Наследие Лýны

Pov. Jungkook

Дым медленно поднимается вверх, растворяясь в прохладном воздухе. Как и мои иллюзии относительно счастливой жизни с любимым человеком. И почему жизнь сталкивает нас с теми, в кого мы влюбляемся, но не может строить будущее. Можем ли мы вынести какой-то урок из этой ситуации? Стать терпимее? Научиться распознавать характер людей с первого взгляда? Вряд ли. Я лишь понял, что слил в унитаз несколько лет своей жизни, потратив их на человека, который не был во мне заинтересован по-настоящему. Что нужно для счастливых отношений? Взаимная любовь? Страсть? Понимание? Мне казалось, что у нас было все. Но страсти все-таки больше. Но по факту, выяснилось, что кроме ослепляющей страсти она ко мне ничего не испытывала. Жаль. Жаль потраченное время, чувства и силы. Я столько раз наступал себе на горло и мирился с ее причудами, желая сохранить наши отношения. Но видимо это нужно было только мне. За эти несколько лет она ни разу не пошла на примирение первой. Нет, не так! Она ни разу даже не извинилась за слова, которые случайно сорвались с губ в ходе ссоры. Я всегда был виноват. Я это признавал и старался загладить свою вину. Часто дарил подарки, устраивал романтические ужины, но только я. Тогда мне казалось, что это нормально. Ведь я так любил ее! Но сейчас, после моря высказанных недовольств с ее стороны, я понимаю, что все это воспринималось как должное. Наши чувства были неравноценными. Я был по уши влюблен, а она лишь принимала мои ухаживания. Обидно! Неужели я был настолько плох, что не заслужил хотя бы десятой части того тепла, которое отдавал? А Джин-хён оказался прав! Когда я сияющий, как медный таз, сообщил, что переезжаю в Токио, он поинтересовался, стоят ли мои жертвы того. У него возникли сомнения. Сейчас понимаю, почему. Я уговаривал ее переехать жить в Корею, в Сеул, но она наотрез отказалась, заявив, что не сможет прижиться в другой стране. Я тогда не придал этому значения, на все был готов ради нее. Сейчас понимаю, что уступки должны быть с обеих сторон.

Стою на крыльце собственного дома, ощущая что-то непонятное. Вроде бы и родные стены, но все словно чужое. Отвык от давящей тишины большого пространства. В Токио я практически никогда не оставался один. Но теперь мне придется научиться быть одному. Глубоко затягиваюсь и выпускаю дым в небо. Хён обещал подъехать после работы в студии, но его нет уже минут тридцать. Надеюсь, что его не загребли в полицию за похищение собственной дочери. Ах, да! Он же не может рассказать всем, что Минджи его родная дочь. Как же достало все это! Постоянно что-то скрывать, убегать от папарацци и изображать из себя кого-то, кем ты не являешься. Запускаю пятерню в отросшие волосы, ища успокоения, но не помогает. Минджи уже видит десятый сон, а я все еще шарахаюсь по дому как неприкаянный. Слышу шум подъезжающей машины и спускаюсь по ступенькам.

– Привет! – с трудом вываливается из машины Чимин, вытягивая за собой объемный пакет. Я киваю в ответ. К вечеру сил на разговоры совсем не осталось. Он прищуривает глаза, осматривая меня с головы до ног.

– Неужели малышка Минджи тебя довела? – пытается шутить, но в голосе ни нотки юмора. Я криво усмехаюсь, отбирая у него поклажу, и иду вперед. Давно мы не сидели вместе за одним столом. Заходим на кухню, разбираем пакеты. Пиво и закуски.

– Ну, рассказывай, – с щелчком открывает банку пива хён. Он откидывается на спинку стула, делая первый глоток. Я молча смотрю на него, криво усмехаясь. Еще несколько часов назад я был готов бросится ему на шею и излить душу, но после его рассказа и беседы с Минджи, думаю, что ему намного тяжелее чем мне. – Чего молчишь? Язык проглотил? – хлюпает пивом. – Так соскучился по корейскому пиву?

– Я вернулся насовсем, хён, – отставляю банку в сторону, чтобы не задеть рукой. Чимин тут же округляет глаза. – Мы расстались и теперь я буду работать из Сеула.

– Расстались? Когда? Почему? – подскакивает на стуле Чимин. – Ты слишком много времени уделял работе? – сыпятся вопросы на мою голову.

