Дождь,кофе с коньяком и разговор по душам
Я нерешительно замерла в дверях. Нужно ли мне?.. Даже не так. Можно ли мне?
Пока мы с Егором ехали в такси к нему домой, я успела сотню и еще несколько раз пожалеть о том, что вообще на это согласилась. Парень хранил молчание, я тоже не особо была настроена на общение — и так было только хуже, потому что вместо острот в сторону преподавателя я начала мысленно уничижать саму себя. Зачем я согласилась? Вот зачем? Что мне мешало просто сказать ему, что это — не его дело? Послать его подальше и не обещать ничего? Что мешало, в конце концов, все же рассказать о произошедшем Вове и не страдать от последствий? Отлично, просто отлично. Я еду домой к Егору Алексеевичу Соколову. Почему мне кажется, что это — просто ужасная идея? Почему мне кажется, что я еще пожалею?
Судя по лицу Соколова, его подобная перспектива ничуть не смущала. Парень что-то мурлыкал себе под нос, постукивая кончиками пальцев по дверце такси. Егор выглядел расслабленно, даже облегченно — а я расслабиться не могла совсем. Район, где жил Егор, был мне хорошо знаком — недалеко жила Алиса. По дороге я позвонила ей — из головы совсем вылетело, что мы договорились встретиться у меня дома, и на встречу я уже безбожно опоздала. Отодвинувшись подальше от Соколова, я набрала номер и прижала трубку к уху.
— Алло? — голос Алисы звучал возмущенно, — Где тебя носит? Я жду уже пятнадцать минут, тут дождь начинается.
— Извини, сегодня встретиться не получится, — выпалила я, сжимая трубку, — кое-что произошло. Я объясню тебе вечером, хорошо? Не обижайся, пожалуйста, но сейчас я действительно не могу приехать домой.
Алиса немного помолчала, а затем осторожно спросила:
— Скажи, ты хоть в порядке?
— Да-да, — поспешно заверила я подругу, — я уже в порядке, все хорошо, спасибо тебе за беспокойство.
Егор удивленно вскинул брови, прислушиваясь, но ничего не сказал, отвернувшись к окну.
— Ладно, — голос Алисы звучал чуть менее обиженно, чем я себе представляла, — обещай, что все расскажешь.
— Я обещаю, — улыбнулась я, — спасибо тебе. Извини за то, что все так резко сорвалось.
Алиса лишь фыркнула, заканчивая разговор.
Я облегченно улыбнулась.
Отсюда можно было добраться до нашего с Вовкой дома за полчаса, если идти достаточно быстро. Панельные многоэтажки, старые дворики с до ужаса зловещими детскими площадками а-ля ржавые горки-качели из шин — все стандартно и обычно, этим и прекрасно. Было какое-то очарование в узеньких асфальтированных дорожках, истрепанных временем скамейках перед подъездами, в угрюмой схожести девятиэтажек и подслеповатыми окнами. Многоэтажка, в которой жил Егор, уютно расположилась в глубине дворов — таксисту пришлось изрядно попетлять между домами и палисадниками.
Дом выглядел старым, но не ветхим — он бодренько щурился в начинающийся ливень новыми металлопластиковыми окнами, а кодовый замок на двери, кажется, недавно меняли. Дворик тонул в полутьме — солнце уже освещало дом с другой стороны, да и дождь добавлял антуража. Как можно скорее проскользнув в темный подъезд и выдержав пять секунд неловкого молчания в лифте, я вскоре предстала перед обитой дерматином дверью квартиры на седьмом этаже. Егор недолго возился с замком, а затем наконец-то открыл дверь.
Первое, что я почувствовала — едва ощутимый запах сигаретного дыма. Второе — то особое ощущение, которое бывает в очень старых квартирах — будто бы въевшийся в сами стены след того, что происходило здесь на протяжении многих лет.
— Макарова, проходи, чего встала в дверях? — Егор обернулся.
Я нахмурилась.
Входить отчаянно не хотелось, потому что, как только я войду, пути назад уже не будет — мне придется рассказать ему все, и этот чертов археолог докопается до сути — вон как изучающе смотрит, будто бы душу вынимает. Но, в любом случае, сейчас отступать было поздно — я уже стояла на пороге.
