Шепот ветвей забвения

Эпизод 1: Ярослава залечивает раныжителей деревни.

Рассвет пришел в Древлягу не как долгожданное освобождение от ночного кошмара, а как жестокое пробуждение в еще более страшную реальность. Солнце, словно не желая видеть ужасов земной бойни, скрылось за плотной завесой серых туч, лишь робкие лучи едва пробивались сквозь мрак, окрашивая деревню в бледные, безжизненные тона, словно холст скорби, написанный кровью и пеплом. Воздух, еще ночью наполненный ревом битвы и криками ужаса, теперь замер в тяжелой, угнетающей тишине, нарушаемой лишь тихим стоном раненых, да треском догорающих изб, словно предсмертным шепотом погибающего мира. Запах смерти, густой и тошнотворный, словно тяжелый саван, окутывал деревню, проникая в каждый уголок, в каждую избу, в каждую душу, напоминая о цене победы, о горечи утрат, о хрупкости жизни, висящей на волоске между светом и тьмой.

Ярослава, словно тень, бродила по деревне, ступая осторожно между телами павших, боясь наступить на чье-то дыхание, потревожить покой уснувших вечным сном героев. Лицо ее, измученное и бледное, словно воск, выражало лишь скорбь и сострадание, глаза, покрасневшие от бессонной ночи и горьких слез, смотрели пусто и отрешенно, словно потеряв способность видеть свет и радость в этом мире. Одежда ее, изорванная и запачканная кровью – своей и чужой – волочилась за ней шлейфом скорби, Перо Стрибога, потускневшее и остывшее, безжизненно висело в руке, словно символ утраченной силы, символ победы, оказавшейся пирровой, символ надежды, угасшей на пепелище войны.

Она шла от избы к избе, словно ангел-хранитель, спускающийся на землю, чтобы собрать души погибших и утешить оставшихся в живых. Заходила в полуразрушенные дома, освещенные лишь слабым светом рассвета, находила раненых, лежащих без сознания, стонущих от боли, дрожащих от холода и страха. Перевязывала раны трясущимися руками, шептала заговоры и молитвы, пытаясь облегчить их страдания, вернуть им хоть каплю надежды на выздоровление. Использовала травы, собранные с любовью и знанием дела, отвары и мази, приготовленные по древним рецептам бабушки Анисьи, словно пытаясь воскресить ее дар целительницы, вернуть в мир утраченную мудрость и доброту.

В одной из изб нашла молодую девушку, лежащую на лавке без сознания, с глубокой раной на боку, кровь запеклась на ее рубахе черным пятном, дыхание было едва слышным, пульс – слабым и прерывистым. Ярослава склонилась над ней, осторожно осматривая рану, понимая, что девушка на грани жизни и смерти, что каждая минута на счету, что нужно действовать быстро и решительно, если хочет спасти ее от неминуемой гибели. Она промыла рану чистой водой, приложила к ней целебные травы, прочитала над ней древний заговор, призывая силы природы на помощь, прося духов-хранителей о милости и защите. Долго сидела рядом, наблюдая за ее дыханием, слушая ее сердцебиение, словно пытаясь перелить в нее частицу своей жизни, вернуть ей утраченную силу, вернуть ее из царства теней обратно в мир живых.

В другой избе нашла старика, лежащего на полу среди разрушенной мебели, с переломанной ногой, стонущего от боли и отчаяния. Старик был совсем слаб, лицо его пожелтело, словно воск, глаза помутнели, словно затянутые пеленой смерти. Ярослава поняла, что нога сломана серьезно, нужно было зафиксировать кости, дать старику обезболивающее зелье, чтобы облегчить его страдания. Она попросила Луку и Степана помочь ей, и вместе они осторожно перевязали ногу старика, дали ему питье, уложили на лавку, стараясь создать хоть какое-то подобие уюта в его разрушенном доме.

