Приговор

Ситуацию перед всеми нельзя было отрицать как неловкую. Пять человек, все голые в холодной сырой камере, держащие друг друга, чтобы не замерзнуть, пока один из них рассказывал, как его убили и вернули к жизни. Джон наконец раскрыл, что произошло в ночь его смерти, как его братья вонзили свои ножи в его тело и в день его пробуждения.

«Больше всего я помню не боль, когда меня ударили ножом, я лежал в снегу, холодный и одинокий». Никто ему ничего не сказал. Что они могли сказать? «Думаю, самое худшее было, когда я впервые прикоснулся к своим шрамам. Когда я их увидел, я надеялся, что сплю, но когда я их почувствовал, я понял, что это не так. Я не хотел жить».

«Ты помнишь, каково это - перестать жить?» - спросила Яра. «Когда ты наконец ушел, что ты чувствовал?» Она звучала одинаково любопытно и напугано, чтобы спросить. Кто бы не хотел? Смерть - самая загадочная вещь в мире. Каждый испытает ее, но никто не сможет вернуться, чтобы рассказать об этом.

Джон колебался, может ли кто-нибудь знать, что такое смерть? «Это было похоже на засыпание, за исключением...» Он вспомнил тот момент, когда свет вокруг него померк, и он провалился в небытие. «Я умолял всех, кто меня слушал, проснуться».

Яра, казалось, смотрела вдаль, обдумывая его слова. «Во время Войны Пяти Королей я слышал слухи о группе преступников. Их возглавлял человек из Дома Дондаррион. Они говорили, что его убила Гора по крайней мере пять раз».

«Шесть», - сказал Теон. «Когда я возвращался в Пайк из Винтерфелла, некоторые моряки на моем корабле тоже говорили об этом».

«Мне плевать, насколько он умер. Главное, что он умер. Если это правда, может быть, он сможет дать тебе какие-то ответы», - сказала она Джону.

Джон покачал головой. «У меня нет вопросов».

«Это ложь», - сказала она ему. «Ты не умираешь и не возвращаешься, ничего не спросив».

"Ты прав, я не знал. Но я похоронил все, что хотел знать, когда моя сестра появилась в Черном Замке. Я снова жив, и это все, что мне нужно, чтобы продолжать жить". Честно говоря, он не хотел знать больше этого. Если Владыка Света действительно вернул его с какой-то целью, то он, вероятно, должен был сказать об этом Джону, когда он это сделал. Он не знал, что проклятый бог хотел, чтобы он сделал, поэтому вместо этого он делал то, что, как он знал, он мог сделать.

Яра вздохнула, видимо, потеряв всякую возможность продолжить разговор.

Дейенерис наконец заговорила, поскольку задала Джону страшный вопрос. «Каково там, к северу от Стены?»

Джон посмотрел на нее сзади. Она была прямо перед ним, и она не повернулась, чтобы посмотреть на него, когда он обнимал ее. «Прекрасно в каком-то смысле». Это, казалось, привлекло ее внимание. «Когда ты на Стене, смотришь на север, видишь то, что, как тебе кажется, является всем, что ты мог бы увидеть, а затем отправляешься в путешествие к тому, что лежит за ней, это удивительно».

«Это не опасно? Каждый день - не день выживания?» - спросила она, как будто знала, каков настоящий север. Ей еще даже не доводилось видеть настоящую зиму на Севере.

«Да, это опасно. Но не каждый день был посвящен выживанию». Несмотря на все путешествия, которые он совершил в тех землях, были и приятные воспоминания. Лагерь у Кулака Первых Людей, пещера, даже воссоединение с Призраком у Крастера. Боже, как же он скучал по своему лютоволку сейчас. Он почти жалел, что не привел его на Драконий Камень. Дейенерис, вероятно, хотела бы с ним встретиться.

«Я слышал несколько слов о походе моего отца в те земли», - сказал Джорах. «Но больше я ничего не слышал».

Джон посмотрел на него. Он знал, что Джорах хотел узнать, почему его отец отправился на север и погиб. «Мы отправились расследовать слухи о том, что Одичалые собираются в огромную армию. По дороге мы остановились у хижины, принадлежавшей одичалому по имени Крастер. Именно там я впервые их увидел».

