Глава 44. | Больше не канает.
— У вас талант к вранью, но для победы не хватает мозгов.
(с) Доктор Хаус.
Кислов.
Прошло полтора часа.
Мы все так же сидели в приемной, ожидая конца операция. Вот только с нами не было Меленина. Он ушел. Ушел спустя двадцать минут на встречу с Анжелой. Я понимал Егора. Любовь — она всегда ставит перед выбором. Начиная от выбора её проявления, заканчивая жертвенностью, ради её удержания. Мел это понимал и пожертвовал нами. Это не плохо и не хорошо. Но в некотором роде обидно.
8:02
Я слонялся по приемной и пытался обуздать гнетущие мысли, что жадно въедались в тревожное сознание. Я боялся того, что вышедший Андрей — хирург общей практики, опустит голову и с горечью произнесет время смерти, а после положит руку мне на плечо, и с соболезнованием добавит: Мы сделали всё, что могли.
Я боялся её потерять.
Здесь — в больнице, я был словно в сущем кошмаре. В кошмаре, от которого так и хотелось проснуться. Но я не мог! Все, что я мог, так это ждать. Ждать и надеяться.
Пока я открыто выражал своё беспокойство, Хенкин был преисполнен апатией. Мне так казалось, потому что он молчал. Он сидел на больничной скамье и молча втыкал в стену. Я думал, что ему все равно. Все равно до Алисы. До меня и Мела, но я ошибся.
Я это понял когда белобрысый склонился, глубоко вздохнул, а после прикусил нижнюю губу. Его тоже обременяли гнетущие мысли. Он тоже переживал. Но переживали, как оказалось, не только мы.
8:05
Главные, металлические двери распахнулись, впуская в полупустующее помещение раннюю прохладу. Я остановился и взглянул в сторону сквозняка, замечая встревоженно шагающую Людмилу Павловну.
На мгновение я задался вопросом: откуда она узнала, что Алиса в больнице?
Я не звонил, а парни и подавно. Я был озадачен, но быстро одумался, когда вспомнил фрагмент того времени, когда ушел Мел. Тогда, когда он покинул больницу, меня к ресепшену подозвала блондинка и начала расспрашивать о личности пострадавшей. Похоже, одной фамилии было вполне достаточно, чтобы найти и оповестить её попечителя.
Она подступила, схватила меня за плечи и с дрожью в голосе спросила:
— Г-где ... Алиса?
Я тихо ответил:
— В операционной.
— О, Господи ...
К ее глазам подступили слезы. Она с печалью склонила голову и, шмыгая носом, крепче сжала мои плечи.
Хенкин охватил нас недоумевающим взглядом и промолчал, посчитав, что встревать в диалог будет лишним.
— Теть, Люд ...
Моя оранжевая от йода рука перекочевала к неё левому предплечью.
— Вы так не переживайте, всё хорошо будет. Здесь работаю профессионалы как-никак.
Она подняла обеспокоенный взгляд, подмечая мою кисть с нехарактерным цветом.
— Тебе что, тоже досталось?
Я нахмурился, глянул на руку и, отрицательно тряхнув головой, пояснил:
— Нет, просто, когда мы Алису нашли, поняли, что у нее артерия задета.
— Господи ... — Ее глаза округлились и она, качая головой, прикрыла рукой отвисшую челюсть.
— Да ... Вот мне и пришлось ...
Я замялся, а затем со вздохом продолжил:
— её прижать, чтобы кровотечение остановить.
После непродолжительного шока, старушка опомнилась. Она нахмурила тонкие брови и, преисполнившись подозрением, спросила:
— Постой, дорогой! А как ты там оказался? Как я поняла, Алису чёрт дернул рано утром прогуляться, и она на серильника нарвалась, которого у нас по всему поселку ищут. А ... ты?
— А я на вечеринке был. — Начал придумывать я. — Она как раз неподалеку проходила. Под утро уже все разбрелись, а я с друзьями остался. Вот ... мы выстрелы услышали, ну и проверить решили. Когда пришли, убийцы уже не было. Только Алиса.
— Хвала Богам, что вы рядом оказались!
— Да ...
Я переглянулся с белобрысым.
— Боюсь даже представить, чтобы произошло, не будь нас там.
— А ты и не думай!
Она хлопнула меня по плечу, а после решила уточнить:
— А вы это ... как Алисе помочь-то смогли? Неужели с собой аптечку носите?
— Не то что бы ... Мой друг — Геныч, на машине был. Вот ... А он, чтоб вы понимали, очень скорость любит. На всякий случай с собой аптечку-то и возит. Так что он не только привез нас, но и препараты подогнал.
— Вас?
— Ну да ... нас.
Проникнувшись беспокойством, я почесал затылок.
— Меня с Алисой на руках, Егора — он уже ушел и ...
Я взглянул на Хэнка. Людмила поступила тем же образом, а затем нахмурилась, стоило мне неуверенно произнести его имя:
— Ваню.
