Глава 29. | Двадцать одно.
Не во всякой игре тузы выигрывают.
(с) Козьма Прутков
Алиса.
Осторожные прикосновения Вани иссякли, и он, не проронив и слова, молниеносно скрылся из влажной душевой. Стоя под слабым напором горячей, проточной воды, я перевела дыхание и задумалась: почему он ушел? Может, мое ярко выраженное волнение его так отпугнуло?
Если моя догадка верна, то назревает вопрос: на что он рассчитывал? Любая девственница придет в волнительный ступор, как только ощутит невинной кожей робкие и столь нежные прикосновения своего воздыхателя.
Я глубоко вздохнула, закрыла оба нержавеющих смесителя и вышла из душа.
20:18
Я надела поверх пылающего тела мужскую одежду и, взглянув в запотевшее, слегка растертое зеркало, усмехнулась. Черная, свободная футболка с красным принтом оказалась в разы огромней, чем могла показаться.
Широкие рукава заканчивались у хилых локтей, а хлопчатобумажная кромка доходила до середины упругих ляжек. Впрочем, серые, трикотажные шорты недалеко ушли от своей предшественницы. Вопреки встроенной, тугой резинки, они напрочь слетали. Благо, для таких, как я, был предусмотрен хлопковый шнурок, который я кое-как завязала на талии.
Я вышла из небольшой комнаты и, выключив свет, заглянула в приглушенную спальню. Там, расположившись за скромным столом, сидел полураздетый Кислов, что с необычайным усердием крутил самокрутки.
Я не хотела пялится на Ваню, но узрев уже знакомую, черную татуировку «Черная весна» — я не смогла устоять. Рельефная грудь медленно вздымалась, изредка замирая, чтобы в последствии глубоким вдохом наполнить прокуренные легкие недостающим кислородом. Моё пристальное внимание перекочевало в область его искусных рук. Всякий раз, когда он вынимал из полиэтиленового пакета свежий табак, на обнаженных предплечьях вырисовывалось очертание развитых мышц. Это необычайно завораживало.
Я бы и дальше стояла как вкопанная, пронзая полуобнаженного парня изумрудным, заинтересованным взором. Но, увы, моим планам не суждено было сбыться.
— Быстро ты. — Заметил меня он. — Но, как я понял, с размерчиком я, блин, не угадал.
Он широко улыбнулся и саркастично добавил:
— Малясь побольше и ваще как влитые бы сели.
— Сдурел? — Я усмехнулась и прошла вглубь ало-красной комнаты. Я опустилась на край заправленного, разложенного дивана и добавила:
— В них же утонуть можно!
— Да. Можно. — Он взглянул на меня через левое плечо. — Но тебе идет.
В комнате воцарилась неловкое, кратковременное молчание, которое нарушил Кислов:
— Кстати, вот насчет «сдуреть» — я был бы не против. Да вот только ... сторчаться не хочется.
Его голос стал тише.
— Как Антоха например.
— А ты не думал, ну, не знаю ... завязать, например?
— Да конечно, сука, думал! Я даже пытался. Но когда стафф толкаешь — вообще не варик. Соблазн там ... все дела.
Между нами снова наступило безмолвие.
— Ну да ладно, проехали. — Он вздохнул, закончил скручивать самокрутки и развернулся ко мне лицом.
— Чем займемся, принцесса?
— Принцесса? — Я усмехнулась. — Даже не знаю. А что, есть предложения?
— Да. — Он шмыгнул носом — Есть одно.
Кислов развернулся и начал осматривать заваленный стол. Он не отыскал то, что искал, поэтому встал на ноги. Он заглянул на верхнюю полку и между делом поинтересовался:
— В карты умеешь играть?
— А-ка.
— Да ладно? — Зыркнул он. — И что, даже в дурака?
Я покачала головой.
— Азартные игры — это вообще не моя тема. Меня одноклассник пытался как-то научить, но как оказалось, учитель из него был не очень.
— Ну ... со мной этот шпингалет не сравнится.
В его правой руке очутилась сысканная колода бумажных карт, и он, встретившись со мной взглядом, обмолвился:
— Меня короче Геныч учил. А он, чтоб ты понимала, ваще крутой тип. С межгородскими в карты играл, ну ... на стаффчик. Никогда не проигрывал!
Он шмыгнул носом и продолжил:
— Столько бабла поднял, а потом, блин, всё.
— В смысле, всё?
— Ну, его на шулерстве поймали и всё — завязал.
Шулерство — использование нечестных, мошеннических приёмов в азартных, чаще всего в карточных играх.
Он тряхнул картами и с азартом повторил вопрос:
— Так чё думаешь? Сыграем?
— Ну ... давай попробуем.
— С кайфом!
