война слов и бумаг
Июльское солнце Барселоны палило нещадно, превращая улицы города в раскаленную сковороду. Но внутри тренировочного комплекса "Барселоны", в прохладе кондиционированных коридоров, царила совсем другая атмосфера – атмосфера напряженной работы и предвкушения нового сезона. Ламин Ямаль, едва сошедший с поля после особенно изнурительной, но плодотворной тренировки, чувствовал себя на вершине мира. Ему только что удалось забить невероятный гол, прорвавшись сквозь защиту, которая казалась непробиваемой, и его фирменная, чуть дерзкая усмешка, полная самоуверенности и озорства, не сходила с его губ. Он шел по коридору, насвистывая какую-то модную мелодию, его шаги были легкими и пружинистыми, отражая его внутреннее состояние абсолютного триумфа.
На пути к душевым Ламин не смотрел по сторонам. Он был погружен в свои мысли, прокручивая в голове идеальную траекторию полета мяча, восторженные крики партнеров по команде, предвкушая грядущие победы. В этот момент из-за угла, прямо перед ним, вывернула девушка. Она была высокой и стройной, с длинными волосами цвета жженого апельсина, спадающими на плечи. В руках она несла, казалось, целую гору документов, папок и планшетов, полностью загораживающих ей обзор. И, конечно же, на полном ходу, с какой-то офисной деловитостью, она врезалась прямо в Ламина.
Удар был несильным, но достаточным, чтобы нарушить хрупкий баланс девушки. Стопка бумаг взметнулась в воздух, как стая перепуганных птиц, и рассыпалась по безупречно чистому полу коридора. Несколько листов приземлились прямо на мокрые от пота бутсы Ламина, оставляя на них некрасивые пятна чернил и влаги.
Его идеальное настроение мгновенно испарилось. Ламин с досадой посмотрел сначала на испорченные бутсы, затем на помятый, теперь уже бесполезный документ, а потом медленно, с выражением чистого недовольства, поднял взгляд на виновницу происшествия. Его усмешка сменилась гримасой раздражения.
— Смотрите, куда идете, — бросил он, даже не пытаясь скрыть свою досаду. Его голос звучал резко, с нотками превосходства, к которым он привык в общении с теми, кто не на его уровне.
Девушка, которую звали Мейт, подняла одну бровь. В ее глазах, цвета осеннего золота, вспыхнул огонек вызова. Она была явно не из тех, кто привык уступать или извиняться без причины.
— Простите? — ее голос был низким и четким, без тени испуга. — Это вы шли, как будто коридор – ваша личная автострада. А я, между прочим, работала. В отличие от некоторых, кто, кажется, только что бегал по травке.
Ламин презрительно хмыкнул. Его губы изогнулись в ехидной усмешке.
— Работали? Выглядит скорее как генеральная уборка в бухгалтерии. Может, стоило бы сначала освоить азы передвижения в пространстве с грузом? Или хотя бы смотреть вперед?
Мейт резко выпрямилась, поставив руки на бедра. В ее глазах читался неприкрытый гнев.
— А вы выглядите как самовлюбленный индюк, которому пора научиться вежливости и, возможно, завязывать шнурки, чтобы не спотыкаться о невидимые препятствия! — она наклонилась, быстро собирая рассыпанные документы. — И, кстати, я, в отличие от вас, здесь не для того, чтобы гонять мяч и раздавать автографы. Я – новый PR-менеджер по работе с прессой. Так что вам, мистер Ямаль, придется меня видеть чаще, чем хотелось бы. Очень, очень чаще.
Ламин опешил. PR-менеджер? Новый? Это означало, что эта дерзкая, ехидная особа будет вечно крутиться рядом, организовывать его интервью, требовать его присутствия на мероприятиях. Мысль об этом наполнила его отвращением. Его усмешка стала еще шире, но теперь в ней читалась смесь недоверия, вызова и предвкушения будущих баталий.
— О, ну что ж, добро пожаловать в ад, — протянул он с преувеличенной вежливостью, демонстрируя, как он небрежно перешагивает через рассыпанные листы, не помогая ей их поднять.
Мейт выпрямилась с последней папкой в руках. Ее взгляд был полон огня.
— И вам не хворать, — процедила она, глядя ему вслед, пока он удалялся в сторону душевых. — Надеюсь, ваш талант компенсирует ваш характер, мистер Ямаль. Иначе нам обоим придется очень тяжело.