«Белые Ходоки?» - спросил Теон. Казалось, одно лишь произнесение их имени в камере заставило всех похолодеть. «Крастер был известен своими женами. Когда его жены рожали ему дочерей, он женился на них, и они рожали ему еще дочерей». Джон чувствовал отвращение, которое все чувствовали. «Но его сыновья, они были даром богам. Однажды ночью я последовал за ним в лес. Он унес с собой в лес своего новорожденного сына и оставил его там. Потом я увидел, как что-то забрало его, а затем я увидел его глаза, светящиеся более холодным синим цветом и смотрящие на меня».

«Почему произошел мятеж?» - настаивал Джорах.

Джон был удивлен, что Джорах знал о мятеже. Из того, как он спросил, он был довольно не заинтересован в самом полигоне, а больше в том, что привело к смерти его отца. «Когда мы покинули Стену, триста братьев разбили лагерь в Кулаке Первых Людей. Они должны были сражаться с Одичалыми, когда те прибудут, но Белые Ходоки добрались туда первыми. Менее тридцати выжило, и еще меньшему числу удалось вернуться в крепость Крастера. Люди, которые были преступниками до своих клятв, восстали и убили всех, кто был верен Лорду-Командующему. Лишь немногим удалось спастись».

«И где ты был?» Джорах звучал так, будто ему лучше дать хорошее объяснение. Он его заслужил. Как личный управляющий лорда-командующего, Джон должен был быть там и защищать его. Но его там не было.

«В то время я был пленником Одичалых. Но я повел отряд, чтобы отомстить за твоего отца. Я хочу, чтобы ты знал, что каждый мятежник нашел справедливость». Джорах, казалось, испытал некоторое облегчение, когда сказал это.

Джон был единственным, кто действительно говорил в течение следующих нескольких часов, рассказывая всем о том, как он стал Одичалым и о Битве в Черном Замке. Он, казалось, привлек внимание некоторых других заключенных в камерах. Иногда раздавался случайный вопрос от кого-то, кто не был в самой большой камере.

Все было прервано, когда четыре стражника из Железнорожденных вошли в подземелье и открыли свою камеру. «Ваши величества», - насмешливо произнес один из них. «Король Эурон приказывает вам явиться к нему». Они подняли мечи перед всеми, опасаясь, что кто-нибудь попытается сделать что-нибудь глупое.

«Я не могу ходить», - напомнила Дейенерис. Рана уже начала свой долгий процесс заживления, но было еще слишком рано, чтобы ходить по ней без боли или риска ее разорвать.

«Мы с удовольствием понесем тебя», - сказал Железнорожденный, злобно ухмыльнувшись и взглянув на ее грудь.

Джон встал, наклонился и схватил Дейенерис, подняв ее с земли и взяв в свои объятия. «Я - все, что ей нужно». Он заметил, как она посмотрела на него, ее бровь приподнялась. Он понял, как он это сказал, и на мгновение слегка покраснел, прежде чем последовать за Железнорожденными. Они закрыли за собой камеру и вывели их из холодных подземелий. Наконец-то появились окна, и они увидели ночное небо. Звезды были яркими, и на короткое мгновение Джон увидел луну. Она еще не была полной, но едва-едва.

Пока они продолжали идти обратно в Великую крепость, Дейенерис, казалось, положила голову на грудь Джона. «Твое сердце все еще бьется», - прошептала она. Что она имела в виду? Она пыталась сказать, что он все еще жив, потому что он заметил это давным-давно. И все же, ему стало спокойно, услышав ее слова. «Это доброе сердце», - сказала она.

Джон вспомнил, что сказал ему сир Аллисер в Черном замке. «У тебя доброе сердце, Джон Сноу. И это приведет к тому, что мы все погибнем». Похоже, это было его проклятием. Каждый раз, когда он желал добра и пытался поступить правильно, другим приходилось за это страдать. Но он был уверен, что она имела в виду не это. Казалось, она была рада, что он с ней.

