Шепот ветвей забвения

Эпизод 1: Возвращение в деревню.

С благословением Стрибога, словно оберегом, хранимым в самом сердце, Ярослава, Лука и Степан начали поспешный спуск с горной вершины. Перо белого орла, теплое и сияющее, словно уголек надежды, согревало ладонь Ярославы, но даже его божественный свет не мог полностью разогнать тьму предчувствия, сгущающуюся в ее душе. Страх, словно хищный зверь, затаившийся в тени, отступил на время, но не исчез окончательно, лишь притаился, готовый вновь наброситься в любой момент. Решимость, закаленная испытаниями ветром, горела ярким пламенем, но тревога, словно холодный ветер с горных вершин, студила сердце, напоминая о хрупкости победы, о неизвестности, поджидающей их впереди.

Мишка, словно не чувствуя тяжести пути, весело скакал впереди, увлекая путников за собой, его резвый голос, полный оптимизма, словно робкая песня жаворонка после грозы, пытался разогнать мрачные мысли, нависшие над ними. Спуск, вначале казавшийся легким, словно полет с горы, постепенно становился все тяжелее, ноги наливались свинцом от усталости, но душа рвалась вперед, стремясь как можно скорее вернуться домой, узнать, что там происходит, жива ли еще надежда на спасение.

Лес, словно провожая их в обратный путь, раскрывал свои объятия, уступая место равнине, но в этом радушии чувствовалась какая-то фальшь, какая-то тревожная нота, словно лес предупреждал их о надвигающейся опасности, словно оплакивал их грядущие испытания. Горные вершины, сияющие белизной вечных снегов, остались позади, скрываясь за дымкой тумана, словно потерянный рай, недостижимая мечта. Ровный ландшафт, поля и перелески, встретили их унылой серостью осеннего пейзажа, словно зеркало, отражающее мрачные настроения, овладевшие душами путников. Солнце, еще недавно щедро осыпавшее их теплом и светом, скрылось за плотной завесой туч, погружая окрестности в холодный, безжизненный сумрак.

Ярослава шла, словно во сне, погруженная в водоворот тревожных мыслей, ее чувства обострились до предела, словно нервы, оголенные ветром переживаний. Каждый звук – шелест листьев под ногами, треск сломанной ветки, далекий крик птицы – отдавался в сердце тяжелым ударом, каждое мгновение ожидания казалось вечностью. Запах прелой листвы, сырой земли, далекого дыма – все сливалось в тяжелую, удушливую симфонию тревоги, нагнетая атмосферу неизбежной беды. Образы родной деревни, дорогих людей, мелькали перед глазами, словно призраки прошлого, вызывая острую боль и невыносимое чувство вины за то, что оставила их на произвол судьбы, ушла искать помощи в далеких краях, не зная, вернутся ли они когда-нибудь живыми. Бабушка Анисья, ее мудрые глаза, ее теплая улыбка, ее тихий голос, звучащий в памяти, словно далекий зов колокола, Василиса, ее звонкий смех, ее лучистые глаза, полные жизни и радости, теперь затемненные тенью плена и страха... Сердце разрывалось от боли и отчаяния, словно птица, бьющаяся в клетке, пытаясь вырваться на волю, спасти своих птенцов от надвигающейся бури.

Лука и Степан шли рядом, словно тени, молчаливые и отрешенные, разделяя ее тревогу, словно чувствуя ее боль, как свою собственную. Мишка, почувствовав изменение настроения путников, притих, перестал шутить и петь песни, лишь изредка поглядывал на Ярославу большими грустными глазами, словно пытаясь ободрить ее своим молчаливым сочувствием.

Чем ближе они подходили к деревне, тем гуще становился сумрак, тем тяжелее давила тишина, тем острее становилось предчувствие беды. Деревья словно сговорились, замолкли, перестав шелестеть листвой, птицы попрятались в гнезда, замолкли, словно предчувствуя недоброе. Даже ветер стих, перестав гулять по полям, словно затаив дыхание в ожидании чего-то страшного, неотвратимого.

