Все рушится.
Tobias
Никогда не испытывал более сильной боли, потому что еще никогда не болела душа и тело. Я думал, все, что случилось недавно, было ошибкой или кошмарным сном, но это было не так.
Я очнулся в госпитале. Вокруг суетились врачи и постоянно пикали разные приборы. Спина нестерпимо болела. Я не хочу верить в случившееся, это какое-то недоразумение. Хотел найти Трис, но мне сказали, что я потерял очень много крови. Я проспал четыре дня и пережил остановку сердца. Мне сказали, что нож чудом не попал в жизненно важные органы. Врачи несколько часов пытались спасти мне жизнь.
Я приподнялся с кровати и дотронулся рукой до раны. По всему телу прошла резкая боль, и я поморщился. Мне разрешили подняться с кровати, и я подошел к зеркалу. На мне не было футболки, и я повернулся спиной к зеркалу и посмотрел в отражение. Шрама почти не было видно. Он скрывался под татуировкой. Видимо, нож вошел под углом, потому что шрам длинный и, думаю, не очень глубокий. Рана почти касалась татуировки отречения. Кожа вокруг чуть розоватая и неровная.
Мне сказали, чтобы лег обратно в кровать, потому что организм еще очень слаб. Я не стал спорить и вернулся в постель. В голове постоянно возникала наша последняя встреча с Трис. Ее глаза, полные ненависти, нож, боль. Я уставился в потолок и пытался отвлечься от этих мыслей. Мне нужно встретиться с Трис, она должна объяснить все. Неужели я ее чем-то обидел или разозлил? Но не кидаться же с ножом. Мне показалось, что она не отвечала за свои действия. Как будто в ней боролись два человека, и она растерялась. Я должен узнать, все ли с ней хорошо, но меня и не думают выписывать.
Я задумался и не заметил, как в палату зашли Зик и Кристина. Они были уставшими и растерянными. Ничего хорошего это не предвещало.
— Что с Трис, она в порядке? — сразу выпалил я.
— Привет, дружище. Как ты? — спросил меня Зик, садясь на кровать.
— Все хорошо со мной. Что случилось с Трис? — повторил я свой вопрос.
Кристина посмотрела на меня глазами, наполненными слезами, и тихо прошептала:
— Прежней Трис больше нет.
В этот момент я побледнел, сердце ушло в пятки. Зик положил мне руку на плечо и легонько похлопал.
— Тобиас... — начал Зик, но я его больше не слушал.
***
Я знаю только одно место, где сейчас может находиться Трис, — это палата-изолятор. Я выбежал из своей комнаты в одних брюках и побежал по коридору к изолятору. Зик и Кристина выскочили следом. Они пытались меня догнать и что-то кричали, но я бегаю намного быстрее.
В коридоре было много народу, и мне постоянно приходилось всех расталкивать. Я бежал со всех ног и был уверен, что найду любимую именно там. В конце коридора была лестница, ведущая на нижние этажи. Я зашагал по ступенькам и оказался на цокольном этаже. Здесь было достаточно мало света. Привыкнув к слабому освящению, я разглядел две двери, резко повернул ручку на левой и вошел в помещение. Здесь были белые стены и мягкое освещение. Одна из стен почти полностью была сделана из стекла, за ней была та самая комната-изолятор. В этой комнате кто-то находился. Чтобы в нее попасть, надо пройти через металлическую дверь. Ее охраняет один из моего спасательного отряда. Кажется, это Макс.
На меня уставилось пять пар глаз. Я, не обращая ни на кого внимания, быстро зашагал к той металлической двери.
— Сэр, вы не имеете права здесь находиться. Немедленно покиньте помещение, — я уже было хотел раскрыть рот и возразить, но в этот момент забежали Зик и Кристина.
— Доктор Филип, это командир поискового отряда, Тобиас Итон. Он имеет полное право знать о происходящем в этих стенах, — сказал запыхавшийся Зик, приближаясь ко мне.
Доктор Филип смерил меня подозрительным взглядом и продолжил делать записи в своем планшете.
— Что, черт возьми, ты творишь, Итон? Ты в своем уме? Ты чуть не умер четыре дня назад от ее же руки, а теперь носишься по Бюро в поисках Трис, — Зик говорил это очень тихо, но жестко. Его слова меня взбесили, и я ответил таким же тоном:
— Потому что я люблю ее, — в этот момент Зик растерялся.