Наконец они вошли в Великую крепость, и вместо того, чтобы сидеть у огня, Эурон стоял за столом, глядя на что-то, но его тело закрывало вид. Он повернулся к ним и улыбнулся, словно приветствуя вернувшихся друзей. «Вот это прекрасное зрелище. Прекрасная королева в объятиях своего прекрасного короля. Это как сказка на ночь». Он медленно подошел к ним, но держался на расстоянии, как будто постоянно наблюдая за ними. «Где мои манеры, королева, должно быть, устала после травмы, полученной сегодня днем». Он указал на свое кресло у огня. «Пожалуйста, я настаиваю».

Джон не осмелился что-либо попробовать с этим безумцем. Он внимательно осмотрел кресло, проверяя, нет ли чего-то, что могло бы быть опасным, прежде чем осторожно посадить на него Дейенерис. Она села, насколько могла, а он встал перед ней, словно щит.

Эурон посмотрел на них обоих на мгновение, прежде чем фыркнуть. Он взял свечу на другом столе рядом с собой и подошел к Дейенерис. Джон бы встал перед ним, но ему пришлось остаться на месте, так как на него внезапно нацелились четыре арбалета.

Эурон протянул свечу Дейенерис. «Я слышал, что огонь даже не причиняет боли, когда к нему прикасаешься. Покажи мне». Дейенерис медленно взяла свечу, и Джон посмотрел на нее, пока она молча медленно водила пальцами по пламени. Эурон, казалось, был законно удивлен: «Замечательно. Я впервые вижу что-то подобное». Он встал и пошел обратно к столу, за которым сидел ранее. «Завтра полнолуние, день, за которым вы все умрете. Ну, все они, кроме тебя». Он указал прямо на Дейенерис. «Я не могу позволить, чтобы твои драконы сожгли то, что скоро станет моим. Даже если бы я просто держал тебя в плену, они все равно устроили бы хаос среди нас всех, как только выяснили бы, где ты». Он взял коробку из ящика рядом со столом, засунул руку внутрь и вытащил стеклянную бутылку. Это было тонкое прозрачное стекло, а внутри была зеленая люминесцентная жидкость. Насколько Джон знал, это было не вино.

Эурон откупорил бутылку и вылил каплю жидкости себе на палец. Он схватил новую свечу, смазал кончик веществом и снова приблизился к ним. «Поэтому единственное решение - устроить немного хаоса самому, немного, от которого даже драконы отступят в страхе». Он поднес свою свечу к той, что держала Дейенерис, и свеча зажглась, но пламя было зеленым.

Зеленый огонь, Джон слышал о таком из Давоса. Он сказал, что это называется Wildfire и не стал скрывать подробности о том, насколько разрушительной силой это обладает.

Эурон уставился на цвет зеленого, прежде чем немедленно сунуть его под руку Дейенерис. Она ахнула и выронила свечу, убирая руку с дороги. Она посмотрела на свою руку и увидела оттенок красного там, где зеленое пламя коснулось ее. Она почувствовала, как оно обжигает.

«Что это?» - спросила она.

Он только улыбнулся ей и прошептал. «Огонь такой дикий, что сжигает даже драконов». Он кивнул своим охранникам, схватил Джона и оттащил его от Дейенерис. Двое других железнорожденных схватили ее, выдернули из кресла и бросили на пол. Она поморщилась от боли в ноге, но это было наименьшей из их забот.

Эурон схватил бутылку со стола и подбросил ее в воздух, не боясь, что она случайно разобьется. «Ты помнишь мой последний вопрос в нашей маленькой игре?» Его улыбка была слишком взволнованной, ожидая, что она скажет. «Не лги на этот раз. Он влюблен в тебя?» Он щелкнул пальцем прямо в сторону Джона.

Джон на мгновение замер. Что это за игра? Почему Эурон был так заинтересован? Неужели он только и делал, что играл со своими пленниками? Он, казалось, очень лаял, но не кусался.

Но вопрос задержался в голове Джона. Он даже сам не знал, это было слишком странно в тот момент. Так ли это? Он чувствовал что-то, когда был с ней на Драконьем Камне, но потом все стало неразберихой, когда он узнал правду о себе. У него было так много всего на уме. Одно оставалось неизменным - он всегда думал о ней. На самом деле, он не мог выкинуть ее из головы.