Наконец, сквозь редкие стволы деревьев, замаячили крыши родной Древляги, покосившиеся избы, словно призрачные очертания во сне, словно видения мертвого города, восставшего из забвения. Сердце Ярославы ухнуло вниз, словно оборвалось в бездну, дыхание перехватило от страха и неизвестности. Древляга. Дом. Родина. Но что их ждет там? Радостная встреча, слезы счастья, объятия близких, или лишь пепел пожарищ, руины разрухи, молчание пустых изб, хранящих лишь призраки прошлого? Надежда на лучшее еще теплилась в душе, но страх шептал свое зловещее предсказание, готовя к худшему, неизбежному.

Деревня встретила их молчанием. Мертвой, погребальной тишиной, словно Древляга вымерла, опустела, поглощенная бездной тьмы и забвения. Ни дыма из труб – признака жизни и уюта, ни голосов людей – приветствий и разговоров, ни детского смеха, ни даже обычного лая собак – ничего, кроме заунывного скрипа колодезного журавля, словно плач о погибших, да тоскливого шелеста сухих листьев, гонимых ветром по пустынным улицам, словно шорох савана, укрывающего мертвый город. Солнце скрылось за тучами окончательно, погружая Древлягу в густой, зловещий сумрак, словно оплакивая ее горькую судьбу, словно скрывая от мира ее ужасную тайну. Предчувствие беды, до того робко шептавшее в сердце Ярославы, теперь закричало во весь голос, леденя кровь, парализуя волю, отнимая последние остатки надежды. Что случилось с их домом? Где люди? Живы ли еще их близкие, или тьма одержала полную победу, поглотив Древлягу без остатка, превратив ее в безмолвное царство смерти, царство призраков и забвения? Ответ на эти страшные вопросы ждал их впереди, за покосившимися заборами, за плотно закрытыми ставнями окон, за угнетающим молчанием пустых улиц, хранящих зловещую, невыразимую тайну исчезновения жизни.

Эпизод 2: Передача вести о надвигающейсяугрозе.

Деревня встретила их не просто молчанием – нет, это было молчание могилы, молчание пустоты, молчание вымершего мира. Не просто пустые избы – нет, а словно брошенные скелеты жилищ, зияющие черными провалами окон, смотрящие в никуда, отражающие безжизненное небо и унылый пейзаж запустения. Улицы казались выметенными ветром и страхом, словно после пожара, словно после нашествия врага, словно после моровой язвы, оставившей после себя лишь тлен и забвение. Ни единого звука – ни детского плача, ни женского причитания, ни мужского ворчания, ни даже скрипа калитки, бряцания ведра, стука топора – ничего, что напоминало бы о жизни, о человеческом присутствии. Лишь тоскливый скрип ржавого колодезного журавля, разносимый ветром, словно вой раненого зверя, да заунывный шелест опавших листьев, гонимых по пустынным улицам, словно шорох савана, окутывающего мертвый город, нарушали эту угнетающую, смертельную тишину. Страх витал в воздухе, густой и осязаемый, словно болотный туман, пропитавший каждый уголок деревни, проникший в каждую избу, в каждое сердце, сковывающий волю, парализующий надежду, оставляющий лишь безысходность и отчаяние.

Ярослава, Лука и Степан шли по Древляге, словно тени, словно призраки прошлого, возвращающиеся на пепелище своего дома, окликая лишь молчанием пустых улиц, глядя на знакомые места чужими глазами, полными боли и непонимания. Сердце Ярославы сжималось от невыносимой тяги, словно кровь отливала от него, замедляя пульс, останавливая дыхание. Слезы, непрошеные, жгучие, подступали к горлу, застилая взгляд пеленой отчаяния, но она держалась из последних сил, стараясь сохранить хоть какое-то подобие внешнего спокойствия, подавить нарастающую панику, укрепить пошатнувшийся дух друзей, нуждающихся в ее силе и вере сейчас не меньше, чем она сама. Она шла прямо, не оглядываясь по сторонам, словно сомнамбула, двигаясь к невидимой цели, к последней надежде, угасающей с каждым шагом.

Они направились к избе старосты Степана, самой большой и крепкой в Древляге, с высоким крыльцом и резными наличниками, всегда открытой для людей, всегда полной гостей и советчиков, а теперь – молчаливой и заброшенной, словно саркофаг, хранящий лишь тлен и пустоту. Ярослава остановилась перед закрытыми воротами, сердце ее замерло в нерешительности, словно перед пропастью, отделяющей жизнь от смерти. Нужно было войти, нужно было узнать правду, какой бы страшной она ни была.