— Вы уверены, что это — хорошая идея?.. — начала было я, переминаясь с ноги на ногу, — Я благодарна вам за то, что вы мне помогли...
— Если ты мне так благодарна, Макарова, — ухмыльнулся Егор, — тогда прекрати мне выкать. Все твои одногруппники уже давно перестали воспринимать меня, как профессора. И, ради Бога, проходи уже, не стой в дверях. И, кстати, нет.
— Что? — следующий шаг был сродни прыжку в ледяную воду с огромной высоты, и я едва решилась на то, чтобы его сделать. Была не была, в конце концов, вряд ли кто-то из моих однокурсников может похвалиться тем, что побывал в апартаментах самого Егора Алексеевича Соколова.
— Нет, я не считаю, что это — хорошая идея, — улыбнулся Егор, — по правде, это — одна из самых ужасных моих идей за последнее время. Будешь чай?
— Ну что ж, — буркнула я, — оставь надежду, всяк сюда входящий, что ли?
Соколов только рассмеялся:
— Очень мило, что ты считаешь мою скромную обитель адом. Так чай или кофе?
— Кофе, — улыбнулась я, — только заприте Цербера в кладовке.
***
Квартиру Соколова апартаментами назвать было сложно — тем не менее, было достаточно уютно. Вся квартира состояла из крохотной кухни и единственной комнаты — правда, достаточно большой, чтобы разбить ее на две части простой серой ширмой, которая сейчас стояла в сложенном виде у стены. В дальнем углу комнаты стояла небольшая односпальная кровать, ближе ко входу — письменный стол, небольшой диван, книжный шкаф и комод. Обстановочка довольно простая — никаких украшений, синие обои без изысков, никаких картин, фото в рамках и прочих атрибутов обжитой хоть сколько-нибудь квартиры.
— Ну как тебе? — мой изучающий взгляд не укрылся от Соколова, и он ухмыльнулся
— Не то чтобы шикарно, но на зарплату преподавателя не особо разгонишься.
— Здесь мило, — хмыкнула я, проходя на кухню, — хотя я ожидала увидеть стеллаж, забитый скифскими бабами, пектораль на кухне и прочие антикварности. «И одну брюнетку в придачу».
— Я храню их под кроватью, — фыркнул Соколов, — прячу от гостей на всякий случай. Садись. Сахар, молоко, сливки?
— Напомни, на какие именно чаевые ты рассчитываешь? — хмыкнула я, садясь на краешек табуретки.
Непривычное обращение на «ты» сорвалось с губ само собой
— Спасибо, не нужно.
Егор только ухмыльнулся, доставая с верхней полки кухонного шкафчика что-то, подозрительно напоминающее коньяк.
Я только закатила глаза, но говорить ничего не стала — вряд ли Соколов всерьез захотел споить меня и воспользоваться моей беспомощностью. Парень накапал немного в одну чашку кофе, чуть больше — в другую, а затем поставил передо мной вторую.
— Я рассчитываю на правду, — Соколов присел напротив, — рассказывай все с самого начала и не ври — или хотя бы делай это так, чтобы я не заметил.
Я вздохнула, задумчиво проводя кончиком пальца по горячей чашке. На темной жидкости играли лучи послеобеденного солнца, разбавленного дождевой дымкой — окна Егора выходили на запад. Наверное, во время заката здесь красиво — солнце играет на стенах и поверхности стола, подсвечивает пылинки в воздухе...
Нужно было начинать рассказ, но я тянула время — да и Егор не торопил. Я сделала первый глоток, пытаясь не встречаться с Соколовым взглядом. На вкус кофе был горьким, с привкусом алкоголя. Я чувствовала, как напиток будто бы согревает меня изнутри — и это тепло дало мне сил наконец-то открыть рот и заговорить:
— Это началось пару лет назад, когда я начала готовиться к выпускным экзаменам. Я волновалась... — я сглотнула, чувствуя, как голос начинает дрожать
— сильно волновалась. Сильнее, чем следовало. Я знаю, это глупо, но родители и учителя... Всем казалось, что я делаю недостаточно, и мне, в общем-то, казалось так же. Я училась почти все время, а когда не училась, думала о том, что лучше бы потратила это время на подготовку. В общем, в какой-то момент я просто перестала спать — всего пару часов в день — стала меньше есть, постоянно думала о предстоящих экзаменах и о том, что будет, если я не сдам, если не...