Он скинул игральную колоду на разложенный диван и прежде, чем зашагать в ванную, сказал:
— Ща, я только в душ сгоняю. А то от меня пивом за версту несет.
20:42
Я сидела около края и смотрела на Ваню, что сидел напротив меня. Он сжимал в зубах самокрутку собственного производства, прикуривал табак и единовременно тасовал бумажные карты. Отсчитав на мизинце левой руки пол колоды, Киса выгнул карты с обоих сторон и мастерски перетасовал картёжки.
— Ого ... — Мое лицо преисполнилось изумлением. — Ты и такое умеешь.
— Ага. — Процедил он. — Геныч научил.
— А ты еще что-нибудь умеешь?
Он охватил меня взглядом и переместил бумажные карты в правую ладонь. Он создал на краях небольшой колоды легкое давление и двухцветные масти отправились в кратковременный, пружинистый полет, по итоге оказавшись в соседней руке.
Я удивленно вздернула брови.
— Неплохо.
— Ради этого «неплохо» я целый месяц учился.
Выпустив из прокуренных легких горький, токсичный дым, Кислов потушил окурок в пустой пепельницы, что стояла на прикроватной тумбе, стасовал карты и заключил:
— Играем в двадцать одно.
— В двадцать одно?
— Да, в двадцать одно. — Кивнул он. — Самая легкая и быстрая игра.
Он ухмыльнулся и двусмысленно добавил:
— Быстрее её могу быть только я.
Я истаяла в безудержной улыбке.
— Короче, правила: сначала я раздаю тебе карты. Твоя задача — собрать двадцать одно число. Если выпадет валет — это два очка. Дама — три очка. Король — четыре, туз — одиннадцать. Ты можешь остановится на восемнадцати, девятнадцати и так далее. Главное — собрать не больше двадцати одного. Если больше — это перебор. В таком случае ты проиграла.
Я уясняющее кивнула.
— А дальше что?
— В плане?
— Ну, допустим, я соберу девятнадцать. Что тогда?
— Тогда ты говоришь, что тебе хватит. Я тяну карты, а после мы вскрываемся. У кого больше, тот выиграл.
— А если у обоих двадцать одно?
— Ничья.
Я хмыкнула.
— Звучит вроде легко.
— На деле еще легче. Ну что, играем?
Я потерла ладони друг об друга и с азартом произнесла:
— Раздавай!
Кислов уселся поудобнее, шмыгнул носом и сдал карту:
Девятка треф.
— Еще.
На сей раз в руки попала слегка шершавя карта.
Туз пики. И того двадцать.
— Хватит. — Я широко улыбнулась, показав зубы.
— М ... Что-то хорошее выпало, да?
— А вот все тебе скажи!
Он осклабился, вслепую раскинул себе карты и сказал:
— Вскрываемся.
— Двадцать! — Я победоносно скинула руку.
Он фыркнул носом и развернул лицевой стороной свои карты:
Туз треф, восьмерка червей и бубновый валет.
— Двадцать одно.
Я недовольно вздохнула.
— Ладно! Твоя взяла.
Его губы тронула ухмылка.
— Еще раз?
— Да! Я не успокоюсь, пока не выиграю.
— Ну хорошо. — Он искусно стасовал колоду. — Только на этот раз, давай на что-нибудь сыграем.
— Например?
— Например ... — Он отвернулся. — На раздевание.
— На что?
Мы встретились взглядом.
— На раздевание. — Смело повторил он, перебирая карты. — До нижнего белья. На тебе две вещи. На мне одна. Снимешь — считай выиграла. Или слабо?
Жгучий азарт охватил разум и я согласилась.
— Хорошо. — Я закивала и решительно добавила: — Раздавай.
Он хмыкнул и виртуозно сбросил карту:
Пиковая дама.
— Ещё.
Бубновая дама.
— Ещё.
Червовый валет.
— Ещё. — Я взглянула на парня исподлобья.
Трефовый валет.
«Да что же это такое?»
— Ещё!
Бубновый валет.
Я глубоко вздохнула.
— Ещё.
— Ну, раз ещё ...
Он злорадно улыбнулся и сдал карту.
— Значит ещё.
Коснувшись картёжки, я снова ощутила шершавую рубашку.
Туз пики.
И того двадцать три.
— Сука! — Я с негодованием скинула проигрышную руку. — Перебор!
— Ну, бывает. — С притворством посочувствовал он. — С чего начнешь? М?
На его лице показалась похотливая ухмылка и он предположил:
— С футболки?
Я вскочила с края разложенного дивана и с призрением взглянула на Ваню.
— Не дождешься! — Я начала развязывать хлопкового шнурок на серых шортах.
Как только тугой узел был развязан, трикотажный элемент домашней одежды молниеносно слетел с упругих бедер и на ничтожное мгновение обличил перед Кисой уже знакомые, невинные трусы с клубникой.
