Глава 24. Предательница
Сиссилия и Фред всё чаще находили способы быть рядом, несмотря на давления, исходившие от их семей и окружающего мира. Каждое мгновение, которое они могли провести вместе, стало для них ценным.
Однажды, когда снег мягко покрывал землю в Хогсмиде, Сиссилия и Фред отправились в деревню, пряча свои чувства под масками обычных студентов. Всё вокруг было пропитано атмосферой праздника, но для них этот день был особенным. Они шли по тропинке, вдоль которой в витринах магазинов светились огоньки, а воздух был свежим и прохладным.
— Ты когда-нибудь думал, как это было бы — просто уйти, уехать далеко отсюда? — спросила Сиссилия, останавливаясь у одного из магазинчиков и глядя на витрину с волшебными шариками.
Фред улыбнулся, глядя на неё, и протянул руку.
— Я подумаю об этом, если ты тоже. Мы могли бы просто сбежать и забыть обо всех проблемах, — сказал он, обнимая её за плечи.
Их шаги замедлились, они остановились у небольшого кафе, где Фред, как всегда, заказал самые необычные пироги, а Сиссилия пыталась сдержать смех, наблюдая, как он непринужденно шутит с официантом. Этот момент был их — простым, уютным и таким важным.
Вечером, когда все студенты собрались в Большом зале, Фред и Сиссилия нашли способ уединиться на небольшом балконе, скрытом от посторонних глаз. Он был их убежищем, местом, где они могли побыть наедине, скрываясь от взглядов тех, кто не понимал их отношения.
— Я всё-таки не могу поверить, что ты продолжаешь сидеть рядом со мной на ужинах, несмотря на всю эту ситуацию, — сказал Фред, подмигнув ей, когда она с улыбкой взяла тарелку с пирогом, который он принёс.
— Не могу же я отказать человеку, который всегда приносит еду, — шутливо ответила Сиссилия, её глаза блескали от веселья.
Фред наклонился ближе, и их взгляды встретились, передавая нечто большее, чем просто слова. Тот момент, когда даже среди напряжённой обстановки они могли найти светлые моменты.
Поздно ночью, после того как все ушли в свои спальни, Фред и Сиссилия забрались в гостиную Гриффиндора. Огонь в камине потрескивал, и звезды виднелись в окне.
— Ты не боишься, что мы будем всё время скрываться? — спросила Сиссилия, сидя на мягком кресле рядом с ним. Она прикрыла глаза, поглощённая размышлениями.
Фред положил голову ей на плечо, его дыхание тихое и ровное.
— Почему я должен бояться? Я с тобой, Сиссилия. А если ты рядом, то что бы ни случилось, я буду бороться.
Эти слова звучали как обещание, а не просто выражение чувств. И в этот момент, сидя в темноте, они понимали, что несмотря на все препятствия, каждый их момент вместе — это их собственный мир.
На уроках, когда преподаватели давали задания, требующие совместной работы, Фред и Сиссилия часто оказывались партнерами. Их совместная работа всегда была полна веселья и лёгкости. Фред не раз дразнил её, подшучивая над её попытками решить сложные задачи, но в ответ она всегда подкидывала ему не менее остроумные замечания.
— Я думала, ты научился хотя бы одному заклинанию за все эти годы, — говорила она, когда его попытки оказались неудачными.
— Эй, я как-то об этом не думал, — смеялся Фред, но он продолжал пробовать, чтобы не подвести её.
И хотя задания иногда оказывались трудными, они всегда находили время, чтобы посмеяться, и это заставляло их чувствовать, что рядом всё ещё остаётся уют и понимание.
Каждое из этих моментов было их маленьким миром, в котором не было места для семьи или ожиданий. Всё, что им было важно, — это то, что они вместе, несмотря ни на что.
Прошло несколько недель с того момента, как Сиссилия согласилась на помолвку с Барти Краучем-младшим. Но она всё время ощущала тяжесть в сердце, как будто её душа сопротивлялась этому решению. Множество мыслей и сомнений крутились в её голове, и, несмотря на давление со стороны Беллатрисы и её матери, она не могла больше жить в лжи.
Однажды вечером, когда в Хогвартсе стояла тишина, а её комната была укрыта темнотой, Сиссилия села за стол и взяла перо в руки. Это было не просто письмо. Это был её шаг к свободе. Она открыла чистый свиток и начала писать.
«Дорогие члены моей семьи,
Не знаю, с чего начать, и не знаю, как вы отреагируете на мои слова, но я обязана сказать это.
Я не выйду замуж за Барти Крауча-младшего. Моя жизнь — это не просто выполнение воли семьи. Я уже давно сделала выбор, который не совпадает с вашими ожиданиями. Я отказалась от семьи, когда поняла, что для вас важнее имя, а не человек. Я верю, что могу выбрать свой путь, и этот путь не ведёт к Барти. Он не тот, с кем я хочу быть, не тот, с кем я буду счастлива.
