сейчас здесь быть, — прохрипел Рэйф, словно каждое слово давалось ему с неимоверным усилием, словно вырывалось из самого пекла его израненной души. Его голос был слабым и хриплым, как шепот ветра, затерявшийся в густых зарослях печали. Он не смотрел на нее.

— Но и дома в таком виде тебя никто не должен видеть, — возразила Мия, стараясь придать своему голосу уверенность, хотя внутри нее бушевал ураган противоречивых эмоций, сбивая ее с толку. — Оставайся здесь на ночь. Я оставлю тебе ключи, утром просто закроешь дверь, и все. Никто ничего не узнает. Это будет наш секрет.

— Тебя тоже не должно быть здесь, — упрямо повторил Рэйф, с трудом поворачивая голову в ее сторону. В его глазах, затуманенных болью и отчаянием, мелькнула тень заботы, смешанная с какой-то мрачной обреченностью. Он был как раненый зверь, пытающийся оттолкнуть от себя тех, кто желает ему помочь.

— Я здесь работаю, — напомнила Мия, стараясь придать своему голосу твердость, хотя ее сердце, как загнанный зверек, бешено колотилось в груди. Каждое его слово, каждое движение причиняло ей почти физическую боль.

— Тебя не должно быть со мной, — Рэйф, словно пытаясь избавиться от невыносимой тяжести, приложил дрожащие руки к своему измученному лицу и вытер рукавом грязной майки запекшуюся кровь с губ. Его лицо было изрезано ссадинами и кровоподтеками, словно карта прожитой боли.

Мия почувствовала, как ее сердце болезненно сжимается от этих слов, словно кто-то сжал его в ледяном кулаке. Она понимала, что он имеет в виду, что их отношения невозможны, что они обречены на страдания, что он пытается защитить ее от себя. Но ей было больно это слышать, больно осознавать, что все ее усилия напрасны, что ее любовь, как ненужный хлам, отбрасывается в сторону.

— Я знаю, — тихо ответила Мия, стараясь скрыть свою обиду и разочарование за маской безразличия. — Я уже собиралась уходить.

Мия резко поднялась с дивана и, стараясь не смотреть на Рэйфа, направилась к двери. В тесной комнатушке ее движения казались неуклюжими и скованными, словно она шла по минному полю. В душе бушевал ураган противоречивых чувств: сочувствие, обида, страх, любовь. С одной стороны, она понимала, что он прав, что их пути давно разошлись, что им не суждено быть вместе, что они обречены на одиночество. Но с другой стороны, ей было обидно, что он не ценит ее заботу, ее преданность, ее готовность быть рядом, не смотря ни на что. Она только что спасла его от неминуемой опасности, когда он мог бы и по сей час валяться на холодном песке, избитый и беспомощный, брошенный на произвол судьбы. Ей было обидно до безумия, до жгучей боли в сердце, до слез, подступающих к горлу.

— Не говори Саре, что ты был здесь, — попросила Мия, не оборачиваясь. Ее спина, казалось, излучала холодную отчужденность. — Что это я тебя сюда привела. Не хочу, чтобы она знала.

— Ну конечно... — устало рассмеялся Рэйф, в его голосе сквозило разочарование, безысходность и какая-то горькая насмешка над самим собой. — Не рассказывать Саре. Как будто это что-то изменит. Как будто это имеет какое-то значение... Все это — бессмысленно.

Мия замерла на пороге, чувствуя, как слова Рэйфа бьют ее, словно плетью. Она сделала глубокий вдох, стараясь унять дрожь в голосе, и, не прощаясь, вышла из подсобки, оставив Рэйфа наедине со своей болью и отчаянием. За дверью она прислонилась спиной к стене, чувствуя, как по щекам невольно покатились слезы, смешиваясь с соленым привкусом обиды. В этот момент она чувствовала себя такой же сломанной и беспомощной, как и Рэйф, лежащий в темной подсобке на старом, скрипучем диване. Их прошлое, как тяжелый якорь, тянуло их на дно, лишая надежды на будущее.

Надвигалась полночь, и улица, окутанная сумраком, казалась продолжением ее израненной души. Мия стояла, прислонившись спиной к шершавой стене бара, словно ища укрытие от бушующей внутри бури. Слезы, как горькие жемчужины, катились по ее щекам, оставляя влажные дорожки на бледной коже. В голове боролись два пути, два кошмарных выбора, каждый из которых сулил лишь новую порцию боли.

Один вел домой, в тишину одиночества, где можно было залечить душевные раны, хоть и ценой бесконечной пустоты. Другой манил назад, сквозь распахнутые двери бара, к нему, к парню, который годами держал ее на эмоциональном поводке, то приближая, то отталкивая, словно играя с беспомощной куклой. К тому, кто не просто разбил ее сердце, а безжалостно растоптал самые светлые чувства, совершив предательство, от которого до сих пор кровь стыла в жилах.

Логика шептала о самосохранении, о необходимости разорвать порочный круг страданий. Но сердце, упрямое и непокорное, тянулось к нему, как мотылек к смертоносному пламени. В отравленном сумраке ее разума забрезжила мысль, безумная, абсурдная, но такая притягательная. Самым правильным решением, единственным способом обрести хоть какое-то подобие покоя, было вернуться... на тот старый, скрипучий диван, где прошлое сплеталось с настоящим, а надежда соседствовала с отчаянием.

тгк: посиделки с сашей 🩷