Лука, почувствовав ее колебание, положил руку ей на плечо, поддерживая и ободряя молчаливым прикосновением. Степан, хмуро стиснув зубы, толкнул ворота, и те с жалобным скрипом отворились, словно приглашая путников войти в царство безмолвия. Двор встретил их запустением и сорняками, трава пробивалась сквозь щели между досками настила, колодец чернел зияющей пастью, словно провалом в преисподнюю. На крыльце, одиноко покачиваясь на ветру, висела половина сломанного колеса, словно символ разрушенного хозяйства, разбитой жизни, утраченной надежды.

Ярослава поднялась на крыльцо первой, осторожно постучала в дверь, три раза, тихо и робко, словно прося прощения за нарушение покоя мертвого дома. Тишина. Ни ответа, ни звука, ни шороха – лишь ветер завывал в трубе, словно насмехаясь над их напрасными надеждами. Она постучала еще раз, громче и настойчивее, сжимая кулаки, готовясь к любому ответу, к любой правде, какой бы горькой она ни была.

И вдруг, изнутри избы послышался слабый, неуверенный звук, словно вздох, словно стон, словно тихий плач, пробивающийся сквозь толщу стен. За дверью кто-то был жив. Надежда, словно хрупкий росток, пробилась сквозь камень отчаяния, зажигая огонек веры в сердце Ярославы.

Дверь медленно, со скрипом, отворилась, и на пороге появилась... старуха. Древняя, высохшая, словно мумия, одетая в черное рубище, скрывающее фигуру. Лицо ее было испещрено морщинами, словно исчерчено трещинами забытья, глаза – тусклые, безжизненные, словно угольки, догорающие в печи времени. Но в этих глазах, мертвых и пустых, мелькнуло узнавание, слабый огонек жизни, словно искра надежды, готовая вспыхнуть вновь. Старуха смотрела на Ярославу долго и пристально, словно пытаясь убедиться в реальности происходящего, словно боясь обмануться призраком воскресшей надежды.

"Ярослава... ты ли это, деточка?" – прохрипела она тихим, дрожащим голосом, словно ветерок, шепчущий в сухих ветвях дерева. Голос был слабым, но Ярослава узнала его сразу, не сомневаясь ни минуты. Это была старуха Ульяна, самая старая жительница Древляги, помнившая еще старые времена, хранительница древних поверьев и сказок, словно живая летопись деревни.

"Бабушка Ульяна! Жива!" – воскликнула Ярослава, бросаясь к старухе, забыв о тревоге и осторожности, словно увидев родного человека после долгой разлуки. – "Слава богам, жива! А где же все остальные? Что случилось с деревней? Где люди?"

Старуха Ульяна молча смотрела на нее, слезы покатились по ее морщинистым щекам, словно редкие капли дождя по иссохшей земле. Взгляд ее был полон боли и отчаяния, словно она видела весь ужас, обрушившийся на Древлягу, словно сама пережила все страдания, выпавшие на долю ее односельчан.

"Нет деревни, деточка," – прошептала она наконец, голос ее сорвался, превратившись в рыдание. – "Нет людей... Все ушли... Кто умер, кто разбежался, кто ... пропал без вести... Одна я осталась... словно последняя птица на пожарище... Доживаю свой век в пустоте и одиночестве..."

Ярослава замерла, словно оглохшая, слова старухи Ульяны словно нож вонзились в сердце, разрывая его на части. Нет деревни... Нет людей... Неужели все ее страхи оправдались, неужели тьма одержала полную победу, превратив Древлягу в безжизненную пустыню? Неужели все их усилия, все испытания, все жертвы были напрасны? Неужели надежда умерла окончательно, оставив после себя лишь горечь разочарования и безысходность отчаяния?

Но нет, нельзя поддаваться отчаянию, нельзя опускать руки, нельзя терять веру в победу света над тьмой, даже в этот самый темный час, когда кажется, что все потеряно. Нужно бороться до конца, ради памяти павших, ради спасения оставшихся в живых, ради будущего Руси святой, ради самой жизни, стремящейся к свету даже из глубины самой темной тьмы.