Я понимаю, что разочарую вас этим решением, и возможно, вы меня больше никогда не примете в своей жизни. Но я больше не могу скрывать свои чувства и жить так, как вам хочется. Я буду бороться за свою свободу, даже если это означает потерять вас. Я не верю в лжесемейные узы, которые связывают нас только по крови, без любви и уважения.
Я больше не подчиняюсь диктату, который вы мне навязываете. Я буду жить своей жизнью, и если я должна быть с кем-то, то это будет мой выбор.
Прощайте, если хотите, и я не обижусь. Я больше не могу быть частью вашего мира, если это мир, в котором я должна быть чьей-то игрушкой.
Сиссилия.»
Она подписала письмо, глубоко вздохнув, и аккуратно сложила его в конверт. Каждое слово, которое она написала, было результатом долгих раздумий и мучительных решений, но теперь это было её окончательное решение.
Она почувствовала, как сердце её немного успокоилось, хотя впереди её всё ещё ждала буря. Сиссилия знала, что это письмо изменит всё — для неё и для её семьи. Но она уже не могла вернуться назад.
Она запечатала письмо и положила его в свой чемодан, готовая отдать его в руки совы, как только утро наступит.
На следующее утро, когда первые лучи солнца начали пробиваться сквозь окна Хогвартса, Сиссилия тихо поднялась с кровати, стараясь не разбудить соседок по спальне. Она накинула теплый плащ, взяла конверт с письмом и, ощутив его тяжесть, выскользнула из комнаты.
Хогвартс ещё спал; коридоры были пустынны, и её шаги едва слышно отдаваться эхом в каменных сводах. Она шла к совятне с твёрдым намерением передать это письмо, что символизировало конец одной жизни и начало новой. По пути она невольно остановилась у окна, глядя на заснеженные горы, и её сердце сжалось от волнения и страха.
Скоро она дошла до совятни. Здесь, среди спящих сов, царила полная тишина, нарушаемая лишь шелестом крыльев и редким уханьем. Сиссилия подошла к своей любимой сове — большой, с белыми перьями и проницательными, мудрыми глазами.
— Привет, моя хорошая, — прошептала она, поглаживая её по голове. — У меня для тебя важное задание.
Сова пристально посмотрела на неё, будто чувствовала всю серьёзность момента. Сиссилия аккуратно привязала конверт к её лапке, и, сделав глубокий вдох, наконец решилась.
— Отнеси это в поместье Блэков. Пусть они знают, что это мой выбор.
Сова плавно взмахнула крыльями, взлетела и растворилась в утреннем небе. Сиссилия долго смотрела ей вслед, осознавая, что только что сделала первый реальный шаг к свободе.
Когда письмо Сиссилии достигло поместья Блэков, утро было спокойным, но это спокойствие длилось недолго. Как только Беллатриса, Кастория, Нарцисса, Регулус и Вальпургия узнали о содержании письма, каждый из них испытал бурю эмоций, которая вспыхнула с силой неконтролируемого пламени.
Кастория, её мать, читала каждое слово с нарастающим чувством ярости и предательства. Она сжала письмо так сильно, что бумага чуть не порвалась, и её голос, обычно холодный и сдержанный, прорезал тишину поместья.
— Как она могла так поступить?! — воскликнула Кастория, бросив письмо на стол. — Она отказывается от всего, что для неё подготовлено. От семьи, от имени, от чести!
Её глаза сверкали гневом, и это была ярость матери, увидевшей в этом письме не просто отказ, а прямое оскорбление её родительского авторитета.
Беллатриса стояла рядом, её лицо побледнело, и ярость закипала внутри неё, как магия, готовая вырваться наружу. Она сжала кулаки, стараясь сдержать себя, но её взгляд говорил о том, что она готова уничтожить всё на своём пути.
— Эта маленькая предательница... — прошипела Беллатриса, глядя на письмо с таким отвращением, будто оно было грязью. — Она думает, что может пренебречь нашим именем и остаться безнаказанной? Думает, что сможет жить так, как ей вздумается? Какой позор для рода Блэков!
Её голос дрожал от злости, и в этот момент она была готова лично вернуться в Хогвартс, чтобы вырвать Сиссилию из её жизни, разорвать её связи с этим юнцом и заставить вернуться к долгу семьи.
Нарцисса стояла чуть поодаль, её лицо было холодным и строгим, но в её глазах светился гнев, смешанный с презрением. Она, как и остальные, видела в этом поступке племянницы не просто вызов, а прямое посягательство на принципы их рода.
— Она посмела отвергнуть Барти, посмела отказаться от традиций семьи ради кого-то недостойного? — тихо произнесла Нарцисса, и её голос был полон горечи. — Как же легко она отреклась от своего наследия. Это просто непростительно.
