Break the silence

Чонгук не мог не заметить, с какой убийственной скоростью радость в тэхёновых глазах рассеялась тёмной дымкой. Как его лицо потускнело, покрываясь бледными трещинами хрупкого фарфора, норовя вот-вот превратиться в пыль. Реакция, от которой всё нутро плющится жертвой безжалостного давления и, как продрогший пёс, умоляет остановиться поступать так жестоко. Чонгуку хочется подавить свою неуверенность, тренируемую техникой бешеного ритма последние пять дней, но эта жалкая игра финиширует явно не в его зачётной книжке.

— Ты меня прогоняешь? — у Тэхёна этот вопрос звучит скорее недоумевающе, чем огорчённо. — Гуки, что случилось?

«Гуки». Какое же это «Гуки», наверняка, тёплое. Вряд ли Чонгук мог бы реагировать на него спокойно: без дрожащих коленей, предательски не подчиняющегося языка и странного желания звонким лязгом перерезать все нити прошлого, доставая из пыльной кладовой новые, идеально чистые и готовые привязать к себе его судьбу. Намертво, самым прочным узлом впутаться в жизнь Тэхёна, забывая совершенно обо всём. Но копившаяся годами обида, уверенно перерастающая в психическое отклонение, по одному лишь щелчку, к сожалению, удалиться не может.

— Я просто не хочу ничего обсуждать, поэтому, пожалуйста, уйди.

— С ума сошёл? — Тэхён больно сдавил плечи Чонгука и самоуверенно уставился в его глаза, прильнув до ужаса близко, — не знаю, какие фантазии посещали тебя всё это время, но не вздумай отталкивать меня, слышишь? Я никуда не уйду. Я ни за что тебя не оставлю.

Чонгуку претит пускать слёзы, выглядеть жалким, зашуганным ребёнком с кучей комплексов и вечно заниженной самооценкой. Он не желает до конца дней подтирать свисающие сопли и обиженно шмыгать носом после очередной надавившей на самое больное место колкой случайности, больно рушащей мечты о нормальной жизни. Чонгук ненавидит свою слабость, имеющую незаслуженно высокое звание. А в эту минуту он презирает её ещё сильнее, потому что как бы ни хотел, повлиять на происходящее он совершенно никак не может.

— Не оставишь?.. Почему? Потому что я тоже для тебя не больше, чем выгода? Скажи, хён... — Чонгук глотает собственные слёзы без капли смущения и, кажется, практически не контролирует голос. — Почему ты так добр ко мне? Почему общаешься, поддерживаешь, проводишь свободное время? У тебя тоже есть причины, да?

— Гуки...

— Со мной ведь сложно... Я глухой, понимаешь? И всегда буду таким. Тогда зачем... Почему ты продолжаешь быть рядом, Тэ? Тебе что-то нужно?..

Плечи расслабляются от уменьшенной хватки, оседая вниз и образуя из спины Чонгука дугообразное возвышение. Руки Тэхёна были для него единственной опорой, а теперь она практически исчезла за мутным слоем произнесённых непонятно зачем слов. Чонгуку ничего не остаётся, кроме как медленно опустить голову, ударяясь то ли об его, то ли об свои колени, тем самым скрывая глаза и профессионально уходя от ответа. Что, если Тэхён скажет «да»? Что, если развернётся и уйдёт, потому что его раскрыли? Интересно, у Чонгука тогда получится ещё когда-нибудь поднять голову?

Ещё и этот взгляд, до краёв наполненный сожалением так, что оно сейчас выльется за свои пределы, образуя в поверхности шипящую дыру. Кто просил Тэхёна смотреть именно так: с улыбкой вроде «какой же ты глупенький», лицом, готовым рассмеяться по той же причине, и невосполнимо тёплым блеском в озёрных двух, пытающихся залечить любую боль одним лишь существованием?

— Прости, Чонгук. Я не хотел, чтобы всё обернулось именно так, — пальцы Тэхёна, довольно холодные, но очень мягкие, вызвали своим уверенным вытиранием слёз в душе чуть ли не бурю. — Я представляю, как тебе тяжело. Представляю, как обидно и как ты страдаешь. Но даже думать не смей о том, что моё общение с тобой — всего лишь обманка. Гуки, мне плевать на твою глухоту, я ни разу не подумал о том, что она нам мешает.

— Но мне не плевать, Тэ... — Чонгук кричал с подлым хрипом и совсем не неуправляемыми эмоциями, — знаешь, каково это — постоянно сомневаться? Не верить людям и жить со страхом, что все вокруг тебе лгут? С самого начала меня только обманывали. Даже отец с братом... Даже они... Даже...

— Я никогда с тобой не притворялся, Гуки. Никогда.