Собрав всю свою волю в кулак, Ярослава взяла себя в руки, отогнала слезы и отчаяние, обращаясь к бабушке Ульяне с новой силой и решимостью.

"Бабушка Ульяна," – сказала она твердо, ее голос звучал уверенно и властно, словно голос ведуньи, владеющей тайными знаниями и силой древних богов. – "Расскажи мне все, что знаешь. Что случилось с деревней? Куда пропали люди? И главное – кто виноват в этом ужасе?"

Старуха Ульяна, увидев ее решимость, словно очнулась от оцепенения, вытерла слезы и посмотрела на Ярославу с новой надеждой, словно в ее лице увидела спасительницу, избавительницу от тьмы, поглотившей их мир.

И стала рассказывать, тихо и печально, о том ужасе, что обрушился на Древлягу, о тьме, поглотившей их дом, о бедах и страданиях, выпавших на долю ее односельчан. Голос ее дрожал, прерывался рыданиями, но Ярослава слушала внимательно, не перебивая, стараясь запомнить каждое слово, каждую деталь, чтобы составить полную картину произошедшей трагедии, понять масштаб бедствия, оценить силы врага.

"Началось все с князя окаянного," – начала старуха Ульяна, ее голос зазвучал злобно и ненавистно, словно шипение змеи. – "Велеслав этот... Приехал в поместье заброшенное, что на окраине леса стоит... И с собой беду привез, тьму навел, словно ворон черный, предвестник смерти."

Ярослава вздрогнула, услышав знакомое имя. Велеслав... Князь Тьмы и Света... Тот, кто похитил Василису, кто пытался похитить ее душу, кто оставил бабушку Анисью без сил, лежащей без сознания в их пустой избе. Неужели он стоит за всем этим ужасом, обрушившимся на Древлягу? Неужели это его рук дело – пустые улицы, мертвые избы, исчезновение людей?

"Что он делал, бабушка Ульяна?" – спросила Ярослава, стараясь сдержать дрожь в голосе, спрятать боль и тревогу за ледяной маской спокойствия. – "Как он навел тьму на деревню?"

"Колдовством черным, деточка," – ответила старуха, качая головой. – "Магией нечистой, заклинаниями погаными... Ночами выл волком в лесу, духов злых призывал, порчу на людей насылал... Скотина дохла, урожай гибнул, люди болели и чахли на глазах... А потом... потом началось самое страшное..."

Голос ее сорвался, слезы задушили слова. Ярослава ждала молча, не торопя, не перебивая, понимая, как тяжело старухе ворошить в памяти страшные воспоминания, но зная, что правда необходима, что без нее не смогут они победить тьму, не смогут спасти оставшихся в живых.

"Люди стали пропадать," – продолжила Ульяна наконец, голос ее звучал еле слышно, словно шепот умирающего. – "Словно растворялись в воздухе... Уходили в лес – и не возвращались... Ночами слышались крики, стоны, жуткие звуки из лесу... Словно нечисть там пировала, души человеческие рвала на части..."

Ярослава вздрогнула, вспомнив свои кошмары, вой черного волка, предчувствие беды, сковавшее ее сердце еще до появления князя в их землях. Неужели этот кошмар стал явью, неужели тьма, о которой она читала в книгах предков, действительно пробудилась, поглощая их мир?

"А бабушка Анисья?" – спросила Ярослава, сердце ее сжалось от тревоги за судьбу самого дорогого человека. – "Что с ней сталось? Она жива?"

Старуха Ульяна опустила глаза, молчание ее стало тягостным и многозначительным. Ярослава почувствовала, как холод пробегает по спине, предчувствуя страшную правду.

"Анисья... пыталась бороться с ним," – прошептала Ульяна, словно выдавливая слова из себя с трудом. – "Знахарка она сильная была, колдовство всякое знала... Да только против черной магии бессильна оказалась... Велеслав... напал на нее... Силу жизненную высосал... Обессилела Анисья, захворала... Лежит в избе твоей, словно тень, едва дышит... Не долго ей уже видно осталось..."

