5
Гелия не выглядела прямо очень красиво, ни по меркам людей, ни по меркам монстров. Она, скорее, просто была привлекательной. Я не мог назвать еще кого-то, кто мог бы очень точно подойти под это слово. Ее красота скрывалась за бесформенной и невзрачной одеждой, не очень хорошими манерами. Но я не просто так сижу в ее гардеробной. Могу предположить, что Гелию я знаю лучше, чем ее собственные родители.
Ее обнаженная фигура, не скрою, манила к себе. Иногда, после сна, она потягивалась, прогибаясь в спине, опираясь ладонями в низ одной из больших полок, и скребла ноготками по поверхности. Эта привычка была для меня странной, но я также находил ее необычной и забавной.
Гелия спала, обнимаясь с большим длинным бело-синим котом и маленьким медвежонком, одетым в мягкий черный цилиндр и галстук-бабочку. Если я не хотел спать (даже если и хотел), я мог тихо-тихо, бесшумно подойти к кровати и мельком осматривать спящего человека. Я заметил, как девушка просыпается от звуков или пристального взгляда. Вообще-то, уши и правда являлись ее чувствительным местом.
Я смотрел на ее умиротворенное лицо. Ее челюсти были расслаблены, она посапывала во сне. Гелия выглядела беззащитной и слабой. Я мог бы убить ее мгновенно... Но, конечно, я не хотел этого. Мои желания уже поменялись.
Я хотел обнять эту девушку, примоститься к ней, быть вместо кота ее игрушкой для объятий. Я хотел провести своими пальцами по ее телу, ощутить человека на эстетическом уровне.
Как я уже говорил, Гелия не являлась идеалом красоты, хоть и была привлекательна. Она не наносила макияж, все недостатки не скрывались ею. От этого она казалась мне еще прекрасней. Когда она снимала с себя одежду, я глядел на нее и фантазировал о том, что это я снимаю с девушки вещи. Временами я закрываю глазницы и мысленно раздеваю человека, не торопясь, смакуя момент.
Меня начал возбуждать ее запах. Раньше я чувствовал такое, когда начинал охоту на людей. Сейчас я завожусь с мыслью, как она вкусно пахнет. Ее биологический запах, не перебитый духами и прочими средствами, был просто шикарен. Я мог бы вдыхать его вечно. Я мог бы дышать им вместо кислорода.
Однако Гелия мылась, и тогда запах исчезал. Я становился немного раздражительным, но не злым. Постепенно я успокаивался и подавлял свои желания.
Такие ночи, полные липкой, грешной свободы, я и называю жаркими. Если бы Гелия спала крепче, я бы не церемонился и шарился своими руками по всему ее телу. В Подземелье давно не падали люди, я уже и забыл, какого это: дотрагиваться до человека.
У меня не было магии на Поверхности, но я ощущал это жгучее чувство, идущее прямо из недр моей души. Я могу поклясться, что если бы я прожил еще неделю в комнате Гелии, то правда смог бы выпустить магию из себя.
К счастью (или к сожалению?) я снова оказался у себя в комнате. Запаха девушки не было и в помине. Зато вкусно пахло едой. Да, за эти дни я успел проголодаться. Я рад, что голод вызван не человеком, а обычным овощами.
Я посмотрел на себя и заметил, как излишки магии (будто у меня этой самой магии много!) вытекали из моей души. Я вздохнул. Прошло много времени с тех пор, как я последний раз испытывал такие чувства.
У меня теперь есть еще несколько дней, чтобы успокоиться и переварить ситуацию. Многие вещи изменились в моем сознании, и я должен был разобраться во всем этом.
***
Она уехала.
Я проснулся, развернулся, чтобы посмотреть, как обычно, за штору, и никого не увидел. Подумал, что она уже ушла, и скоро вернется. Однако, на улице не было слышно ее голоса, она не ругалась на брата, да и мелодии и песни не звучали в доме.
Я прождал Гелию до вечера, до самой ночи, но она так и не вернулась в комнату. Первое время я не волновался вовсе. Мало ли, что приходит людям в голову? Но чем темнее становилось за окном, тем беспокойнее я был.