Эта привычка — слегка трепать волосы и улыбаться складками глаз была для Чонгука личной эстетикой: идеальной атмосферой с успокаивающим Инь-Янь по всему телу. В такой момент нервничать нельзя по определению, а особенно с такими словами. Чонгук действительно хочет, правда желает верить, что Тэхён — единственный. Что Тэхён тот самый. Что Тэхён всегда будет рядом.

— Тэ, я...

— Чёрт, они, кажется, возвращаются.

Бегло поворачиваясь головой то к двери, то к растерянному Чонгуку, Тэхён, видимо, пытался выстроить в голове некий план, но время больно наступало на пятки. Думать нужно было заранее, сейчас — поздно. Возможно, говори они шепотом, нелепого «здравствуйте, я зашёл случайно» можно было бы избежать, но уже ничего не исправишь.

Чонгук тратит драгоценную секунду на свой безумный план: делает небольшой вдох, с немым «молчи, ничего не спрашивай» хватает Тэхёна и неуклюже перекатывает к стене, полностью закрывая одеялом. Он не услышит, как охранники войдут, не узнает, что скажут и как отреагируют, но рассчитывать на то, что в темноте два плотно прижатых друг к другу тела будут выглядеть как одно — единственный выход из его положения.

Уследить за бегущими стрелками не получается: они летят вечным мгновением, замедляя возможность даже дышать. Чонгук ощущает только плотно упирающуюся в грудь голову, запах свежих мятных волос и безостановочно скручивающиеся внутри нервы. Никогда ещё они не были так близко. Случай в квартире Тэ — неумелая пародия, фальшиво проигрывающая вот этому моменту. Тэхёну повезло, что он тощий, без проблем умещающийся маленьким комком в чонгуковских руках, когда тот, в свою очередь, не может подавить даже дрожащую неуверенность, горячо выдыхая на его затылок хриплыми парами. Настанет ли время, когда такие моменты станут чем-то большим, нежели начальным уровнем непостижимо-чарующей сказки?

Слабенький толчок в бок становится буквально очищающей молнией, резко передёргивающей всё тело. Тэхён выбирается из-под «оков», неожиданно перекидывает через Чонгука ногу и удобно усаживается посреди его живота, как-то необычно изучая взгляд и упираясь руками в подушку.

— Они купились. Молодец, — интересно, а он слышал, как Чонгук только что проглотил несколько литров кислой слюны? — Не хочешь, всё-таки, чтобы я ушёл, да, Гуки?

Между ними в прямом смысле меньше сантиметра. Если Тэхён не перестанет щекотать ему кожу своим возбуждающим дыханием, тот просто сорвётся. Хотя действительно ли это станет плохим итогом?

— Не хочу.

— Тогда перестань думать о глупостях и говорить ерунду. Твой отец — свихнувшийся подонок, и я никогда в жизни не поступлю с тобой также.

Лучше бы Чонгук не видел, как рука Тэхёна скользнула куда-то в область ширинки. Этот жест вызвал в его мозгу диссонанс всего существующего, если не считать ещё и волнительный страх с явно покрасневшим от смущения лицом. 

— Это просто телефон, Гуки, — разумеется, Тэхён не мог сделать вид, что не понял направленность мыслей младшего, — у тебя ведь забрали, чтобы со мной не общался? — Простенький аппарат, вынутый из заднего кармана, мелькнул перед растерянным лицом Чонгука и замер под напором быстро двигающихся тэхёновых пальцев. — Вот, наша с тобой связь восстановлена. Храни как оберег.

Сил хватило только на расхлябанный кивок и неуверенное принятие подарка. Из всех эмоций в мыслях задержалась только непонятная грусть, ведь Тэхён (кто ему разрешал?) тут же слез и зачем-то сел на краешек кровати, как все нормальные посетители. Чонгук бросил взгляд на светящийся дисплей, где в контактах красовалось лишь одно «Любимый Тэ», и едва заметно улыбнулся. Даже изменять не нужно — какая внеземная удача.

— Давай стараться говорить шепотом, а то твои рыцари могут вновь заглянуть из-за шума, — Тэхён мягко скользнул взглядом к двери и с максимально распахнутыми глазами повернулся обратно. — Кстати, я понятия не имею, как выйти отсюда.

— Можешь до конца выписки прятаться у меня под одеялком.

— М-м-м, хорошая идея, только вот, Чимина тоже нужно навещать.

У Чонгука внутри в прямом смысле произошло извержение: улыбка рассеялась ядовитым веществом, превратившем лицо в пепельно-прозрачное облако. Изуродованное тело Чимина, ставшее таким не по собственной вине, до сих пор сидит в голове непробиваемым барьером и чувством глубокой вины, пожирающей всё светлое острыми клыками. Пак стал жертвой необдуманной чонгуковской глупости, принял на себя всю мощь карательного удара и не по своей воле понёс чужое наказание, ставшее роковым. Из-за Чонгука тот находится на грани смерти и, наверное, борется... Разумеется, борется, только этой битвы, по сути, вообще не должно было быть.

