Глава 15
301 год. Остров Феррерс
Фаэлитин за последние тринадцать лет просыпала завтрак только дважды: в тот раз, когда после семи часов игры подряд наконец поверила, что почти выиграла у Баласара баснословный куш в неволшебные карты, и еще через год, когда снаружи бушевала такая буря, что она, выглянув спросонья в окно, приняла утро за глубокую ночь. Обычно она досиживала над книгами и свитками до утра, завтракала и только потом отправлялась дремать как минимум до вечернего чая, но в этот день ее не было ни на первом завтраке, ни на втором. Она даже не заявилась в столовую для слуг, чтобы выпросить пару кусков пирога или выхватить у поварихи из-под ножа ломоть сыра.
Фаэлитин не вышла и обедать, а потом не звонила и не просила чай. Она читала, да так увлеченно, что даже забывала подливать себе вина или грызть кончик карандаша. Только шелестели страницы гримуара, скрипело перо и одна за другой догорали забытые свечи.
Наконец Литти вскочила, и в руке у нее уже зажигалась миниатюрная шаровая молния.
– О, как же я скучала по тебе! – прошептала она, второй рукой помогая себе разделить один сгусток энергии на три и развести их в разные стороны. – Там, кажется, советуют сделать вот так...
И она, даже не взглянув в гримуар, чуть повела напряженными пальцами, изменила угол, под которым были подняты руки – и шаровые молнии за несколько мгновений выросли чуть ли не вдвое. А потом еще вдвое, и еще. И постепенно принялись гудеть, тихо, утробно и мерно, а лиловый свет от них заполнил всю библиотеку, от пространства между самыми дальними стеллажами до сводов высокого потолка.
На лбу Литти выступила капелька пота, но она не спешила рассеивать заклинание. Вертела свое творение и так, и эдак, сравнивала с подсказками на полях, шепотом ругалась. Наконец, насмотревшись, она щелкнула пальцами – и шаровые молнии пропали с тихими хлопками, прозвучавшими в унисон, и Литти встряхнула уставшие кисти, снимая напряжение, от которого она отвыкла много лет назад.
– Боги, это то самое чувство, – застонала от облегчения.
И вскинула руки, чтобы попробовать еще что-нибудь новое из давно позабытого старого. Глаза ее лихорадочно блестели, а сердце колотилось так, словно она стояла на краю обрыва, и ей предстояло броситься вниз. Снова.
Магия, настоящая, смертоносная и страшная, разгоралась в ладонях и рассеивалась в воздухе в последний момент по одному только желанию Фаэлитин. То, что она делала сейчас, не шло ни в какое сравнение с теми крохами колдовства, которые она позволяла себе между книгами и работой над документами. И теперь Литти уже не верилось, что она когда-то добровольно сбежала и отказалась от всего этого. Вернее, она сбежала бы из Императорской Стражи еще раз, представься ей такой шанс, а вот почти не пользоваться своим даром – это казалось немыслимым!..
Это было пугающе, это было волнительно и приятно, но магия пульсировала в ее руках, и та самонадеянность, та наглость поверить в себя, которой Анариэн Феррерс с помощью своего идиотского упрямства заразил и Фаэлитин – это было лучше, чем все что угодно. Лучше книг и лучше вина, лучше спокойствия и благословенной, беззаботной тишины.
Теперь на ее раскрытой ладони расцветали диковинные огненные цветы. Литти знала, что если рассчитать все верно, то их лианы сравнятся по силе со скалами, давящими на тебя со всех сторон, а по температуре живого искрящегося пламени – с недрами расплавленных гор. Они выросли бы там, куда она укажет, со скоростью бегущего по соломенным крышам пожара, а после себя оставили только выжженную землю и пепел.
Литти дала цветам на ладонях рассыпаться искрами и, лишь на мгновение расслабив руки, принялась за новое заклинание. Ей приходилось то и дело подсматривать в свои заметки, порой даже возвращаться и начинать все сначала, но это казалось мелочью по сравнению с тем чувством, которое магия разносила по всему ее телу, будто горячая кровь.