– Она не хочет создавать полноценную семью. Говорит, что «гостевой брак» отличный вариант. Нет претензий, нет обязательств. Мня это не устраивает, – поясняю хёну. Чимин хмурится. Возможно, стоило повременить с этой новостью, но он же не отстанет, пока не выпытает все.

– Ты сам-то как? – рассматриваю его уставшее лицо. Видно, что не спал нормально уже несколько дней. Чимин поднимает большой палец вверх, явно лукавя. – Минджи сказала, что Лýна болеет. Серьезное что-то?

– У нее опухоль головного мозга, – тяжело вздыхает хён, ставя банку пива на стол. Руки подрагивают. Как так-то? Молодая же еще совсем! Не решаюсь озвучить свои мысли, видя, как ему тяжело.

– Прогнозы?

– Да, нет никаких прогнозов. Тем более после этого падения! – ударяет кулаком по столу. – Лýна попросила заместителя записать свой разговор со свекрами. Видео нет, лишь звуки. Но из них понятно, что кто-то из них ее ударил. Скорее всего пощечина. Она не удержалась и упала, стукнувшись головой, потеряла сознание.

– Они из прошлого века что ли? – вылетает из моего рта. – Как можно ударить свою собственную невестку? Как вообще можно ударить человека, если он не угрожает твоей безопасности? Идиотизм какой-то!

– Я был готов поубивать их всех, когда за Минджи приехал. Они заперли девчонку в комнате без всяких объяснений. Хорошо, что она не побоялась перелезть с балкона на дерево и спуститься ко мне. Правда поторопилась и спрыгнула раньше, чем я ее поймал. Ногу подвернула. Как она кстати?

– То злится, то плачет, – вздыхаю, вспоминая нашу беседу. – Ногу я ей на ночь мазью от растяжений намазал. Через пару дней будет как новенькая.

– На меня злится, – констатирует Чимин-хён. Согласно киваю в ответ. – Могу ее понять. Столько лет жила и думала, что ее отец муж мамы. А тут я нарисовался.

– Не из-за этого, – отрицательно мотаю головой. – Она сердится, что ты от нее утаиваешь состояние Лýны. Получается, что родная дочь узнает о болезни матери и ее травме позже тебя. Не делай так, хён. Лучше расскажи, как есть. Она имеет право знать. Ведь никто не может сказать, что будет дальше. Даже врачи прогнозов не дают.

– Ты прав, – кивает Чимин, потирая переносицу. Вижу, что глаза слипаются.

– Поедешь домой или у меня останешься? – передаю ему еще одну банку пива. Чимин смотрит на напиток, но, к моему удивлению, отказывается.

– Хочу завтра до съемок заехать к Лýне. Понимаю, что мало, что изменится за ночь, но все же, – в очередной раз вздыхает хён.

– Насчет Минджи кто-то приходил?

– О, да! – смеется Чимин-хён. – Я из клиники поехал в студию. Надо было поработать. Возвращаюсь домой, а у входа маячит молодой мужчина в полицейской форме. Я сразу понял, что по мою душу. Очень хотел знать, куда же я увез Го Минджи.

– И что ты ему сказал? – подаюсь вперед, чтобы прихватить немного кальмаров.

– Сказал, что Го Минджи попросила отвезти ее в клинику к матери, что я с удовольствием и сделал. Он допытывался, откуда я знаю малышку. Я заявил, что добрый друг ее матери, которая неожиданно попала в больницу. Девочка звонила в слезах, утверждая, что дед и бабушка заперли ее в комнате без объяснений, в то время как мама находилась на грани жизни и смерти. Так мало этого, полиция уже побывала и у Тан Хаюль. Но она молодец, подтвердила мои слова о заточении Минджи. Так что первую беседу с полицией мы прошли. Нужно теперь продумать, как доставить Минджи в клинику, чтобы она повидалась с Лýной, и не засветить ее перед полицейским. Наверняка, он придет в больницу еще не раз. Я выставил охрану возле палаты, запретил покидать ее даже если туда заходят врачи. Так что стараюсь держать все под контролем, – встает с места хён. – Позвонишь завтра, как только проснешься и расскажешь о состоянии Минджи, – дает последнее указание на сегодня. А может и не последнее. Наверняка, приехав домой, вспомнит еще что-то. Я похлопываю его по плечу, давая понять, что выполню его просьбу.