— Вот только она теперь тебя даже не признает! Прости, Тобиас, но прежней Трис больше нет, — сказала Кристина, у нее в глазах стояли слёзы. Девушка еле сдерживалась, чтобы не зарыдать. Я побледнел и не мог поверить в сказанное. Зик положил мне руку на плечо и сказал:
— Мне очень жаль, дружище. Теперь она видит во всех нас врагов — и в тебе в том числе, — я замотал головой и попятился назад, в сторону стеклянной стены.
Все наблюдали за моими действиями. Даже стороживший дверь Макс отвлекся и сейчас смотрит, как я медленно подхожу к стеклу.
Приблизившись вплотную к стеклянной стене, я почувствовал, как меня охватывает ужас.
Комната с такими же белыми стенами и мягким теплым освещением была похожа на помещение, в котором находился я, но вместо аппаратуры и кучи шкафов с бумагами там стояла только кровать. На ней, забившись в угол и прижав ноги к груди, сидела Трис. Ее крошечная фигура заставила на миг затрепетать сердце. Она была в том же самом синем платье, что и в день нашей последней встречи. Девушка подняла голову. Она как будто видит меня, но стена не позволяет ей сделать это, так как только мы можем смотреть на нее, а она видит свое собственное отражение. Ее опухшее от слез лицо покраснело. Волосы были грязными и растрепанными. На ее лице были написаны чувства, раньше не принадлежавшие Трис: злость, страх, отчаяние.
Сзади подошел Зик и тихо начал рассказывать:
— После того, как она ударила тебя ножом, мы все были в шоке. Это так не похоже на нее. В тот же день мы заперли ее в изоляторе и решили допрашивать Дэвида. Во время захвата он был ранен и долго не приходил в себя. Мы пытаемся вытянуть из него хоть какую-нибудь информацию, но все безрезультатно. Он молчит и ничего не собирается говорить.
С каждым днем Трис становится все хуже. Она постоянно кричит и просит отпустить ее. Она говорит, что скоро Джанин закончит свое дело и Чикаго возродится.
— Но это невозможно, — перебил я Зика, — Джанин же мертва. Тори убила ее, мы все видели ее тело.
— Боюсь, что это не так, — Зик замялся. — После захвата лаборатории мы просмотрели все видеозаписи с камер наблюдения. Там отчетливо была видна Джанин. Лично ее никто не видел, но мы примерно знаем, куда она уехала. Я отправил большой отряд Лихачей на поиски, но пока никаких известий нет.
Я тупо смотрел в одну точку. Слишком много плохих известий. Для меня сейчас все рушится. Теперь моя война никогда не закончится, а будет продолжаться.
Зик продолжил:
— Трис ничего не ест и не пьет. Мы не можем провести никаких исследований и не можем узнать, что же сделали с ней Дэвид и Джанин, потому что она никого не подпускает к себе. Вчера Кристина решила зайти к ней, но она ее не узнала. Кристина начала рассказывать, что они дружат уже полгода, но Трис говорит, что это ложь, что ее пытаются обмануть. Все ее близкие люди погибли, и если мы хотим ее убить, то лучше будет, если сделаем это побыстрее.
— Но ведь я жив, и я люблю ее, — голос сорвался. — Я хочу зайти к ней.
— Не надо, Тобиас, ты только усугубишь ситуацию.
— Неужели нет надежды? Должно же быть лекарство? — я пытался перебрать в голове разные способы.
— Боюсь, что нет. Пока она сама не захочет все вспомнить, никакого результата не будет. Она сама сопротивляется и подавляет воспоминания, потому что боится. Страхи выползли наружу и сковали ее.
— Тогда мы должны убедить ее в том, что мы друзья и не причиним ей вреда. Надо избавить ее от иллюзий, и тогда она захочет все вспомнить.
— У тебя есть конкретные предложения? — поинтересовался Зик.
— Пожалуй, они есть у меня, — сказал молодой мужчина в белом халате. Раньше я его не видел. — Я знаю, что с ней, и, кажется, знаю воспоминание, в которое она поверит, — мужчина достал из кармана халата диск и протянул мне.
— Что это?
— Это причина, по которой ей сделали зачистку памяти.
Я ничего не мог понять. В голове было множество вопросов, но я задал самый глупый:
— Кто вы и как вас зовут?
— Совсем забыл представиться, — сказал мужчина, — меня зовут Кристофер. Раньше я работал в той лаборатории, где держали девушку, и сейчас я единственный человек, которому она может поверить.