Сердце Ярославы словно раскололось на части от боли и отчаяния. Бабушка Анисья... ее наставница, ее защитница, ее единственный близкий человек в этом мире... умирает, обессиленная и беззащитная, жертва черного колдовства князя Велеслава. И она, Ярослава, не смогла защитить ее, не смогла помочь ей в трудный час, оставив ее одну перед лицом смертельной опасности. Слезы ручьем потекли из ее глаз, душа заполнилась горькой виной и неутолимой жаждой мести.

"Где Велеслав сейчас?" – спросила Ярослава, ее голос звучал глухо и угрожающе, словно рычание раненой волчицы. – "Где этот окаянный князь? Я найду его... Я заставлю его ответить за все!"

Старуха Ульяна махнула рукой в сторону леса.

"В поместье своем скрывается," – ответила она. – "Тьмой окружил себя, нечистью ополчился... Не добраться до него теперь, деточка... Сила у него великая, колдовство черное... Не победить его людям простым..."

"Нет, бабушка Ульяна," – твердо сказала Ярослава, выпрямляясь во весь рост. – "На этот раз он ошибается. Не люди простые перед ним стоят, а защитники Руси святой, воины света, вооруженные волей богов и силой предков. Мы победим тьму, мы изгоним нечисть с земли нашей, мы отомстим за павших и спасем оставшихся в живых. И Велеслав заплатит за все, сполна!"

Она посмотрела на Луку и Степана, стоящих рядом, готовых к бою, верных и непоколебимых, словно скалы, выстоявшие под напором стихий. И в сердце ее вспыхнула новая волна силы и решимости, словно пламя мести, разгорающееся все ярче и ярче, готовое спалить тьму дотла, освободить Русь от черного проклятия, вернуть свет и жизнь в их родную деревню, восставшую из пепла забвения. И Перо Стрибога, горящее теплом на ее груди, словно символ небесной поддержки, словно призыв к подвигу, подтверждало ее решение, наполняя душу неугасимой верой в победу добра над злом, света над тьмой, жизни над смертью. Настало время действовать. Настало время сражаться. Настало время вернуть Древляге ее жизнь, ее душу, ее светлое будущее.

Эпизод 3: Подготовка к обороне.

"Подготовка к обороне..." – эти слова Ярославы, произнесенные твердо и уверенно, словно колокольный звон, рассекающий тяжелую тишину мертвой деревни, прозвучали как призыв к действию, пробуждая остатки жизни в унылых сердцах, оставшихся в живых древлян. Старуха Ульяна, словно очнувшись от летаргического сна, подняла голову, в ее тусклых глазах замерцал слабый огонек надежды, словно последняя искра угасающего костра, готовая вспыхнуть вновь от дуновения ветра перемен. Лука и Степан, словно воины, пробужденные от забвения, расправили плечи, взялись за оружие, готовые сражаться до последнего вздоха, защищая свой дом, свою землю, свою веру. Даже Мишка, обычно веселый и беззаботный, преобразился, его маленькие глазки стали серьезными и сосредоточенными, словно он понял всю важность момента, готовясь внести свой посильный вклад в общее дело.

"Обороняться... как же нам обороняться, деточка?" – прошептала старуха Ульяна, ее голос звучал слабо и неуверенно, словно ветерок, шепчущий в сухих ветвях дерева. – "Силы у нас нету, оружия нету, людей почти не осталось... Против князя Велеслава с его черной магией нам не устоять... Погибнем все без толку..."

"Нет, бабушка Ульяна," – твердо возразила Ярослава, беря старуху за руку, стараясь передать ей свою уверенность и решимость. – "Не время сейчас отчаиваться, не время опускать руки. Сила у нас есть, хоть и не видимая глазу, сила духа русского, сила веры православной, сила любви к земле родной. И оружие найдем, и защиту сыщем, и людей поднимем на борьбу, сколько бы их ни осталось. Вместе мы – сила, вместе мы одолеем тьму, чего бы нам это ни стоило."

Она оглядела Луку и Степана, ища поддержки и согласия. Лука кивнул решительно, его глаза загорелись огоньком боевого азарта, словно забыв о страхе и усталости. Степан молча сжал в руке свой кованый молот, словно подтверждая свою готовность сражаться до последней капли крови. Даже Мишка кивнул головой, словно понимая всю серьезность момента, готовый помогать чем сможет.