В третьей избе нашла мальчика, лет десяти, сидящего в углу избы, обхватившего руками мертвое тело матери, безмолвно плачущего над ее бездыханным трупом. Мальчик не реагировал на ее слова, не отвечал на ее вопросы, словно оглохший и ослепший от горя, погруженный в свой собственный мир страданий, где не было места никому другому. Ярослава попыталась отделить его от тела матери, увести из избы, накормить, обогреть, но мальчик не двигался с места, словно прирос к земле, словно окаменел от горя, превратившись в живой памятник утраты, не желающий расставаться со своей матерью даже после смерти.

Ярослава поняла, что горе людей не измерить, что раны войны не залечить травами и заговорами, что цена победы слишком велика, что жизнь в Древляге никогда уже не будет прежней. Но нельзя было поддаваться отчаянию, нельзя было опускать руки, нельзя было терять веру в будущее. Нужно было жить дальше, бороться до конца, ради памяти павших, ради спасения оставшихся в живых, ради возрождения Древляги из пепла забвения. И первым шагом на этом пути стало залечивание ран живых, утешение скорбящих, возвращение надежды в унылые сердца оставшихся древлян, словно маленький огонек, зажигающий тьму, словно робкий росток, пробивающийся сквозь камень отчаяния, символ жизни, неистребимой, вечной, непобедимой даже перед лицом самой смерти.

Эпизод 2: Велеслав спасает Ярославу отсмерти.

Изнеможение валило Ярославу с ног, словно тяжелый камень, каждый шаг давался с трудом, каждый вздох – с болью в груди. Силы, еще недавно переполнявшие ее тело, словно небесный дар, теперь иссякли, словно река, пересохшая в знойную засуху, оставив после себя лишь пустоту и безжизненность. Раны, полученные в бою, ныли и горели огнем, голова раскалывалась от боли и бессонницы, мир плыл перед глазами мутной пеленой, теряя четкость и ориентиры. Но Ярослава шла вперед, словно одержимая, не обращая внимания на усталость и страдания, движимая чувством долга, неотложной необходимостью помочь оставшимся в живых древлянам, залечить их раны, утешить их горе, возродить надежду в их унылых сердцах.

Она забрела в дальний конец деревни, туда, где избы почти не пострадали от пожара, надеясь найти там хоть какой-то покой, хоть минуту отдыха от ужасов войны, от тяжести потерь. Но и здесь ее ждали лишь страдания и горе. В одной из изб нашла старую женщину, лежащую на полу без сознания, окруженную детьми, плачущими и голодными, словно волчата, потерявшие волчицу. Женщина была ранена тяжело, в грудь, кровь хлестала из раны непрерывным потоком, жизнь словно утекала из нее капля за каплей, унося с собой последние силы и надежды.

Ярослава склонилась над ней, понимая, что время на исходе, что нужно действовать немедленно, если хочет спасти ее от смерти. Она разорвала на себе рубаху, перевязала рану чистой тканью, приложила к груди целебные травы, прочитала над ней заговор, призывая силы жизни и исцеления. Но все было тщетно. Рана была слишком тяжела, женщина слишком слаба, смерть словно нависла над ней, готовая забрать ее душу в свои ледяные объятия.

Ярослава почувствовала отчаяние, захлестывающее ее с головой, словно волна болотной трясины, утягивающая на дно безнадежности. Неужели все ее усилия напрасны, неужели она бессильна перед лицом смерти, неужели не сможет спасти даже эту женщину, умирающую на ее руках, оставляющую сиротами своих маленьких детей? Слезы снова потекли из ее глаз, душа разрывалась от боли и бессилия, словно птица, бьющаяся в клетке отчаяния.

Вдруг, в избе повеяло холодом, словно открылась дверь в погреб. Ветер загулял по комнате, задувая огонь свечи, погружая избу в сумрак. Ярослава вздрогнула и оглянулась по сторонам, чувствуя невидимое присутствие чего-то потустороннего, зловещего. Дети заплакали еще громче, прижимаясь к матери, словно ища защиты от неведомой опасности.