Так Фаэлитин не просто пропустила завтрак – она вообще забыла, что он существует.
ххх
301 год. Остров Сарто
Рин запнулся и раньше, чем успел сделать хоть что-то, полетел вниз. Тьма так обезоруживающе шепталась вокруг и была такой непроглядной, что ни чутье, ни годами вбиваемые ему в голову навыки не помогли – Рин успел только подставить руки, чтобы не разбить себе лицо, и заорать что-то, за что отец долго таскал бы его за за чувствительные острые уши.
Существо, кинувшееся ему под ноги, загнанно вскрикнуло, наверняка получив даже больше, чем сам Рин. И от звука этого голоса – а еще от ударившего в нос легкого запаха пороха, ванили и той магии, которая самому Рину уже стала родной – он на ходу толкнул обратно в ножны кинжал и вместо предполагаемого активного сопротивления просто рухнул сверху.
– Рин!
– Мири!
Орали эльфы, как и лягались, когда сталкивались с незнакомцами во мраке, удивительно слаженно. Сердца одинаково бешено колотились у обоих, и если ей досталось удушье от отравленного чужой магией воздуха, то ему – ледяной, раздирающий сердце и разум параноидальный страх.
Приземлившись, Рин проглотил очередное ругательство и издал сдавленный смешок, граничащий с истерикой. Перекатился на спину. Мири вцепилась в него из всех своих внезапно прибывших сил, и Рину не составило труда увлечь ее за собой, отрывая от влажной грязной травы, и прижать к груди так крепко, как он только смог.
Мири мелко-мелко тряслась у него в руках и уже рыдала, уткнувшись носом в золотые волосы, испачканные и землей, и какими-то листьями, и осадком этого скверного тумана.
– Ты цела? Ты в порядке? – голос у Рина дрожал, и он даже не пытался это скрыть.
Мири судорожно закивала, да так, что едва не заехала макушкой ему в челюсть. Только теперь Рин выдохнул, пусть немного, но расслабляясь. Отнял одну руку и погладил ее по голове, ласково и успокаивающе – правда, непонятно, на кого из них двоих это действовало лучше. Но ведь действовало же!
– Испугалась? Ушиблась? Успела с кем-нибудь подраться? – принялся перебирать он. – Дать воды? Зелье?
– Я так испугалась, что оно тебя сожрет! Вдруг бы с тобой что-то случилось?! Вдруг бы ты там пострадал?! И да, нет, еще нет, нет... – всхлипнув, Мири вскинулась, забывая вытирать слезы. – Сам пей свое зелье! Придурок!
Вокруг по-прежнему царила непроглядная тьма, и гневно уставиться Рину в глаза не получилось, вдобавок, его рука все еще лежала у нее на затылке, но Мири вдруг поняла, что ее больше ничего не душит и не заставляет корчиться от давящего ужаса. Все, кроме темноты, прошло. Исчезло без следа, если не считать холодный пот, проступивший на спине, и соленые дорожки на щеках.
От осознания она даже перестала плакать – зато начала икать.
– Ну, значит, ты точно цела, – нервно усмехнулся Рин. И, опережая Мири, торопливо отчитался: – Я сам так испугался, что чуть не поседел, и навернулся коленом о корягу, но тоже в порядке. Мы оба легко отделались, дорогая – сочтем это за хороший знак.
– О корягу? Точно не об меня? – подозрительно протянула Мири, пока снова укладывала голову у него на плече.
– Точно.
Миримэ помолчала немного, явно неудовлетворенная таким ответом. Снова всхлипнула, постепенно успокаиваясь, и протянула только через пару минут:
– Рин?..
– Да.
– А которое колено?
Он погладил ее по волосам и неопределенно пожал плечами.
Мири недовольно засопела, и Рин мягко-мягко поцеловал ее в макушку, прижавшись губами к влажным взлохмаченным волосам на несколько долгих мгновений, как бы говоря, что все хорошо. Как в детстве.