Затем он вспомнил, что сказала ему Миссандея на пляже. «Когда Кхоно отдал тебе меч, он сказал, что любой мужчина, который посмотрит на Кхалиси, как на луну своей жизни, никогда не причинит ей вреда».

Затем он вспомнил, что сказал ему Давос, когда они на мгновение оторвались от Расписного стола. «Ты не пойдешь, потому что тебе нужна ее помощь, ты не пойдешь, потому что ей нужна твоя. Дело не в мертвецах, не в Серсее и не в грёбаной битве, которая нас ждет».

« Давос-»

« Ты уходишь, потому что сейчас ничто в мире не имеет значения, кроме нее, не так ли?»

"Да", - сказала Дейенерис. Джон посмотрел на нее, и они обменялись взглядами. У нее был тот взгляд, будто она призналась в преступлении или в большой вине, который ее тяготил. Она была права.

Эурон казался довольным. «Замечательно, посмотрим, как он это докажет». Эурон бросил бутылку в Дейенерис. Джон даже не думал, он просто отреагировал и вырвался из рук людей, которые его кастрировали. Он обернулся перед Дейенерис, защищая ее. Бутылка разбилась о его спину, и он почувствовал, как жидкий лесной огонь уже начал гореть. Следующее, что он осознал, это пламя коснулось его спины, и жидкость загорелась. Он закричал так, как никогда раньше. его уже обжигали, но не так, и это был не естественный огонь, это было зло. Он упал на спину и покатился по полу, пытаясь хоть как-то потушить пламя. Он чувствовал запах своей плоти, которая начала готовиться, и это было ужасно.

Он поймал взгляд Эурона, который выглядел изумленным, прежде чем подать сигнал своим людям. Они несли большие мешки с пеплом и бросали их в Джона, затухая огонь. Все это ощущалось хуже, чем ножи. Он перестал кричать, но не мог перестать дрожать. Его дыхание было учащенным, а боль была такой сильной.

Эурон рассмеялся, вдыхая глубокий запах комнаты. «Жареный волк! Вкусно пахнет!» Он махнул рукой, и его люди схватили Джона и Дейенерис и потащили их обратно в подземелья.

Железнорожденные не стеснялись хвататься за ожоги. Это было похоже на тысячу ножей, многократно вонзающихся в спину Джона в плечо. Он орал каждый раз, когда они сжимали его, и открыто ругался на всех, кто мог его услышать.

Когда они вернулись в камеры, Дейенерис втолкнули туда, а Джона швырнули. Все тут же окружили Джона и ахнули от его ожогов. Соленая вода на полу просочилась в плоть и сделала боль намного сильнее. Он не мог понять ничего из того, что они говорили, когда переворачивали его на живот, но он знал, что они паникуют. Он чувствовал себя ошеломленным, и все начинало расплываться. Единственное, на чем он мог сосредоточиться, были его мысли.

«Это оно? Я не хочу умирать снова, пока нет, не здесь. Я хочу домой. Я хочу увидеть свою семью. Я хочу увидеть Призрака. Я хочу увидеть своих дочерей». Голоса вокруг него позади собирались воедино. Он мог слышать их, когда его перевернули и он сел. Они были осторожны, чтобы не касаться его ран.

Джон едва мог пошевелиться. Его голова опустилась, словно мертвый груз. «Я хочу увидеть драконов. Игрис... Лиаррас... даже Рейегал. Интересно, позволит ли он ему ехать на нем, позволит ли мне лететь с ним...» Он не был уверен, как, но у него начали появляться видения, все сразу. Он мог видеть своими глазами и глазами еще пятерых. Он мог видеть Игрис и Лиарраса, летящих над Винтерфеллом. Он мог видеть Дрогона, Рейегала и Визериона, летящих над Драконьим Камнем. Но затем это стало чем-то большим. Он начал чувствовать. Он мог чувствовать ледяной холод Севера и обонять запахи леса и земли, в то же время он чувствовал тепло юга на Драконьем Камне и обонял океан.

«Его глаза, - услышал он голос Теона, - что с его глазами?»