— Милые трусики. — Его голос преисполнился иронией. — Где-то я их уже видел.
— Захлопнись, Кислов! — Взъелась я, швырнув в кудрявого серые шорты.
Моя реакция его только позабавила. Он усмехнулся, отбросил в сторону трикотажную ткань и произнес:
— Стоило тебе два раз мне проиграть, как я уже Кислов, а не Ваня.
— Ну, придерживаясь твоей логики, еще немного, и я начну тебя по отчеству называть. — Я опустилась на край дивана.
— Не получится. — Он небрежно сгреб сброшенные карты.
— Почему это?
Кислов склонил голову и начала профессионально перетасовывать колоду, вытворяя с картами невообразимые трюки.
— Потому что я сам его не знаю. — Признался он с нехарактерной досадой.
— В смысле?
— В прямом, сука! Нет у меня отца.
Он умерил пыл.
— Точнее, я его не знаю. Мать говорила, что он альтернативным художником был. Картины за такие бабки улетали! Свалил он в Штаты, и, блин ... всё.
— На кино похоже. — Подметила я.
— Да я и говорю, сгорел как факел!
В приглушенной, ало-красной комнате воцарилась гнетущая тишина.
— Ну так чё? — Он шмыгнул носом и оживился. — Ещё партеечку?
Я закивала.
— Раздавай.
Киса сбросил мне карту, улыбнулся и уверенно спросил:
— Уже готова проиграть?
Моё лицо исказила саркастичная гримаса.
— Это мы еще посмотрим.
Я немного проволочила игральную карту по теплому одеялу и остановилась, поскольку ощутила на красной рубашке два незримых прокола.
«Два прокола и шероховатая поверхность. Это не может быть просто совпадением»
— Что-то не так? — Напрягся Кислов.
— В смысле?
— Ты карту не поднимаешь.
— Я просто прошу Бога, чтобы там оказалось нормальное число. — Съязвила я.
Он усмехнулся.
«Если туз — это шершавая карта, то валет — это два прокола?»
Я подогнула карту и взглянула на её лицевую сторону.
Червовый валет.
В недоумевающем сознании, подобно пылкому огню, вспыхнули ранее сказанные слова:
«...»
— Меня короче Геныч учил. А он, чтоб ты понимала, ваще крутой тип. С межгородскими в карты играл, ну, на стаффчик. Никогда не проигрывал!
— Столько бабла поднял, а потом, блин, всё.
— В смысле, всё?
— Ну, его на шулерстве поймали и всё — завязал.
«...»
«Вот сучара»
Я взглянула на Ваню исподлобья.
«Похоже тебя Зуев не только в карты научил играть, но и жульничать! Ну хорошо. Сейчас сыграем»
— Ещё.
Киса шмыгнул носом и сдал мне карту. Коснувшись, я прощупала карту и нашла разделенные, шесть проколов и предположила:
«Это шестерка»
Я взглянула на карту.
Шестерка треф.
Я хмыкнула.
— Ещё.
Ничего не подозревающий Кислов сдал мне очередную карту из заряженной колоды.
Семерка червей.
— Ещё.
Мы встретились взглядом.
— Уверенна?
Я кивнула и коснулась сброшенной карты. Шершавая.
«Предположительно туз. И того двадцать шесть»
Я проиграла.
Кислов это прекрасно понимал. Но, к его великому сожалению, я просекла его.
Я артистично изобразила задумчивость и произнесла:
— Хотя знаешь, я передумала.
Я оттеснила карту, улыбнулась и добавила:
— Мне достаточно.
Кислов усмехнулся.
— Базару зира!
Он вернулся старшую карту в нижнюю часть колоды и, переведя дыхание, сказал по-особенному тихим голосом:
— Раз достаточно, значит достаточно.
Ваня уже вознамерился самолично раскинуть себе выигрышную руку, но я его остановила.
— А давай я раскину?
— Зачем? — Он нахмурился.
— Ну как? Чтобы всё было по-честному! — Сыронизировала я.
Он уступил.
— Ну давай, мой маленький дилер.
Он протянул мне помеченную колоду, но как-то странно. Не ведущей, правой рукой, а левой.
Я начала коряво тасовать игральные масти, незаметно прощупывая каждую карту.
Я оказалась права.
Каждая рубашка была с определенной меткой: где-то шершавая, где-то проколотая, а где-то был оторвавшийся уголок. Я стасовала колоду под себя и сдала ему первую карту.
Валет.
— Ещё.
Валет.
Ваня хмыкнул.
— Ещё.
Шестерка.
«Какая интересная игра. А главное честная!»
— Ещё.
Необузданная улыбка тронула уголки напряженных губ, и я снова сдала карту.
Валет.