— Я слышал, что у Чимина дела очень плохи, да?..

— Эй, Гуки, ты ни в чём не виноват, — Тэхён плотно сжал его щеки, настраивая на безоговорочное принятие слов, — Чимин поступил так, потому что хотел тебя спасти. Не смей себя осуждать, он не оценит этого, когда очнётся.

— Меня не пускают к нему, потому что...

— Знаю, потому что там я. Не переживай, поболтаете чуть позже.

Оптимизм Тэхёна не то чтобы успокаивал, но по крайней мере не угнетал ещё больше. Хотя бы ветхий песок — последствие пятидневного разрушения пульсирующего мозга — перестал угрожающе сыпаться. Иногда даже кажется, что аура Тэ, кутающая под собой весь негатив, — единственный вариант красок чонгуковского мира. И достоверность этого чувства каждую секунду увеличивается в процентах.

— Легко тебе говорить, хён.

— Тэ-хён. Сколько раз ещё поправлять?

— Прости.

— Да я не обижался.

— Не за это, — Чонгук опустил глаза, потому что последующую реакцию ему точно не хотелось бы видеть, — прости, что приписал тебя к числу... Остальных. Если честно, мысли об этом были самые ужасные. Я ещё никогда так не боялся. «Тэхён такой же». «Я ему не нужен». «Тэхён больше никогда не придёт». Странно, что меня ещё не отправили к психиатру.

Где-то с минуту они сидели без движения. Самая долгая и волнительная минута, от которой напрягались даже отмершие сто лет назад клетки. Если откинуть нелепое «нет, это не правда», Чонгук только что косвенно признался. Пора только признать себе. Прямым текстом, без вывернутых наизнанку слов и с осознанным и облегчающим взглядом.

Рука Тэхёна невзначай тыкнула его в ногу, произнося молчаливое: «Может, посмотришь на меня, или так и будем молчать?» А Чонгуку страшно. Он не хочет говорить об этом сейчас. «Пожалуйста, Тэхён, хотя бы раз сделай вид, что ты ничего не понял».

— Я придумал, как тебе выбраться без последствий, — пускай глупо, по-детски и очень смешно, но это самое лучшее решение. — Попрошу их сопроводить меня в туалет, а ты по-тихому выйдешь.

У Тэхёна лицо понимающее, тенью улыбки оттягивающее «нет проблем», без каких-либо осуждений и приоритетно своих мыслей. Чонгук наверняка будет жалеть: палата станет невосполнимо пустой и опустошённой, а в воздухе до последнего будет витать чувство недосказанности. Но как бы сильно боль ни старалась разорвать сердце, Чонгуку придётся принимать её как должное. Потому он пока ещё не готов раскрыть Тэхёну свои настоящие чувства.

— Хорошо, Гуки. Как скажешь.

***

Секретарша, глупая от природы или просто жертва кратковременной памяти, видимо, даже не признала в Тэхёне будущего хозяина. Её ума хватило лишь на: «Господин Ким сейчас занят, можете подождать его здесь», кокетливо моргая при этом визжащими от пластики глазками. Если подумать, приглашать сына к себе в офис, имея в ежедневнике расписанный поминутно день — довольно стандартная ситуация для «заботливого» отца. И тут совершенно бесполезно сбивать ноги о дорогостоящий паркет, устало вздыхать и пытаться войти в положение. А разворачивать и демонстративно уходить — значит автоматически впутываться в проблемы.

«Мне сказали, что у тебя в кабинете президент Северной Кореи сидит, так что, может, в другой раз поболтаем?».

Тэхён знает, что чувство юмора у отца отрезали вместе с пуповиной, но разговаривать с ним о происшествии во время приёма будет ещё опаснее. Вернее, Кану не сказал об этом прямым текстом, отрезав лишь сухим «важно», но нужно быть дураком, чтобы не догадаться.

«Он без пушки, не волнуйся».

Самое оригинальное «нет» в истории отказов, хоть беги и выбирай место для памятника, только жаль, что на такие роскоши у Тэхёна в портмоне сейчас не наберётся.

Самое забавное, что время движется, а та странная девушка до сих пор продолжает плющить грудь на стойке ресепшена, делая из нулевого первый, и мило (ну, как она считает) улыбаться во все тридцать два (или сколько их там). Пройти через неё — забавное приключение, но Тэхён действительно не знает, с чего начать и как закончить. Сказать, что теоретически он тоже её начальник, или сглажено намекнуть на отказ?

— Нам Джиё, — считать имя с бейджика — неплохое начало, — моё имя — Ким Тэхён.