"Первым делом нужно собрать всех оставшихся в живых," – сказала Ярослава, обращаясь к друзьям и старухе Ульяне. – "Сказать им правду, предупредить об опасности, объединить их для обороны. Бабушка Ульяна, ты знаешь, кто еще жив в деревне? Кто способен держать оружие в руках?"

Старуха задумалась на мгновение, морща лоб и вспоминая оставшихся односельчан.

"Живы еще кое-кто есть, деточка," – ответила она наконец. – "Старики немощные, бабы робкие, да парубки малолетние... Силы в них нету, смелости нету... Боятся все, словно тени собственной боятся... Кто ж их поднимет на борьбу, кто вдохнет в них веру и надежду?"

"Я подниму," – твердо сказала Ярослава, ее голос звучал уверенно и властно, словно голос вождя, ведущего свое войско в бой. – "Я расскажу им о тьме, надвигающейся на нас, о силе, которую мы обрели, о надежде на спасение, которая еще не потеряна. И кто сердцем русским жив, кто верой православной крепок, кто любит землю родную – тот встанет рядом с нами, тот будет сражаться до конца."

Она попросила Луку и Степана обойти избы, осторожно постучать в каждую дверь, собрать всех оставшихся в живых на площади перед церковью, единственным местом в деревне, где еще теплилась искра святости, где можно было попросить помощи и защиты у высших сил. Мишку она попросила остаться с бабушкой Ульяной, охранять ее и помогать ей чем сможет. И сама, вооружившись Пером Стрибога, словно символом власти и надежды, Ярослава направилась к центру деревни, готовая встретиться лицом к лицу со своим народом, донести до них весть о надвигающейся тьме, о надежде на спасение, о необходимости бороться за свою жизнь, за свою свободу, за свое будущее. Сердце билось тревожно, словно птица в клетке, но шаг был твердым и уверенным, взгляд – ясным и решительным. В руке она сжимала Перо Стрибога, словно символ власти и надежды, словно знамя, под которым она поведет свой народ в бой.

Площадь перед церковью встретила ее тишиной и запустением. Заросшая травой, с покосившимся крестом, с облупившейся краской на стенах, церковь выглядела заброшенной и осиротевшей, словно и боги покинули это проклятое место. Лишь редкие фигуры, словно тени, съежившись от холода и страха, жались к стенам, ожидая ее появления, словно последнего приговора судьбы. Старики и старухи, бабы и девки, несколько безусых пареньков – вот и все население Древляги, уцелевшее после нашествия тьмы. Лица их были бледны и измождены, глаза – потухшие и безжизненные, одежда – грязная и рваная. Вся надежда, вся вера, вся жизнь, казалось, покинули их, оставив лишь оболочки людей, обреченных на гибель.

Ярослава вышла на середину площади, встала на покосившийся деревянный помост, служивший когда-то для ярмарочных гуляний, и обвела взглядом собравшихся. Сердце ее сжалось от жалости и сострадания, видя их горе, их отчаяние, их безнадежность. Но жалость не должна была сломить ее, а напротив – укрепить ее решимость, придать ей силы, необходимые, чтобы вдохнуть в эти угасшие души искру жизни, разжечь в их сердцах пламя борьбы.

"Люди Древляги!" – воскликнула Ярослава, ее голос, усиленный ветром, разнесся по пустынной площади, словно набат, пробуждающий от смертельного сна. – "Я вернулась! И вернулась не одна! Со мной верные друзья, со мной сила небесная, со мной надежда на спасение!"

Голоса ее прозвучал так громко и уверенно, что заставил дрогнуть воздух, заставил встрепенуться притихших людей, заставил поднять головы, устремить взгляды на нее, словно на чудо, словно на явление ангела-спасителя. В глазах их, еще недавно потухших и безжизненных, замерцал слабый огонек любопытства, робкой надежды, словно первые лучи рассвета, пробивающиеся сквозь ночную тьму.