И тут он что-то заподозрил. Он усмехнулся, взглянул мне в самую душу и потребовал еще одну карту.
Я повиновалась и сдала ему шершавую картёжку.
«Туз. И того двадцать три. Поздравляю, Кислов, ты проиграл!»
Ожидая услышать общеизвестный перебор, Киса озадачил меня следующей фразой:
— Хватит.
Я нахмурилась и это не осталось без его внимания. Он истаял в широкой улыбке и спросил:
— Вскрываемся?
Я с настороженностью согласилась. Я сбросила на первый взгляд выигрышную руку, взглянула на парня и озвучила собранную комбинацию:
— Пятнадцать.
Кислов поджал губы, закивал и усмехнувшись, произнес:
— Неплохо. Но у меня, к сожалению, больше.
Он скинул выигрышную руку, обличив передо мной знакомые карты, кроме одной. Место туза был червовый король. Но я не кидала ему короля!
— Шестнадцать. — Он победоносно облокотился об жесткий подлокотник. — Я выиграл.
— Ни хера!
— Да, в смысле? — Возмутился он. — Три валета — шесть, плюс еще шесть — двенадцать. Король четыре и того шестнадцать! Всё честно.
— Ты жульничал! — Возразила я. — У тебя вся колода помечена! Шершавые — тузы, проколотые — обычные и фигурные! Последняя карта была шершавой, а значит туз — и того двадцать три!
— Алис, эта колода просто старая. С ней, блин, что только не делали! — Оправдался он. — Не знаю, что ты там себе надумала, но я честно выиграл.
Прищурившись, я охватила негодующего парня скептическим взглядом и подметила, что с его правой ладонью было что-то не так. Словно он боялся ей пошевелить.
— А что у тебя в правой руке?
Он бессознательное пожал плечами.
— Ничего.
— Покажи. — Указывающее кивнула я.
Он нахмурился и нервно усмехнулся.
— Зачем?
— Тебе же нечего скрывать!
Я выдержала паузу и язвительно припомнила:
— Ты ведь честно играл.
Ваня склонил голову, шмыгнул носом и промолчал.
— Давай, показывай!
Он сжал правую кисть в полузакрытый кулак, перебросил руку через жесткий подлокотник и затмил её мебельным приспособлением. Он тряхнул головой, улыбнулся и заносчиво сказал:
— Не хочу.
— В смысле, не хочу?
— Ну ... вот так. — Он впился миндальным взором в высокий потолок. — Не хочу и всё.
— Да пожалуйста!
Я недовольно фыркнула и, небрежно собрав карты, добавила:
— Только в таком случае, ты лишь доказываешь то, что играл нечестно.
— А ты докажи.
Мы встретились взглядом и я хмыкнула.
— Легко!
Я отбросила игральную колоду в сторону и всем телом навалилась на полуобнаженного Ваню, принуждая его запрокинуть голову. Свежее благоухание ментола и морской соли исходило от его голого торса. Я склонилась над его правым плечом и подняла его тяжелую руку. Я разомкнула его кулак и обнаружила, что никакой карты там и в помине не было.
— Я же сказал, что играл честно.
Я не сумела признать свою ошибку. Я отпустила его руку и повторно склонилась над его плечом, осматривая деревянный пол. Там — почти под диваном, валялась карта с узорчатой рубашкой.
«Попался гадёныш!»
Я подняла шершавую карту, развернула её лицевой стороной и вкрадчивым голосом спросила:
— Говоришь: честно играл? М?
Кислов цыкнул языком и отвернулся.
— Туз червей и того двадцать три.
Он перехватил мой пристальный взгляд.
— Ты проиграл.
— Да, я проиграл. Признаю! Но а как бы я тебя еще раздел? А?
Над нами воцарилась неловкое, продолжительное молчание.
Внимательно разглядывая завораживающие глаза Вани, я в одночасье подловила себя на мысли, что не могу отвести от них свой изучающий взгляд. Они пленили собой, а я, не желая оторваться, продолжала созерцать. Упиваться горьким кофе, что отыскала в глубине его темно-карих глаз. Бездонные зрачки начали метаться по моему слегка порозовевшему лицу, вынуждая меня еще больше смущаться. Он глубоко вздохнул, и я вместе с ним. Наши сухие, манящие друг для друга уста находились в паре дюймов друг от друга. Порой мы оба бросали на них своё чуткое внимание, словно молча споря: кто первый осмелиться на смелый поступок, что окрестили поцелуем.
Я всегда была из робкого десятка. Молчала о щемящих чувствах, что разъедали мне сердце, и трусливо продолжала созерцать из стороны в надежде на фантазийную взаимность. Но не сейчас. Жгучее желание оказалось превыше мучительной чарты характера, и я первая потянулась за долгожданным поцелуем.