И в этот момент, из темного угла избы, словно из самой тьмы, выступила фигура. Высокая, стройная, облаченная в черные одежды. Лица не было видно, оно скрывалось в тени капюшона. Но Ярослава узнала его сразу, не сомневаясь ни минуты. Князь Велеслав. Слуга тьмы и света. Тот, кто принес беду в их земли, тот, кто похитил Василису, тот, кто обессилил бабушку Анисью, тот, кого она ненавидела всем сердцем, всем существом, всем своим ведунским нутром.

Но сейчас в его присутствии не было угрозы, не было злобы, не было темной магии. Лишь холод, отстраненность, и какая-то непостижимая печаль, словно тень, лежащая на его бледном лице. Он подошел к Ярославе медленно и молча, опустился на колени рядом с ней, глядя на умирающую женщину с грустью и состраданием.

Ярослава смотрела на него с недоумением и подозрением, не понимая, что он здесь делает, чего хочет от нее, после всего, что произошло между ними, после всего зла, что он принес в ее деревню.

"Что тебе нужно от меня, князь?" – спросила она тихо, ее голос звучал устало и равнодушно, словно голос мертвеца, воскресшего из могилы. – "Пришел поглумиться над нашим горем, полюбоваться на наши страдания?"

Велеслав не ответил сразу, продолжая смотреть на умирающую женщину с печалью в глазах. Затем, вздохнув, произнес тихо и глухо, словно шепот ветра в пустой трубе:

"Не за глумлением пришел, Ярослава... За помощью... Если еще не поздно..."

Ярослава нахмурилась, не понимая его слов. Помощью? От князя Велеслава? Слуги тьмы, принесшего им столько горя и страданий? Что за странная игра, что за непостижимая загадка?

"Твоей помощью?" – переспросила она недоверчиво, глядя на него с подозрением. – "Ты хочешь помочь нам? После всего, что ты натворил?"

Велеслав поднял голову, его бледное лицо показалось еще более измученным и печальным в полумраке избы. Глаза его, темные и глубокие, словно омуты, смотрели на Ярославу с мольбой и отчаянием, словно прося о вере, о доверии, о последнем шансе на спасение.

"Я не хотел этого, Ярослава," – прошептал он, голос его звучал искренне и горько, словно признание грешника, кающегося в своих злодеяниях. – "Тьма... она сильнее меня... Она поглотила меня... заставила творить зло... Но я не хочу гибели твоей деревни... Не хочу смерти невинных людей... Я хочу помочь вам... Если ты позволишь..."

И в этот момент, несмотря на ненависть и подозрение, живущие в ее сердце, Ярослава увидела в глазах Велеслава не ложь, не обман, а искреннее раскаяние, глубокую боль, невыносимое страдание. И сердце ее, несмотря на горе и утраты, дрогнуло, отвечая на его мольбу робкой искрой сострадания, готовности дать ему шанс, поверить в возможность искупления, в силу добра, способную преодолеть даже самую темную тьму. Но сможет ли она довериться ему? Сможет ли поверить в искренность его раскаяния? Сможет ли принять его помощь и простить ему зло, причиненное ее деревне, ее близким, ей самой? Ответ на эти вопросы зависел от нее, от ее решения, от ее воли, от ее сердца, разрывающегося между ненавистью и состраданием, между тьмой и светом, между смертью и жизнью.

Эпизод 3: Ярослава узнаёт о цене, которуюВелеслав заплатил за свою жизнь.

"Если ты хочешь помочь... помоги ей," – произнесла Ярослава тихо, указывая на умирающую женщину, словно проверяя искренность его слов, испытывая границы его раскаяния. Голос ее звучал холодно и отстраненно, не выражая ни доверия, ни надежды, лишь равнодушие и горечь разочарования.

Велеслав не колеблясь кивнул и медленно поднялся на ноги. Сняв капюшон, обнажив свое бледное, измученное лицо, он подошел к лавке, склонился над умирающей женщиной, словно врач, осматривающий тяжело раненого пациента. Глаза его, темные и глубокие, словно омуты, смотрели на нее с сосредоточенным вниманием, словно пытаясь проникнуть в самую глубь ее существа, ощутить биение ее угасающей жизни. Руки его, тонкие и аристократичные, словно руки художника или музыканта, плавно двигались над раной, не касаясь тела, словно творя чудо исцеления, словно плетя невидимые нити магии, способные вернуть утраченную жизнь.

