Глава 40 Ужасное решение
Лицо Данила было мертвенно бледным. Он стоял в коридоре, не ощущая под собой ног. Голоса врачей давно стихли, оставив после себя лишь звенящую тишину и одно-единственное воспоминание, слова доктора, которые теперь навязчиво звучали в его голове, словно заезженная пластинка. Сердечная недостаточность. Операция. Донор.
Голова ныла, виски сдавливало, а во рту пересохло так, будто он несколько часов пробыл под палящим солнцем. Данил машинально сглотнул, но ком в горле не исчез. В ушах стоял глухой гул, и в какой-то момент он просто сорвался с места, почти бегом направившись в палату.
Илья сидел рядом с Аидой, что-то рассказывал ей, жестикулируя и отчаянно пытаясь её развеселить. Она смеялась, её глаза сияли, как будто на секунду можно было забыть, что произошло всего несколько часов назад.
Когда дверь резко открылась, оба рефлекторно повернулись в его сторону. Данил влетел в палату, едва не сбив с ног проходящую мимо медсестру. Дыхание было сбивчивым, а губы побелели.
Аида смотрела на него, по-прежнему улыбаясь.
— О, Дань, ты как-то… странно выглядишь, — сказала она с лёгким смешком, но тут же нахмурилась, заметив его выражение лица. — Что-то случилось?
Илья тоже почувствовал, что что-то не так. Весь его настрой исчез, сменившись напряжённым ожиданием.
Данил не сразу нашёл в себе силы заговорить. Подойдя к кровати, он тяжело сел на край, а его пальцы слегка подрагивали. Он почувствовал, как Илья внимательно на него смотрит, но не мог на него отвлекаться впереди было самое сложное.
Он взял Аиду за руку, переплетая пальцы с её тонкими, едва ощутимыми. Вторая её рука всё ещё была в ладонях Ильи, который теперь молчал, будто чувствовал, что разговор не сулит ничего хорошего.
— Аид, нам нужно поговорить, — голос Данила звучал хрипло.
Она осторожно кивнула.
— Доктор сказал, что у тебя… — он сжал зубы, преодолевая болезненное сопротивление, — сердечная недостаточность.
Аида замерла.
— Ч-что?
— Она развилась из-за прежних проблем со здоровьем. Это не просто симптомы, не просто слабость — это серьёзно. У тебя будет ухудшаться состояние. Приступы, боли… Если ничего не предпринять, твое сердце может не выдержать.
Глаза Аиды расширились, а губы дрогнули.
— Но… но я ведь уже пережила операцию…
— Это другая проблема, — Данил прикрыл глаза, берясь за голову. — Сейчас есть два варианта. Либо ты начинаешь пить лекарства, но они не гарантируют, что ты долго продержишься… либо…
Он сделал глубокий вдох.
— Либо пересадка сердца.
Илья резко посмотрел на него, будто не ожидал, что тот скажет это вслух.
Аида вытащила руку из его ладони.
— Пересадка… — повторила она едва слышно.
Данил кивнул.
— Но… но это ведь… Это же сложно, да? — её голос дрожал.
— Да. Найти донора сложно. Это долгий процесс. Врачи должны подобрать группу крови, размер, совместимость… Всё это может занять месяцы, годы… Я не знаю, сколько у нас есть времени, но… — он сжал губы в тонкую линию. — Я не хочу тебя терять.
Аида стиснула простыню в руках.
— Но без операции я умру быстрее, да?
— Да, — тихо ответил он.
Она опустила голову, вцепившись в ткань, будто в последний островок реальности.
— В детстве… — начала она, едва слышно. — Я мечтала заболеть чем-то смертельным. Думала, что тогда меня будут любить… Но сейчас я боюсь. Я не знаю, что будет после. Я… я хотела умереть на крыше. Мне было всё равно. Но теперь… Теперь я боюсь.
Она посмотрела на Данила глазами, полными ужаса.
— Даня… Я не знаю, что делать. Я не могу выбрать.
Он погладил её по плечу.
— Тогда я выберу за тебя. Я найду выход. Я обещаю.
На следующее утро Данила не было.
Илья пробыл с Аидой всю ночь, не смыкая глаз. Она знала, что он пытался скрыть своё беспокойство, но это было невозможно — в его движениях чувствовалась напряжённость, а в глазах читалось тревожное ожидание.
Когда в палату постучали, они оба насторожились. Это был врач.
— У нас есть донорское сердце, — сказал он, и Аида почувствовала, как её собственное сердце болезненно сжалось.
Аида чувствовала, как холодная кушетка больно врезается в её спину. Белый свет бил в глаза, делая всё вокруг размытым, словно сон, от которого невозможно проснуться. Тело дрожало. Она слышала приглушённые голоса врачей, шорох латексных перчаток, звон инструментов. Где-то неподалёку пищал монитор, отслеживающий её сердцебиение.