А на следующий день я услышал ее голос, словно сквозь толщу воды. Я на миг испугался, что снова поехал черепушкой. К счастью, говорящая Гелия не была плодом моего воображения. Так как родители девушки редко поднимались наверх, я мог спокойно (хоть и осторожно) бродить по комнате, и даже спускаться по лестнице, если веду себя достаточно тихо. И вот, опустившись на несколько ступенек, я услышал, как голос Гелии стал громче. Оказывается, она говорила на громкой связи по телефону со своим младшим братом.
Такие звонки, кстати, стали появляться все чаще и чаще, и, как я смог понять из услышанного, Гелия и Даниил могли при разговоре видеть друг друга. Очень удобно общаться таким образом, подумал я тогда. Будь у Альфис мозги, возможно, она бы придумала что-то подобное... Но предать весь народ и пустить меня в расход, как пушечное мясо... Я сжал кулаки в порыве неконтролируемого гнева. Меня отвлекли шаги людей внизу, и я поспешил наверх.
Я до такой степени обнаглел, что засыпал у Гелии на кровати. Хоть постельного белья там не было, я чувствовал мягкость и уют. Жаль только, что камин больше никто не включал. Приходилось также наедаться перед попаданием в мир людей. Я не мог пойти вниз, чтобы съесть хоть ложку еды, приготовленной матерью человека. Иногда я посматривал на черепаху и рыбок, но постоянно воздерживался. Я не хотел разрушить свои надежды на будущее без безумства. Я не хотел разочаровывать Гелию своим поведением. Я хотел быть, как ни странно, хорошим скелетом для нее, пусть девушка и не знает о моем существовании.
Постепенно мне стало очень тягостно от того, что я начинаю забывать ее лицо. Я понимал, что неправильно испытывать хоть какие-то добрые чувства к человеку. Люди нас не раз предали, а я все равно тянусь к единице этого вида.
Я должен был остыть. Эмоции и чувства, что захватили меня, необходимо было сдерживать, особенно... в Сноудине. Вряд ли я могу назвать город домом.
Раньше так и было, и до сих пор атмосфера снежного города теплится в моем сердце. Но комната Гелии такая... Что ж, она и стала моим домом. Я уже не различал, где сон, а где явь. И Поверхность, и Подземелье одинаково были реалистичными до боли. Я разрывался между Папсом и человеком. А такой выбор мне не нужен. Я не хочу сомневаться в том, чтобы выбрать своего брата.
А через несколько недель, когда выпал снег и покрыл землю Поверхности, я понял, что больше мне нет смысла оставаться в людской комнате. Я стал мягкотелым, сентиментальным, слишком чувственным, совсем не похожим на того монстра, живущего в Сноудине. Я взял максимум знаний, умений и ресурсов с Поверхности, чтобы улучшить жизнь в Подземелье. Я по-новому взглянул на ситуацию монстров и людей, смог заново горячо полюбить, так же внезапно успокоиться и отпустить ее. За эти жалкие дни я узнал и прочувствовал так много, как я не ощущал себя за всю свою никчемную жизнь.
Наверное, я так и не проведу Гелию по Вотерфоллу, не отмечу с ней Рождество и не познакомлюсь с ней вообще. Однако почему-то я уверен, что этого и не надо. Гелия в другом городе, у нее своя жизнь и свои заботы...
С этими мыслями я проснулся у себя в комнате и сладко потянулся. За окном, как и на Поверхности, шел снег. Я улыбнулся, позволив приятным эмоциям наполнить мою душу. Мысленно поблагодарив человеческий мир, я поднялся с кровати и открыл дверь.
Перед глазницами пронеслись лето, несколько дней осени, лицо девушки, голос ее невыносимого временами брата и огонь камина. Вздохнув, я шагнул за порог, разом отметя все, что только что вспомнил.
Я не забыл, о нет. Но именно эти воспоминания я достаю из черепа редко, дорожа ими больше жизни.
А жизнь налаживается. По крайней мере, в Сноудине точно. И мне нечего больше добавить. Раса монстров наконец поднимается с колен.