Ярослава наблюдала за ним с напряженным вниманием, не отрывая взгляда, пытаясь понять, что он делает, какую силу использует, какова природа его магии. В его движениях не было ни фальши, ни обмана, лишь искреннее желание помочь, облегчить страдания умирающей, вернуть ей утраченное здоровье. Но что за цена этой помощи? Какую плату потребует он взамен? И можно ли вообще доверять ему, князю Велеславу, слуге тьмы, чьи руки запятнаны кровью невинных жертв, чье сердце заковано в ледяные цепи холода и отстраненности?

Прошло несколько томительных минут, казавшихся вечностью. Велеслав продолжал совершать невидимый ритуал исцеления, не произнося ни слова, не отрывая взгляда от умирающей женщины. Воздух в избе словно наэлектризовался, наполнился невидимой энергией, теплом и светом, разгоняя мрак и холод, воцарившиеся в комнате. Лицо женщины постепенно оживлялось, бледность сменялась румянцем, дыхание становилось ровным и спокойным, пульс – сильным и уверенным. Боль и страдание, казалось, покинули ее тело, уступая место блаженству и покою. Дети, до того безмолвно плачущие, затихли, удивленно глядя на происходящее чудо, словно завороженные волшебством невидимого мага.

Наконец, Велеслав отступил от лавки, выпрямился во весь рост, повернулся к Ярославе, глядя на нее тяжелым, усталым взглядом. Лицо его побледнело еще больше, под глазами легли темные круги, словно тени бессонных ночей, полных страданий и борьбы. Силы словно покинули его, оставив лишь оболочку человека, измученного тяжелой ношей, непосильным бременем, лежащим на его плечах.

"Она будет жить," – произнес он тихо, голос его звучал изнеможенно и глухо, словно шепот умирающего листа. – "Рана заживет... Болезнь отступит... Жизнь вернется к ней..."

Ярослава смотрела на него молча, не зная, что сказать, что подумать, что почувствовать. Чудо исцеления, совершенное им на ее глазах, не могло не поразить, не вызвать восхищения, не пробудить робкую надежду на то, что не все потеряно, что даже слуга тьмы способен на добро, на милосердие, на искупление своих грехов. Но ненависть и подозрение, живущие в ее сердце, не позволяли ей полностью довериться ему, открыть ему душу, поверить в искренность его раскаяния. Слишком велика была цена его помощи, слишком непостижима загадка его сущности, слишком неясны его истинные намерения.

"За какую цену, князь?" – спросила Ярослава тихо, но твердо, глядя ему прямо в глаза, пытаясь прочесть в их глубине сокровенные тайны его души. – "Какую плату потребуешь взамен за ее жизнь?"

Велеслав вздохнул тяжело, словно поднимая непосильную ношу, отвернулся от нее, смотря в темное окно, словно ища там ответ на ее вопрос, словно пытаясь скрыть от нее боль и страдание, отражающиеся в его глазах. Молчал долго, очень долго, заставляя Ярославу томиться в неизвестности, замирая в ожидании страшной правды.

"Цену?" – переспросил он наконец, голос его звучал тихо и печально, словно эхо, доносящееся издалека, из мира теней и забвения. – "Цену я уже заплатил, Ярослава... Давно заплатил... Самую высокую цену... Собственной жизнью..."

Ярослава вздрогнула, пораженная его словами, не понимая их смысла, не веря своим ушам. Собственной жизнью? Что он хочет сказать? Какую тайну скрывает его загадочная сущность, Князя Тьмы и Света? И какую цену заплатил он за свою жизнь, за свою силу, за свою двойственную природу, разрывающую его душу на части между тьмой и светом, между злом и добром, между смертью и жизнью? Ответы на эти вопросы ждали ее впереди, в неведомом будущем, полном опасностей и испытаний, в опасном союзе с князем Велеславом, слугой тьмы и света, чьи истинные намерения оставались для нее загадкой, тайной, покрытой мраком неизвестности.