Она быстро охватила меня влажным взглядом, а после подступила к парню:
— Так это ты Кислов?
Хенкин пришел в крайнее замешательство.
Он, протягивая гласную букву, встал с больничной скамьи и озадаченно взглянул на меня. Я, находясь за спиной старушки, жестом умолял Хенкалину подыграть мне. Белобрысый растерялся, но всё таки решил меня выручить. Он закивал и заикаясь произнес:
— Д-да-да я ...
— Кислов!
Я обернулся и заметил Андрея. Он подступил, коснулся моего левого плеча и торжественно произнес:
— Поздравляю! Операция прошла успешно. Если бы не ты, то девушка сейчас лежала бы в морге.
— Извините! — Встряла Людмила. — Как вы его назвали?
— Кислов. — Отчеканил хирург. — Иван Кислов.
Ну все
Мне пиздец
Душа будто в пятки ушла. Сердце застучало с новой частотой и я, преисполнившись безнадегой, склонил голову.
Воодушевленный Андрей хлопнул меня по плечу, и с гордостью продолжил:
— Этот парень рыженькой жизнь спас! У неё артерию задело. Кровотечение, сами понимаете, слишком сильное было. А он не побоялся! Прижал артерию и спас ее этим. Одним словом — герой!
Над нами воцарилось неловкое молчание. Я взглянул на старушку исподлобья, подмечая на себе ее пристальный, презренный взгляд.
Я до последнего надеялся, что она изменит обо мне своё мнение. Но нет. Она слишком сильно меня невзлюбила.
Она обременяющее вздохнула и сказала:
— Ох ... хвала Господу, что она жива осталась!
Людмила выразила благодарность пожав шатену руку и, прежде чем его отпустить, тихо добавила:
— Спасибо вам.
— Вы не меня благодарите, а его!
Андрей затормошил меня, а после сказал:
— Ладно, я пошел.
Тяжесть с плеча иссякла.
— Пациентка через пятнадцать минут будет в пятой палате. По желанию, можете её навестить. Часы посещения до восьми вечера.
Мы, не проронив ни слова, закивали, и Андрей ушел восвояси. Я затрудненно вздохнул и, взглянув на старушку, боязливо произнес:
— Людмила Павловна...
— Хватит!
Она резко вытянула руку, и я замолчал.
— Мне стоило догадаться.
Мы встретились взглядом, и её голос проникся отвращением:
— Не похож ты на Анатольевича. Потому что ты не его сын. Ты наркоман!
— Людмила Павловна... — Пытался встрять Хенкин, но был проигнорирован.
— Да...
Она прищурилась, отшагнула назад и закивала.
— Я могла догадаться. Алиса ведь, не просто так тогда оговорилась.
— Извините!
К нам подошел белобрысый.
— Я понимаю: это не моё дело, но Людмила Павловна! Да — Киса ... то есть, Ваня он... занимается продажей запрещенных веществ. И это несомненно плохо! Но... он спас Алисе жизнь! Мне стыдно это признавать, но на его месте никто не хотел быть. Мы его все отговаривали. Говорили, что ей уже не помочь, потому что...
В моменте он замялся, а затем, жестикулируя, продолжил:
— Потому что вы бы видели её в тот момент! Она была просто белой. Как, извините, труп! Понимаете? Но Ваня, он... он не захотел ее отпускать. Он не мог ее отпустить. Понимаете? И он пошел на риск. Он рискнул, потому что...
Хенкин глубоко вздохнул, охватил нас взгляд и его голос стал вкрадчивей:
— Потому что он очень сильно её любит.
Людмила потупилась и перевела дыхание. Она взглянула мне в самую душу, подошла и спокойно произнесла:
— Если ты ее так любишь, то пожалуйста сделай одолжение:
Она коснулась моих плеч и, став настойчивей, сказала:
— Держись от нее подальше.
Мое сердце екнуло, порождая внутри легко переносимую боль. Я с натугой сглотнул и отвернулся.
— Не порти ей судьбу. Позволь ей построить лучшую жизнь. Лучшую жизнь без тебя. Позволь ей стать счастливой.
Мои глаза потускнели и слегка намокли. Я промолчал. Она замялась, отступила назад и с сочувствием добавила:
— Ты сейчас еще слишком молод, чтобы понимать, что ты гробишь ее. Ну... не будет она с тобой счастлива. Понимаешь?
Я не ответил, потому что не хотел соглашаться.
— Она сторчится с тобой ...
— А без него умрет от ломки. — Продолжил Хенкин.
— Что, прости?
— Она его так же любит. Вы видите лишь верхушку айсберга. Если они разойдутся, то кому из них лучше будет?
Вопрос был задан риторически и все промолчали. Людмила протерла лоб, обременяющее вздохнула и прежде, чем зашагать к пятой палате, высокомерно произнесла:
— Если ты правда ее любишь, ты ее отпустишь.