Регулус, стоявший у окна, напряжённо смотрел вдаль, сжимая челюсти. Он всегда знал, что его племянница была особенной, но не ожидал, что она способна пойти на такой шаг. Её действия шокировали его и поднимали в нём чувство бессилия и горечи.
— Она отказывается от семьи, от своей крови... — прошептал он с горечью. — Нас всех ждёт позор.
И, наконец, Вальпургия, их бабушка, которая всегда хранила строгие семейные традиции, читала это письмо с бесконечным презрением. Её старческое лицо покраснело, а глаза, несмотря на возраст, вспыхнули жестоким огнём. Она вздрогнула от гнева, как будто не могла поверить в то, что увидела.
— Эта дрянь позорит наш род! — яростно произнесла она, бросив письмо обратно на стол, словно оно обожгло её руки. — Она посмела отвергнуть наши традиции и пойти против нашей воли. Какой позор для нашего рода! Такой поступок должен быть наказан!
В комнате воцарилась тишина, но эта тишина была опасной. В каждом из них росло чувство мести, желание вернуть Сиссилию в семью силой, если потребуется. Они видели в этом не просто ошибку, а предательство, и были полны решимости не позволить ей уйти так легко.
В поместье Блэков царила напряжённая атмосфера. Барти Крауч-младший, недавно прибывший туда по приглашению Беллатрисы, заметил это сразу, как только вошёл. Он ожидал обычного обсуждения будущей помолвки, возможно, разъяснения дальнейших планов, но вместо этого его встретили лица, перекошенные от злости и негодования.
Беллатриса, кипя от гнева, первой заговорила. Её глаза горели яростью, которая лишь усиливалась при упоминании имени Сиссилии.
— Барти, — начала она холодно, — твоя невеста, как выяснилось, решила, что может нарушить свою клятву и нашу договорённость. Она прислала нам письмо, в котором... — Беллатриса сжала зубы и бросила на него тяжёлый взгляд. — Она отказалась от помолвки с тобой.
Барти посмотрел на неё, не сразу понимая смысл сказанного, как будто это была какая-то нелепая шутка.
— Что ты сказала? — медленно переспросил он, стараясь не выдать своего волнения.
Кастория, стоявшая неподалёку, с холодным презрением добавила:
— Она заявила, что не собирается выходить за тебя. Пишет, что не хочет следовать желаниям семьи, что ей, видите ли, дороже её собственные чувства.
Нарцисса сжала руки, её глаза были холодны, как ледяные камни.
— Она посмела пойти против нашей воли и отказаться от брака, который мы для неё определили. Всё ради какой-то... — Нарцисса осеклась, с отвращением подбирая слова, — привязанности к одному из Уизли.
При этом имени Барти заметно помрачнел. Его лицо побледнело, но в глазах появился опасный блеск. Слышать, что его невеста, его законная «собственность», позволила себе так опозорить его ради кого-то другого — это было выше его сил.
— Сиссилия отдала предпочтение... Уизли? — с отвращением произнёс Барти, будто даже само имя причиняло ему боль. — Эта глупая девчонка осмелилась отвергнуть меня ради какого-то ничтожества? Ради предателя крови?
Вальпургия, наблюдавшая за всем этим с тяжёлым, холодным взглядом, поднялась с кресла и сказала громким, властным голосом:
— Да. Она решила пренебречь нашей семьёй, отринуть своё имя ради какого-то юнца. Но мы не потерпим такого позора! Она сама не понимает, что совершила непоправимую ошибку. Этот поступок будет стоить ей многого.
Регулус, скрестив руки на груди, с мрачным выражением лица сказал:
— Она предала нас всех, Барти. Нашу семью, нашу честь... и тебя.
Барти услышал в его словах презрение и негодование, и это только усиливало его ярость. Он посмотрел на каждого из присутствующих и наконец, его взгляд остановился на Беллатрисе.
— Я не потерплю такого унижения, — прошипел Барти, его лицо исказилось от ярости. — Сиссилия должна понять, что такие вещи не проходят безнаказанно. Она должна осознать последствия своего выбора.
Беллатриса, с довольной усмешкой, отошла ближе к нему, словно поощряя его гнев.
— Ты прав, Барти, — тихо произнесла она. — Мы вместе с тобой добьёмся того, чтобы эта дерзкая девчонка вспомнила, кому она принадлежит.
Барти кивнул, а его глаза блеснули опасной решимостью.
— Пусть её наивные мечты о свободе обернутся её же кошмаром. Я сделаю так, что она будет умолять о пощаде, о прощении. И тогда она станет моей, такой, какой и должна быть.
На этом их разговор закончился, но каждый из них знал — это был лишь первый шаг.