Вздохнул:
– Надо разобраться, что это за темнота такая, и поискать лошадей, если они еще в округе... Мэ, дорогая, ну не ворчи?
Он похлопал ее по плечу, и Мири и правда захлопнула рот, который уже открыла, чтобы проныть что-нибудь гадкое. Вздохнула тоже и принялась подниматься.
– Только что как будто чужое вмешательство исчезло, – проговорила она вместо того, что собиралась. – Была тьма, такая, что не пошевелиться, а осталось... отсутствие света.
– Уже лучше.
Мири на ощупь взяла Рина за руку и помогла ему встать.
– Зная тебя, я ожидала, что ты станешь опасаться какой-нибудь изощренной ловушки. Что-нибудь мрачное и хитроумное, как ты любишь, а?
– Не трави душу! – шепотом прикрикнул Рин на нее.
Она как-то жалобно хихикнула.
– Ладно-ладно, но только ради тебя, – снова вздохнула Мири. – Сейчас попробуем понять, тьма действует на площади или по принципу проклятья – так можно будет определить хотя бы примерный способ от нее избавиться. Может быть, нам и правда повезет...
– Я пробежал тут кружок по опушке. Если она на площади, то на большой.
– И коней у нас больше нет?
– Скорее всего, – Рин пожал плечами, – но они должны быть живы.
– А как ты...
– Было тихо. Ну, дорогая, идем! Могу ли я осмелиться предложить тебе руку?
Он ловко увернулся от тычка в бок и ободряюще сжал дрожащие холодные пальцы, которые через пару мгновений все же нашли его ладонь.
– Пошел в жопу, – буркнула Мири тихонько. Как же она испугалась за него! И как же хорошо, что с ним ничего не случилось. Вот бы еще руки так не дрожали!..
Друзья, держась друг за друга, выбрали направление наугад и пошли сквозь тьму, а она с издевательским молчанием затаилась, будто чего-то лукаво выжидая – или это было просто затишье перед бурей, которая вот-вот обрушится на головы ничего не подозревающих путников и сметет их с лица земли.
ххх
Трудно было определить, сколько они шли. Просто в какой-то момент тьма стала больше походить на туман, а потом туман начал медленно-медленно, но все же рассеиваться.
Мири и Рин по-прежнему держались за руки, больше для храбрости, чем чтобы проще было идти. На удивление, они почти не устали – натруженные ноги не ныли, отсыревшая обувь не терла, и обоим не хотелось ни есть, ни пить. Даже Мири, в отличие от Рина совсем не привыкшая к физическим нагрузкам, чувствовала себя... ну, терпимо. С того момента, как она смогла унять рыдания и поднялась с земли, не стало хуже, и это что-то да значило.
Страх был рядом, совсем близко, почти осязаемый и прохладный. От него у Рина начинало покалывать между лопаток, будто кто-то уставился ему в спину тяжелым пристальным взглядом. Это было...
– Это странно, – пробормотала Мири, так вовремя, как если бы услышала его мысли.
Она перешагнула через торчащий из земли корень, который в последний момент успела заметить.
Рин инстинктивно сжал ее руку чуть крепче и переместился ближе, словно тень, даже не нарушив ритма шагов.
– Что такое?
– Мне начинает хотеться убивать, а потом переехать в лес и жить там в хижине отшельницы, состоящей из одной единственной комнаты на одном единственном этаже, если я из библиотеки дохожу до спальни, а там вспоминаю, что оставила на стуле плащ или тетрадь, и мне нужно вернуться, – и, увидев, что Рин только усмехается, вскинула бровь. – Мы прошли уже пять раз по столько, и я все еще держусь.
– Может быть, это трудная ситуация заставила тебя собраться, и открылось второе дыхание?
– Третье закончилось бы с четверть часа назад.
– Тогда, ну, бесконечность новых дыханий? – предположил Рин, придерживая ветку, чтобы она не полоснула Мири по лицу.