Я замолчала, глубоко вдыхая и отпивая еще немного кофе. Воспоминания о том времени практически полностью состояли из запаха книг, ощущения непонятного страха, отчаяния и густой, тягучей тоски. Чувство неопределенности съедало меня, и некому было сказать, что это нормально — и в итоге волнение переросло... в нечто большее.
— Я понимаю, что это глупо, сейчас-то я осознаю, что сделала из мухи слона, — грустно улыбнулась я, — но тогда это было самым важным в моей жизни, самым... ожидаемым. Все в один голос твердили, насколько мне необходимо быть хорошей, умной, прилежной...
Соколов слушал молча, иногда отпивая кофе из надщербленной чашки. Он внимательно смотрел на меня, и непроницаемости его взгляда позавидовали бы даже каменные статуи в парке неподалеку. Я не могла понять, не могла даже угадать, о чем он думает — считает ли меня глупым ребенком, переживающим из-за оценок, сочувствует ли или думает о том, что происходящее просто смешно. В общем-то, мне уже было все равно.
— Последней каплей был экзамен по английскому, — вздохнула я, — у меня с ним всегда были на редкость жесткие отношения. Языки никогда не были моей сильной стороной, и я дико перенервничала. Перед самым экзаменом у меня случился нервный срыв — а из школы меня уже забирала скорая после обморока от гипервентиляции и резко подскочившего давления. Родители были в шоке, я — в шоке еще большем, Вовка приехал из Москвы... в общем, было ужасно, но это скоро прошло. С тех пор приступ случился лишь однажды — во время первой сессии, после того злополучного экзамена с Александром Васильевичем... Я поморщилась. Эти воспоминания были не из тех, к которым хочется возвращаться — и, судя по лицу Егора, он прекрасно это понимал.
— В тот раз Вовка ничего не сказал родителям, хотя дико переволновался, но обещал сделать это, если все повторится. И я не... — я замялась, пытаясь отыскать подходящие слова, — не... — Не хочешь, чтобы они воспринимали тебя, как неуравновешенную? — хмыкнул Егор, подливая мне в чашку еще кофе. Я благодарно взглянула на него.
— Именно так, — слабо улыбнулась я, — в общем, я правда буду благодарна тебе, если ты никому не скажешь. Я не хочу стать местной ненормальной.
Егор только покачал головой, откидываясь на спинку кресла:
— Я даже не думал, что все так...
— Запущено? — я улыбнулась
— На самом деле все гораздо проще, чем звучит. Я справлюсь.
— Я так не думаю, Май, — Соколов вздохнул, — не стоит закрывать на подобное глаза. А что, если Александр Васильевич снова разозлится на тебя? Что, если ты не сможешь получить стипендию в следующем семестре, что тогда? Ты успокоилась до первой неудачи, до первого потрясения, и...
— И это значит, что я попытаюсь сделать так, чтобы неудач не было, — перебила парня я, допив кофе залпом.
Коньяка в нем хоть и было немного, но я почувствовала себя чуть более... расслабленной, чем ожидалось.
— Ты же знаешь, что у тебя не получится, — покачал головой Соколов.
Я вздохнула, закрывая глаза. Конечно же, знаю — но кому-то еще знать об этом не обязательно
— в следующий раз рядом с тобой может не оказаться человека, который правильно истолкует происходящее — да с тобой рядом вообще никого может не оказаться. Что тогда?
Я молча опустила глаза. Мы оба понимали, что тогда ничего хорошего не произойдет.
— В любом случае, это — не твоя забота, — пробормотала я, вздохнув.
— Черт подери, Макарова, — Соколов раздраженно звякнул чашкой, ставя ее на стол
— не будь ребенком. Это стало моим делом, когда ты выскочила с моей пары, как из горящего дома, а затем чуть не упала в обморок у меня на руках, когда я вышел за тобой.
— Возможно, тебе не стоило выходить, — тихо произнесла я.
Воцарилась тишина. Птицы пели за окном свои обычные унылые песни, дети бежали по домам под дождем, крича, смеясь и плача, на город опускался вечер. Первые закатные лучи уже проникли в окно, вырисовывая необычные золотисто-красные узоры на противоположной стене.
— Скорее всего, так и было, — так же тихо ответил парень, глядя прямо на меня. Я вздохнула.
