Непокорная

Это конец... но не так, как я предполагала. Я схватилась за голову, словно пытаясь удержать ускользающую реальность, и едва не выдрала на себе волосы от отчаяния. Ас-Салих... он умер. Он был важной фигурой в моей шахматной партии, моим мощным ферзем, благодаря которому я контролировала этот проклятый дворец. И теперь он пал, а вместе с ним пошатнулось и мое положение.

Спустя несколько дней, когда хаос немного утих, Туркан-Шах официально стал султаном Иерусалима и Египта. Я всегда относилась к нему хорошо, видела в нем потенциал, но не как соперника, а как инструмент. И теперь он был наверху, обладая той властью, что когда-то ускользала от меня. Но я не собиралась так просто сдаваться. Этот новый порядок был мне выгоден, если я правильно разыграю свои карты.

На следующий день Туркан-Шах приехал во дворец. Он шел гордо, как и подобает султану, но я видела в его глазах неуверенность и страх. Он был молод, и ему нужна была поддержка, и эту поддержку я могла ему дать. Он провозгласил мое имя – «Миреле аль-Камал», – и я, как и положено, почтительно склонила голову.

– Сочувствую вашей утрате, султан, – произнесла я, и в моем голосе звучала искренняя скорбь. – Ваш отец был хорошим повелителем.

Мои слова не были пустыми, это был продуманный ход. Я хотела, чтобы Туркан-Шах видел во мне союзника, а не врага. Я знала, что он еще не уверен в себе и своих силах, и именно сейчас я должна была укрепить его доверие. Я хочу заманить его на свою сторону, сделать его своей марионеткой, чтобы, в конечном итоге, завладеть всем, что принадлежит мне по праву. Моя игра только началась, и теперь нужно использовать все свои навыки и хитрость, чтобы выиграть ее.

После того, как я произнесла эти дежурные слова о соболезновании, я сделала паузу, наблюдая за реакцией Туркан-Шаха. Мне нужно было узнать, как он сейчас, в статусе султана, относится к своей невесте Дане Хатун. Она всегда была для меня пешкой в игре, но сейчас ее положение могло измениться.

– Как поживает ваша невеста, Дана Хатун? – спросила я, мой голос был мягок и участлив, словно я переживала за его личное счастье. Я внимательно следила за тем, как его глаза сужаются, а челюсть напрягается. Это был невинный вопрос, но он должен был показать Туркан-Шаху, что я осведомлена о его личной жизни, а значит, я могу быть ему полезна, ведь я знаю, что именно он сейчас чувствует.

Мне нужно было узнать, какие у него планы относительно Даны. Если он ее ценит, то это может усложнить мою игру. Если же она ему безразлична, то я смогу использовать ее против него. Моя игра была сложной и тонкой, и я должна была просчитывать каждый свой шаг. Я знала, что Туркан-Шах – молодой и неопытный правитель, и сейчас он нуждался в поддержке, и я сделаю все возможное, чтобы стать той, кто даст ему эту поддержку. Но для этого я должна была быть в курсе всего, что происходит, и держать руку на пульсе.

– В скором времени. Я хочу, чтобы Дана стала моей спутницей. Но сейчас в связи с обстоятельствами , - холодно проговорил Туркан, - нам не до этого.

Сердце на мгновение забилось чаще от услышанного. "В скором времени...". Туркан-Шах хочет, чтобы Дана стала его спутницей, но сейчас, в связи с обстоятельствами, ему не до этого. Это была ценная информация, она подтверждала мои подозрения. Он был поглощен делами правления и, возможно, пока не придавал особого значения Дане, и это могло сыграть мне на руку.

Но самое важное, прозвучало позже. Туркан-Шах холодно, но с явным доверием произнес: "Миреле аль-Камал, вы лучшая советница, и ваша семья была всегда очень близка к нам". И тут он произнес слова, которых я так долго ждала, слова, которые словно музыка звучали в моих ушах:

– Я бы хотел, чтобы вы были рядом и помогали мне с управлением.

Вот оно! Это то, чего я добивалась. Я почувствовала, как по телу разливается волна удовлетворения. Я знала, что могу завоевать его доверие, но не ожидала, что это произойдет так быстро. Туркан-Шах, судя по всему, был не так проницателен, как я думала. Он видел во мне не угрозу, а опору, что было именно тем, что мне нужно.

Мое удовлетворение от слов Туркан-Шаха было недолгим. Как гром среди ясного неба, прозвучали его следующие слова:

– И еще, - он сделал паузу, как будто готовясь к чему-то важному, - я возобновил расследование относительно Вакилы аль-Салтана.