Но всё это стало неважным в тот момент, когда её взгляд зацепился за другую кушетку.
Она замерла.
— Н-нет…
Сначала это было тихое, едва слышное слово, скорее даже выдох. Она не сразу поняла, что смотрит на него — на Данила. Он лежал на соседнем столе. Без сознания. Одетый в больничную рубашку. Его грудная клетка была уже разрезана.
— НЕТ!
Голос сорвался в крик, тело дёрнулось, но её запястья были зафиксированы ремнями.
— Пустите меня! — она забилась в истерике, извиваясь, но ремни только больнее врезались в кожу.
Над ней склонился анестезиолог, его лицо выражало обеспокоенность.
— Пациентка, успокойтесь. В противном случае нам придётся ввести вам дополнительное седативное…
— Что вы с ним сделали?! — она не слушала, не слышала, только смотрела на мёртвенно-бледное лицо Данила, на его безжизненное тело. — Даня! ДАНЯ!
Но он не двигался. Не открывал глаз. Его сердце уже не билось. Горло сжало, дыхание стало рваными глотками воздуха.
— Этого не может быть… это невозможно… — губы её дрожали, как и всё тело.
Кто-то пытался её удержать, что-то говорил, но она слышала только звон в ушах. А потом увидела руки хирурга. Они были в крови.
Его пальцы держали орган. Его сердце. Она захлебнулась в рыданиях.
— Верните его… пожалуйста…
Но никто не ответил.
Маска кислородного наркоза накрыла её лицо. Тьма поглотила её мгновенно. После операции
Первое, что почувствовала Аида, липкая слабость, растёкшаяся по телу. Будто её вынули из ледяной воды и бросили под палящее солнце. Воздух давался с трудом, лёгкие наполнялись им неохотно, как проржавевший механизм. Она медленно моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Мир вокруг плыл, словно покрытый мутной дымкой.
Потолок. Белый, с тонкими трещинами. Где-то сбоку тихо пищал аппарат, фиксируя её сердечный ритм. В палате было полутемно — единственный источник света пробивался через узкую щель в плотных шторах.
Аида попробовала пошевелить рукой, но кожа натянулась, будто сковавшая её тонкая плёнка боли.
— Аида… — голос был глухим, словно через вату.
Она не сразу поняла, кто говорит, и не смогла повернуть голову. Мир будто замедлился, смазан, неясен.
— Ты очнулась…
Знакомый голос. Мужской.
Аида снова моргнула, пытаясь сосредоточиться.
— Что… — её голос был едва слышным, губы пересохли.
— Всё уже позади.
Позади. Но что? Воспоминания накрыли внезапно, операционная, холод металла, лицо Данила, его безжизненное тело… Она резко втянула воздух, но боль в груди заставила закашляться.
— Тише, тише, — мужские руки осторожно удержали её за плечи, помогая чуть приподняться.
— Где… он? — прошептала она, не узнавая собственного голоса.
Молчание. Всё тело сжалось в ожидании ответа.
— Прости…
Дальше он что-то говорил, но её сознание провалилось в тишину. Лист. Она заметила его позже. Когда пришла в себя окончательно, когда сознание перестало плыть. Белый лист бумаги на тумбочке рядом.
Сначала он показался просто частью больничных документов, но что-то в его виде тревожило. Ровно сложенный, с еле заметными следами сгибов. Аида протянула руку, несмотря на слабость, и взяла его. Дрожащими пальцами развернула.
Её сердце замерло. Строчки, написанные знакомым почерком.
«Если ты читаешь это, значит, я уже…»
Нет. Она сжала бумагу, как будто могла этим стереть прочитанное. Как будто откажется видеть, и этого не будет. Но буквы горели перед глазами, выжигая сердце. Она судорожно перевела взгляд ниже.
«Ты ведь знаешь, я никогда не был хорошим человеком. Делал много такого, за что не заслуживаю даже прощания. Но в последний момент мне захотелось верить, что хоть в этом я сделал что-то правильно…»
Нет. Нет, он не мог…
«Мне хотелось бы сказать тебе это лично, но, наверное, я не смог бы. Зная тебя, ты найдёшь миллион причин злиться на меня, ненавидеть за это, но, Аида… я выбрал сам. Это был мой выбор, а не их. Я не жалею».
Она закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Глаза жгло. Мир вокруг сжался в крошечную точку.
«Ты говорила, что твоя жизнь тебе не принадлежит. Теперь она действительно твоя. Сделай с ней что-то хорошее, ладно?»
Строчки расплывались, смешиваясь с солёными каплями, падающими на бумагу.
«Я бы хотел увидеть тебя счастливой».
Подпись.
Его имя.
Она прижала бумагу к груди и разрыдалась.