От кофе с коньяком разморило — хотелось откинуться на спину и закрыть глаза хотя бы ненадолго. Соколов хранил молчание, да и мне говорить не хотелось, поэтому мы просто молча смотрели в пустоту кухни, думая каждый о своем. Уж не знаю, какие мысли гуляли в голове моего преподавателя археологии, но я думала об одном. О том, во сколько по шкале от одного до полного пиздеца оценивать то, что я распиваю коньяк на кухне Соколова так, будто ничего необычного и вовсе не происходит.
***
Чиркнула зажигалка, парень затянулся сигаретой и выпустил в стремительно охлаждающийся воздух клуб дыма. Пахло грозой — где-то вдалеке сверкали молнии, расчерчивая небо всполохами и раскатываясь по наэлектризованному воздуху рокочущим громом.
— Ты не против? — парень перевел на меня спокойный взгляд
— Сейчас мы, для разнообразия, у тебя дома, — фыркнула я, — и тебе не нужно спрашивать разрешения.
— Тем не менее, я это делаю, — хмыкнул Егор.
— Я не против, — пожала плечами я, — на самом деле... я даже за. Соколов поднял на меня удивленный взгляд, выпуская в воздух еще одно облачко дыма.
В его глазах блеснуло понимание
— Хочешь затянуться? — вскинул тот брови, красноречиво улыбнувшись, — Я никому не скажу.
— Сегодня ты говоришь эту фразу слишком часто, — фыркнула я, тем не менее, протягивая руку и беря сигарету.
Дым с привкусом ментола неприятно защекотал легкие, царапая их, словно котенок острыми когтями. Я зажмурилась, пытаясь задержать его в себе подольше, а затем резко выдохнула, чуть приоткрыв губы. Голова закружилась — как обычно после сигареты. Я откинулась на спину, затягиваясь еще раз.
— Видел бы тебя Вова, — рассмеялся Егор, забирая из моих рук сигарету,
— все, хватит, иначе дома тебя ждет неприятный разговор о взрослении и вредных привычках. Кстати, кто научил тебя курить, твой парень? Уж не обессудь, но я как бы слышал ваш разговор по телефону
— ты собираешься рассказать ему о том, что произошло?
Я закашлялась — то ли из-за дыма в легких, то ли из-за взгляда Егора.
Парень хмыкнул, передавая мне стакан воды, стоящий на столе. Только осушив его, я смогла хрипло озвучить очевидный вопрос:
— Я говорила по телефону с Алисой. Погоди... мой парень? Ты о ком?
— Воу, да у тебя их несколько, — рассмеялся Егор, зажигая вторую сигарету и прицельно выбрасывая окурок первой в открытую форточку, прямо под ливень,
— ты меня удивляешь, Макарова.
— У меня ни одного, — ухмыльнулась я, — в том-то и дело.
— Что насчет Ильи? — взгляд Егора искрился сквозь дымовую завесу, — Вы с ним сблизились в последнее время — как раз после того, как ты чуть не сломала ногу из-за него.
Я понимала, что он просто провоцировал меня — но от этого раздражение никуда не девалось, сворачиваясь тугими кольцами где-то под клеткой ребер. Егор сегодня показал себя с лучшей стороны, и я... чувствовала себя так, как будто находилась рядом с Вовой, но немного по-другому — чуть уверенней и гораздо более спокойней. Но, черт подери, когда Соколов включал свою всепоглощающую самоуверенность, когда переставал улыбаться и начинал кривить губы в улыбке, когда отгораживался стенами сарказма — в такие моменты он бесил меня настолько сильно, что хотелось врезать. Каким-то подсознательным чутьем я понимала, что это — всего лишь механизм защиты, который Егор привык надевать, словно маску, перед выходом в свет, но... Невероятно раздражает.
— Илья — мой друг, — покачала я головой, — и я не собираюсь ему ни о чем рассказывать.
— Странное у тебя представление о дружбе, Макарова, — хмыкнул Соколов, делая завесу из дыма между нами еще более плотной, — раз никто из твоих друзей не знает, в какой заднице ты оказалась.
— Я их оберегаю, — пожала плечами я, натянуто улыбаясь.
— Ага, — взгляд Егора помрачнел
— вот только кто убережет тебя?