Моё сердце подскочило, и я почувствовала, как холодок пробегает по спине. Вакила... эта назойливая муха, которую я так тщательно от себя отстранила, снова всплыла на поверхность. Мой план, казалось, начал рассыпаться. Я напряглась, стараясь скрыть своё замешательство.

– Простите, повелитель, но она предательница, – я произнесла эти слова с подчеркнутым негодованием, стараясь убедить, в первую очередь, себя, что Вакила – зло. – Её вина была доказана, и она заслужила то, что получила.

Я так тщательно спланировала ее падение, я убедилась, что все улики ведут к ней, и вот теперь Туркан-Шах решил во всем разобраться сам. Мой план был идеальным, но он был нарушен его желанием добраться до правды.

– Простите мне моё слепое доверие, но я не верю, что это писала Вакила, – сказал Туркан, и в его голосе звучала твердость и решимость, от чего мой желудок сжался. – Скорее всего, её кто-то подставил.

– Понимайте, – начал он, его голос был низким, – Вакила аль Салтана... мне как мать, как старшая сестра...

Он сделал паузу, словно пытаясь сформулировать невыразимую боль, которая разрывала его изнутри.

– И она всегда была рядом со мной, – продолжил он, его голос дрогнул, – Я не могу поверить, что она могла предать нас с отцом.

В его словах не было обвинения, только глубокая рана, нанесенная предательством самого дорогого человека. Это было не просто разочарование, это было крушение веры, потеря опоры, на которую он всегда мог рассчитывать. В его глазах читалась не только боль, но и глубокое недоумение: как такое могло произойти? Как человек, которого он считал родной кровью, мог совершить подобное?

Я наблюдала за его страданием, видя, как рушится мир моего благодетеля и в моём сердце поднималась волна сложных чувств – вины, страха, и, возможно, даже некоторого удовлетворения от того, что мой план сработал. Но внешне я сохраняла спокойствие, неприступность. Я улыбнулась – тонкая, почти незаметная игра мышц лица, но достаточно выразительная. Эта улыбка была не радостной, а скорее, маской, защитой.

– Повелитель, – начала я, мой голос был ровным, без колебаний, словно я пыталась убедить не только его, но и саму себя в своей невиновности. Мой взгляд был направлен на Султана, но в нем не было ни капли сожаления. Это была лишь холодная, выверенная речь.

– Иногда близкий человек, может ударить сильнее, чем враг, – произнесла я, и в этих словах скрывалась вся правда — правда о том, что люди, которых мы любим и доверяем, могут причинить нам самую глубокую боль.

Туркан ушел, оставив после себя лишь звенящую тишину и тягучее чувство безысходности. Его молчание было как приговор, не оставляющий мне ни единого шанса на оправдание. Я смотрела ему вслед, чувствуя, как внутри меня что-то обрывается. Но на смену отчаянию быстро пришла холодная решимость. Я не сломлена, нет, я лишь затаилась.

На следующее утро я начала собирать свои вещи со стальным спокойствием. Мои покои больше не вызывали у меня привязанности. Теперь они казались лишь временным пристанищем, где я позволила себе расслабиться. Все то, что я здесь оставила, было лишь частью прошлого, которое мне нужно было отпустить.

Да, я переезжала во дворец Туркан Шаха и его Невесты Даны Хатун. Там я буду наблюдать за Турканом, там я смогу направить его, пусть не так, как он хотел, но так, как будет нужно для нашего общего дела. Теперь я его советница, его тень, и я использую эту роль на полную мощность. Я буду внушать ему нужные мысли, шептать на ухо правильные решения, и постепенно, как паук свою паутину, буду оплетать его своими идеями.

Мой план не был закончен, он лишь перешел на следующий этап. С Вакилой я тоже разберусь. Её заточение должно быть надежным, она не должна иметь ни единого шанса на побег, и уж тем более, на встречу со мной. Я позабочусь о том, чтобы все её контакты были прерваны, чтобы ее голос никогда больше не достиг моего слуха.

С каждым сложенным предметом, с каждым уложенным в сундук платьем, моя решимость крепла. Я не просто переезжала, я шла на войну. Я должна была защитить то, что мне дорого, и по пути к цели я не остановлюсь ни перед чем. В моих глазах отражалось не поражение, а хищный блеск, готовность к новой игре. Переезд в покои Туркана – это была лишь новая страница моей истории, и я сама буду решать, что на ней будет написано.