— А-а-а, — секретарша накрутила рыжий локон из высокого хвоста на палец, делая вид, что эта информация послужила для неё чем-то важным, — красивое.

Может и красивое, только суть явно заключалась в другом. По крайней мере, одно Тэ узнал точно: папины работники о его наследнике ни слухом ни духом, а просветлять их не было никакого желания. Легче всего молча пройти мимо, пока эта витающая в своих мечтах дамочка не сообразит, что от предмета её обожания остался только чёрный мигающий контур.

— Молодой человек, — Джиё очнулась, когда для того чтобы войти в кабинет отца Тэхёну оставалось повернуть ручку, — вам туда нель...

Захлопнул. И, разумеется, никаких президентов Северной Кореи тут не оказалось. Что с пушкой, что без. Лишь одиноко просматривающий неинтересные договоры, периодически черкая в них ручкой, непревзойдённый господин Ким во всём своём королевском величии. Скипетр и Державу ему дайте — готовый исторический портрет.

— Только давай быстро, — речью прямо с порога Тэхён заставил отца поднять на себя непринуждённый взгляд.

— Спешишь?

— Да.

— К Чонгуку?

— Допустим.

— Я же запретил тебе с ним видеться.

— Мне всё равно.

Этот огонь в глазах, вспыхивающий, когда кто-то не подчиняется, Тэхёна не пугал совершенно. Ему плевать на возмущения отца, вечные упрёки с указкой на то, какой он ужасный сын, постоянное ущемление и без того заниженных прав, выбрасывание в дальний угол (никогда не протираемый) собственных желаний и ставшее обыденным — веление куда идти и что делать. Иногда Тэ сдавался: подчинялся приказам Кану, потому что не мог поступить иначе, рискуя собственной выгодой, но сейчас он может отобрать всё: выкинуть Тэхёна на улицу с пустым мешком из-под подстилки больного пса, но не отобрать Чонгука. Забрать Чонгука ему никто не позволит.

И даже этот взгляд Тэхёна не прогнёт. Не прокатит, папочка. Не сегодня.

— Я не хочу ругаться, но ты, видимо, не понимаешь, куда пытаешься влезть, — отложив дела в сторону, а значит настроившись серьёзно, Кану сложил руки перед собой, пытаясь сохранить спокойствие. — Семья Чонгука — не та земля, которую можно вспахивать. Твои семена не станут там расти. Иссохнут, не успев дать всходы.

— Ты даже не знаешь, о чём говоришь.

— Знаю. Ну, вернее, догадываюсь. Тебе же Хамён на приёме похвастался о своём прошлом? А самое главное: кем он был до этого? Никем. Обычным подкупным врачишкой, взобравшимся на холм повыше после неудачной, неудачной, Тэхён, операции. Вот бы всем подниматься, а не падать. Только так не бывает. Не в наше время.

Если судить таким образом — логика впишется вполне удачно, но причину выросшей на пустом месте толстой стены между ними с Чонгуком она, к сожалению, не объяснит. Отец посчитал то долбаное сообщение, отправленное, когда над операционной Чимина ещё мигала надпись «не входить», вполне исчерпывающим ответом к своему заявлению. Тогда Тэхён мог только ухмыльнуться, беспрепятственно удалить и забыть о нём до сегодняшнего момента. Потому что глупо, смешно и ни в каком виде не может быть реальным.

— И для тебя это нормально? Неужели поступать так — естественно?

— Нет. Но ты, наверное, уже понял, что отец Чонгука свихнулся. Не побоюсь даже назвать его психом. Единственная бессмыслица — толкнувшие на это поводы.

— Раз ты понимаешь, то почему не даёшь мне их узнать? — у Тэхёна в прямом смысле от сжатия кулаков пульсировали вены, — лично я не могу смириться с этим, просто наблюдая со стороны.

— Если ты будешь копать дальше, Чон Мёнсу этого не оставит, понимаешь? С чего вдруг такая забота к Чонгуку? Ты знаешь его всего месяц! К тому же мне до сих пор не ясно, когда это вы успели так подружиться.

— Хочешь, скажу больше? — внезапный напор смелости безусловно заставит об этом пожалеть. — Я Чонгука...

Телефонный звонок, разразившийся гулким ударом, заставил Тэхёна сплюнуть раздражённое «чёрт», но через минуту с благодарностью подумать «спасибо». Тысячекратное, с уверенной рукой на сердце и пожизненным долгом в душе. Тэхён бы жалел, несомненно корил себя за то, что решился досказать недосказанное. Разве в полпятого удача уже не должна сверкать бликами втоптанных следов?

Голос неизвестной девушки, бьющий непонятным по началу восторгом, практически расслабил тэхёнову ладонь в попытке перекрыть невозможную информацию.

Чимин пришёл в себя.

Чимин очнулся, только Юнги не было рядом.