Она скорчила такую гримасу, что ему осталось только нервно усмехнуться и кивнуть. Они оба знали, что если вывести Мири из состояния равновесия, то она будет кричать и угрожать электрическими разрядами всему живому, включая (невольно) саму себя. Были уже прецеденты.
А лес вокруг, редеющий вместе с туманом, так и не наполнялся ни звуками, ни другими признаками еще хоть чьей-нибудь жизни здесь. И тишина тревожила их больше, чем любой шум.
Рин заглянул Мири в глаза, перехватил ее встревоженный, потемневший взгляд.
– Мне пора начинать бояться сильнее?
Она только хмыкнула и перехватила его за локоть. Ему не понадобилось ни подсказки, ни толчка, чтобы согнуть руку, предоставив Мири возможность удобно держаться – он сделал это сам, даже не задумываясь.
– Это ты мне скажи, – она вздохнула. – Ты у нас отвечаешь за паранойю.
Рин удержался от колкости только потому, что она была права.
И глубоко, полной грудью вдохнул, а затем медленно-медленно, до конца выдохнул. Вдохнул снова, прислушиваясь к своему сердцу: темп сердцебиения мог помочь понять себя лучше, раскрыть то, что тело скрывало от мятежного разума. Так, по крайне мере, его учили в Академии.
Ничего. Интуиция молчала, и организм, который должен был улавливать опасность до того, как в голове сложатся образы и конкретные мысли об угрозе, молчал тоже. Тело вело себя так, будто его хозяин спокойно дремал, балансируя на грани бодрствования и медитации, в состоянии, которое заменяло эльфам сон.
Сердце не разгонял даже страх, так и не отступившийся, и это несоответствие... напоминало ночной кошмар.
– Ну? – не выдержала Миримэ.
Рин бросил на нее быстрый взгляд и остановился, снова обращаясь чутьем и к себе, и к миру вокруг, и к самой Мири.
Все было тихо. И правда, как во сне, так, как не должно было быть.
– Я сейчас могу прозвучать необычно, – кашлянул Рин неуверенно, – только никому не рассказывай. Но, кажется, все... спокойно? Слишком спокойно, и я сам тоже.
Мири присвистнула, и у нее получилось неожиданно громко для заколдованного тумана и непроглядного мрака. На звук никто не отозвался. Рин зачем-то обернулся, хотя все стороны были для них одинаковыми, Мири обернулась тоже. И ничего.
– Спокойно, говоришь? – пробормотала она. – Это-то и пугает...
– Это-то и пугает, – эхом повторил Рин. – Остается идти дальше, иначе мы никогда не узнаем, что это была за беда.
Они снова двинулись вперед, не переставая с подозрением присматриваться, принюхиваться и прислушиваться к этой странной, редеющей темноте.
Но прошло еще немного – так, по крайней мере, казалось, но сложно ли ошибиться, если вокруг лишь тишина и черный туман? – времени, и Миримэ вдруг споткнулась. Зацепилась ногой за что-то, может, за корягу или кочку, и с тоненьким писком, подозрительно напоминающим ругательство, едва не полетела на землю.
Рин легко поймал ее за локоть, а второй рукой за какую-то долю секунды выхватил кинжал прежде, чем успел об этом подумать.
Она не поспорила бы ни на единый засахаренный орешек, что под ногами у нее ничего не было. Но Рин – Рин бы поспорил. Потому что он, в отличие от Мири, видел ясно, как днем: ни коряг, ни кочек, ни даже натянутых кем-то тоненьких бечевок на пути у нее не было. Только шелковистая, невысокая трава.
Что-то поджидало их впереди, и вряд ли оно готовилось встретить путников с распростертыми объятиями, накормить свежими булочками с корицей и проводить до ближайшего большака. Скорее уж с распахнутой пастью, полной острых, как бритвы, зубов. И из нее еще и наверняка смердит.