Вечером, на совместном ужине, который часто устраивали Эктор, Мелина, Пау и Мартина, Ламин не смог не поделиться своими "приключениями". Они сидели в уютном итальянском ресторане, запахи пиццы и чесночного хлеба витали в воздухе.
— Вы не представляете, — начал Ламин, драматично размахивая вилкой, — новая пиарщица – это просто катастрофа! Она какая-то... мегера! С характером фурии! И неуклюжая, как слон в посудной лавке!
Мелина, с присущей ей мудростью, лишь улыбнулась, посмотрев на Эктора.
— О, Ламин, — сказала она с мягким смехом, — ты забыл, что иногда именно так начинаются самые интересные истории? Помнишь, Эктор, как ты поначалу меня за "эгоистку" принял?
Эктор усмехнулся, вспоминая их первое знакомство.
— Моя Мелина тоже поначалу меня за "самовлюбленного индюка" приняла, — подтвердил он, подмигнув Ламину. — Может, это знак?
Ямаль фыркнул, отмахиваясь.
— Это другое. Вы же не рассыпали на него тонны бумаг, которые потом пришлось бы переделывать. А эта – она просто... ехидная! И высокомерная.
Пау, который с увлечением поглощал пасту карбонара, поднял голову.
— А что, красивая? — невинно спросил он, проигнорировав ворчание Ламина.
Ламин скривил гримасу, словно только что съел лимон.
— Какая разница? Главное, что невыносимая. Она же будет преследовать меня повсюду!
Мартина, которая слушала все с улыбкой, хихикнула: — Ну, Ламин, это же не самый плохой вариант, когда тебя "преследует" красивая девушка.
Ламин лишь закатил глаза. Он был уверен, что эта Мейт станет его личным кошмаром. Он еще не знал, что эта "мегера" и "фурия" станет самой важной частью его жизни, которая принесет ему самую искреннюю радость и самую глубокую боль. И что именно ее отсутствие заставит его усмешку угаснуть навсегда.
В следующие дни их столкновения стали легендой на базе. Мейт, как и обещала, требовала от Ямаля пунктуальности, точных ответов и серьезного отношения к публичным выступлениям. Он же, в свою очередь, игнорировал ее звонки, задерживался на пресс-конференции на пятнадцать минут, отшучивался и выдавал "гениальные" односложные ответы, которые Мейт приходилось потом расшифровывать и "украшать" для прессы. Он даже как-то намеренно надел носки разного цвета на официальную встречу, зная, что это выведет ее из себя. Мейт после этого сдерживалась изо всех сил, чтобы не придушить его прямо там, но ее глаза метали молнии, и Ламин наслаждался каждой их вспышкой.
Однако постепенно, сквозь их "перепалки", сквозь словесные дуэли и взаимные подколки, начало пробиваться что-то другое. Она, Мейт, видела его на поле: его невероятную страсть, его неукротимую энергию, его чистый, необузданный талант. Она видела, как он борется за каждый мяч, как он отдается игре целиком, и это вызывало у нее невольное восхищение. Он был настоящим гением, несмотря на его несносный характер.
Он, Ламин, замечал ее профессионализм, ее острый ум, ее удивительную способность справляться с любой ситуацией – даже с ним. Она была строга, но справедлива. И, что самое удивительное, она не отступала. Она не боялась его дерзости, его статуса. Она отвечала ему на равных, и это, как ни странно, цепляло. Ему стало интересно.
Однажды, после особенно неудачной игры, когда Ламин был мрачнее тучи, проиграв важный матч из-за собственной ошибки, он сидел один в раздевалке. Его фирменная усмешка была стерта с лица, сменившись выражением глубокой досады и разочарования. Мейт, вместо того чтобы отчитывать его за проваленное интервью, которое он проигнорировал, просто принесла ему стакан воды и молча поставила рядом.
— Не парься, — тихо произнесла она. — У всех бывают плохие дни. Главное – как ты из них выходишь.
Ламин поднял на нее глаза. Его усмешка на мгновение пропала, сменившись чистым удивлением. Это был первый раз, когда она не ругала его, не требовала, не критиковала. И первый раз, когда он не огрызнулся в ответ. Он просто кивнул, принимая воду. Это был крошечный, почти незаметный, но невероятно важный шаг на пути, который изменит их жизни навсегда.