Голоса вокруг него затем заглушило то, что было практически плачем. Через другие глаза, которыми он смотрел, он слышал плач. Слова повторялись снова и снова. «Где мать? Где отец? Где мать? Где отец?» Джон чувствовал страх драконов. Он чувствовал их потерянность. Они знали, что их родители ранены, но не знали, где их найти.

«Здесь». Казалось, эта мысль пришла им в голову, когда они все посмотрели на окружавшие их горизонты. Затем мысли смешались, и связь, казалось, была потеряна, когда Джон отключился.

Казалось, все было так же, как и тогда, когда он умер, это было ничто. Он был ничем. Но все это закончилось, когда он услышал пение. Пела женщина. Он узнал голос, это была Дейенерис. Она пела ему песню, которую он пел своим драконам, и она была прекрасна. Это было что-то, что заставило его захотеть проснуться. Его глаза начали моргать, открываясь, темнота подземелий была ярче, чем небытие его сна. Он лежал на своей стороне, которая не была обожжена, его голова покоилась на чем-то мягком, и он мог чувствовать маленькую руку, гладившую его по волосам. Боль наконец пронзила его, но теперь она была терпимой. Дейенерис, казалось, не осознавала, что он проснулся, она просто продолжала петь ему.

«Хотя дуют зимние ветры,

Они никогда не напугают ворону.

Ибо когда придет царь и поразит

Наша сталь сломает его корону.

И тогда небеса наполнятся светом.

Наши братья выиграли битву

И тогда тот, кто был потерян, победит.

И начнётся величайшая из эпох.

Волки будут выть, а драконы плакать.

Сквозь огонь и лед-"

«Мы никогда не умрем», - закончил он с тяжелым вздохом.

«Джон!» Она перестала гладить его по волосам, когда он поднял на нее взгляд, стараясь изо всех сил не чувствовать боли.

«Откуда ты знаешь эту песню?» - спросил он, когда Джорах, Яра и Теон собрались вокруг него.

«Не обращай внимания, как ты себя чувствуешь?» - спросила она.

«Пожалуйста, скажи мне». Он попросил. Он не знал, были ли его раны смертельными, но если да, то он, по крайней мере, хотел получить ответ.

Дейенерис обеспокоенно посмотрела на него, но ее глаза закрылись, и она повиновалась. «Мне приснился сон на Драконьем Камне до того, как я встретила тебя, а потом еще один, прежде чем я попала сюда».

Джон чувствовал, что то, что она сказала, удивит его, но это было не так. На самом деле, это вызвало полуулыбку на его лице. Все чаще их связывало все больше и больше вещей. «Как долго я был без сознания?» - простонал он.

«Почти день. Мы не уверены», - объясняет Теон.

«Джон», - голос Дейенерис звучал грустно, - «мы не уверены, когда именно, но Эурон планирует казнь в ближайшее время».

«Он убьет нас всех, кроме Дейенерис и Яры», - прокомментировал Джорах. «И это не очистит».

«Они сказали, что ты тренируешься», - добавила Яра.

Джон вздохнул, расстроенный ответом. «Лесной пожар».

«Ну», - пожала плечами Яра, - «есть и худшие способы уйти из жизни. Быть съеденным заживо акулами, разорванным пополам, повешенным на собственных внутренностях».

«Ты можешь заткнуться?» - нахмурился Джорах.

«Просто улучшаю прогноз».

Джон говорил так громко, как только мог, хотя и не очень громко. «Мы не умрем».

«Встреть то, что перед тобой, ублюдок». Яра нахмурилась на него, на всех них. «Нет никакой надежды, и никто не придет за нами».

«Нет», - сказал Теон, - «еще есть шанс. Они нашли только один из моих клинков».

Все посмотрели на Теона. Он не мог нигде спрятать клинок. Он был очень тонким и маленьким, но они все были настолько голыми, насколько это было возможно. «Где другой?» - наконец спросил Джон.

Теон перевернул левую руку, и они едва могли разглядеть форму чего-то под его кожей. Был порез, который постоянно ковыряли, чтобы он не заживал. Никто не мог сказать ни слова. Он на самом деле спрятал гребаный нож под кожей. «Мы можем не пережить все это, но мы можем сделать так, чтобы Эурон тоже не пережил».