Ярослава рассказала им все, ничего не утаивая, не смягчая ужасных подробностей, не скрывая грозящей им опасности. Рассказала о князе Велеславе, слуге тьмы, о древнем зле, пробудившемся в лесу, о силах нечисти, наводнивших их землю, о надвигающейся гибели, готовой поглотить Древлягу без остатка. Говорила о павших, о пропавших без вести, о страданиях и ужасе, пережитых ими за время ее отсутствия. Говорила о том, что тьма сильна и коварна, что враг жесток и беспощаден, что борьба предстоит тяжелая и кровопролитная.

Но говорила не только о тьме и ужасе, а и о свете надежды, о силе, которую они обрели, о помощи Стрибога, бога ветров и небесных просторов, благословившего их на борьбу, даровавшего им защиту и мощное оружие – Перо белого орла, способное противостоять черной магии, рассеивать тьму, призывать на помощь силы природы. Говорила о том, что не все еще потеряно, что есть шанс спастись, выстоять, победить, если объединятся, если воспрянут духом, если проявят мужество и стойкость, свойственные русскому народу во все времена. Говорила о том, что они не одни в своей борьбе, что с ними – сила предков, сила богов, сила самой земли русской, готовая помочь своим детям в трудный час. Говорила о том, что они должны защитить свой дом, свою землю, свою веру, свое будущее, будущее своих детей и внуков, будущее Руси святой.

И слова ее, простые и искренние, словно родник, пробивающийся сквозь камень отчаяния, находили отклик в сердцах людей, пробуждая уснувшие чувства, разжигая угасший огонь веры и надежды. Лица, еще недавно бледные и безучастные, оживлялись, глаза, еще недавно потухшие и безжизненные, загорались огоньком решимости. Голоса, еще недавно дрожащие и тихие, звучали громче и увереннее, вторя ее призыву к борьбе, готовности защищать свой дом, свою землю, свою свободу.

"Что же нам делать, Ярослава?" – спросил староста Степан, выйдя вперед, его голос, дрожащий от волнения, звучал громко и властно, словно голос воеводы, собирающего дружину на брань. – "Как нам обороняться от тьмы, от нечисти, от князя окаянного? Скажи, что делать, и мы сделаем все, что в наших силах."

"Готовиться к обороне," – ответила Ярослава, ее взгляд обвел собравшихся, словно собирая их в единое целое, сплачивая в монолит силы и воли. – "Первым делом – укрепить деревню. Поставить частокол вокруг, заделать ворота, укрепить двери и окна в избах. Собрать все оружие, какое только есть – топоры, вилы, косы, ножи, дубины, рогатины. Приготовить факелы, смолу, кипяток, камни – все, что может пригодиться для защиты от врага. Разделить деревню на участки обороны, назначить ответственных, распределить силы, обучить людей приемам самообороны. Старики и старухи, женщины и дети – все должны принять участие в обороне, каждый должен внести свой вклад в общее дело, каждый должен быть готов сражаться до конца."

Она говорила быстро и четко, раздавая указания, словно опытный военачальник, планирующий битву, не упуская ни одной детали, ни одной мелочи, способной повлиять на исход сражения. Лука и Степан помогали ей, дополняя ее слова своими советами и распоряжениями, делясь своим воинским опытом, знаниями и навыками. Старуха Ульяна, словно очнувшись от забытья, тоже включилась в работу, раздавая советы и наставления, основанные на древних поверьях и традициях, рассказывая о защитных обрядах и заговорах, способных отпугнуть нечисть, призвать на помощь добрых духов и силы природы. Даже Мишка не остался в стороне, бегая между людьми, разнося приказы, помогая слабым и немощным, поднимая боевой дух своим веселым видом и задорными репликами.

И деревня, еще недавно мертвая и безжизненная, словно ожила, забурлила, наполнилась шумом и движением. Люди, еще недавно отчаявшиеся и сломленные, воспрянули духом, воспряли верой, воспряли надеждой. В глазах их загорелся огонь решимости, на лицах появились признаки жизни, в движениях – уверенность и собранность. Страх отступил, сменившись готовностью к борьбе, желанием защитить свой дом, свою землю, свою свободу. Древляга готовилась к обороне, готовая дать отпор тьме, готовая сразиться с врагом, готовая выстоять и победить, во имя жизни, во имя света, во имя будущего.