– Мири, все нормально? – на всякий случай спросил Рин, продолжая вглядываться в пространство перед собой и пряча клинок обратно в неприметные ножны за спиной.
Мири зашипела что-то сквозь зубы и повисла на его руке, чтобы хоть как-то компенсировать досаду.
– Проклятое дерево! Да я его не...
– Мири.
Она замолчала мгновенно, тут же вскидывая голову – может быть, из-за тона, которым Рин ее позвал, или потому, что тоже что-то почувствовала. Или откликнулась на легкую дрожь, тронувшую пальцы Рина, которыми он все еще крепко ее держал.
Там, куда указывал Рин, было, на что посмотреть.
Туман не рассеялся до конца, но стал достаточно прозрачным, а лес кончился, и впереди, в холмах, которые не были ни низки, ни высоки, совсем близко, кажется, только руку протяни, на фоне блеклых серых облаков и тускло-зеленых пологих склонов возвышалась Башня.
Это совершенно точно была та Башня, которую они искали, и совершенно точно она требовала такого уважительного названия. Ее ни с чем нельзя было перепутать, и никаких сомнений относительно ее происхождения не могло быть. Черная пика из блестящего даже на таком расстоянии камня, царапающая небо. Никто, кроме магов, не был достаточно безумен, чтобы построить что-то такое. И никто, кроме магов, не был достаточно силен, чтобы выносить зловещую ауру этого места каждый день и не сбежать так далеко, как только будет возможно.
– Пришли, – выдохнула Миримэ, придвигаясь к Рину, под теплый бок и защиту его клинков.
– Как будто это она к нам, а не мы к ней, как намеревались, – неловко и неуместно, причем и сам понимая это, попытался пошутить он. И, конечно, на всякий случай качнулся в сторону Мири, поближе к ее электричеству и такой родной и привычной вредности, бодрящей ничуть ни хуже, чем снизошедшая на твою голову молния.
А Башня Намерения, показавшаяся им из колдовского тумана, издевательски и торжествующе засмеялась бы, если бы башни умели смеяться.
ххх
– Это безумно странно, – выпалили Рин и Мири хором, хватаясь друг за друга и одинаково делая шаг назад.
Был шанс, что если это морок, мираж или колдовская завеса, заготовленная кем-то для отвода глаз, то она исчезнет, смени наблюдатели позицию и вернись туда, откуда пришли. А еще – что им просто померещилось, ну, с какой-то же вероятностью и это ведь могло случиться?..
Башня стояла на том же самом месте, не рассеявшись мгновенно и явно не собираясь растворяться в тумане и дальше. Рин с Мири, переглянувшись, снова шагнули вперед.
Мири взмахнула рукой, прошептала что-то, что не разобрал даже Рин, и в воздухе перед ними на мгновение сверкнули сиреневые искры.
"Рассеивание чужих заклинаний, – понял он. – Умница".
Башня стояла.
– Я просто напоминаю, что мы должны были потратить на дорогу к ней ночь и два дня, – проговорил Рин медленно, щурясь на черный зуб, торчащий меж холмов, хотя острота его зрения и без того позволяла прекрасно все рассмотреть. – Верхом.
– А я просто напоминаю, что еще ни одна заколдованная дрянь, которая предполагала бы добрую созидательную магию, не выпрыгивала на меня из ниоткуда сама, – добавила Мири ему в тон.
Они посмотрели друг на друга с одинаковым по-эльфийски умиротворенным выражением на лицах. Взгляды разного оттенка синевы встретились, обменялись чем-то, что не требовало ни слов, ни даже заклинания мысленной беседы, и между ними промелькнуло еще кое-что– будто блеснула оголенная сталь, окруженная потрескивающим напряжением грозы.
Впереди была Башня, позади – непроглядная тьма.
– Ну что, дорогая, идем?
– Идем.
И они вышли из леса и начали подниматься вверх по холму, потому что, по их общему решению, как бы ни было страшно и темно впереди, оно все еще того определенно стоило.