Альтернативный финал
Пробираясь сквозь дворы и сбивчиво матерясь себе под нос, Даня почти был у цели. В спешке он едва не вступил в самодельную миску из обрезанной бутылки — видимо, местные бабушки подкармливали бездомных котов. Оставалось только перейти дорогу, но он вдруг замер, заметив на другой стороне улицы странно бегущую фигуру.
Это был Максим. Он мчался, словно за ним гналась сама смерть — взгляд дикий, одежда в беспорядке. Даня мгновенно оценил его потрёпанное состояние и сделал несколько шагов навстречу по проезжей части.
– Макс?.. – его голос прозвучал тихо, почти невесомо.
Максим, не обращая внимания на красный свет, на крики возмущённых прохожих, нёсся к нему. Его глаза были прикованы только к Дане, он не обращал внимания ни на прохожих, ни на возгласы что те кричали ему в след.
Он выскочил на проезжую часть. Его крик — хриплый, разорванный отчаянным бегом — вырвался одним-единственным словом:
— Даня!
Но голос тут же оборвался, сменившись коротким испуганным вскриком. Прямо за спиной, с оглушающим рёвом, пронеслась маршрутка, летевшая на запредельной скорости. Воздушная волна от нее едва не опрокинула Максима, заставив его резко отклониться назад. Удержав равновесие под аккомпанемент осуждающих возгласов прохожих, он, спотыкаясь, бросился к Дане.
Тот стоял как вкопанный, побледневший, и по его лицу было видно, что за эти секунды перед ним пронеслось многое, от первого их взгляда, до тревожного и непонятного сейчас. Максим врезался в него почти с разбегу, вцепившись отчаянно в его кофту. Дыхание было частым и прерывистым, а всё тело мелко дрожало.
— Макс... Идиот... — тихо, сквозь стиснутые зубы, прошипел Кашин. — Ты блять, идиот... конченый придурок...
Он с силой прижал кудрявого к себе, судорожно впиваясь пальцами в ткань его одежды. Его взгляд, полный немой ярости и неподдельного ужаса, был прикован к дороге через вздрагивающее плечо Макса. Затем Даня резко, почти грубо, запустил руку в его пушистые волосы, будто проверяя, цел ли он, и тут же, крепко схватив за запястье, отдёрнул его ещё дальше от проезжей части. От этого властного движения Макс вздрогнул пуще прежнего.
Вся накипевшая злость — за этот безумный поступок, за дурость, за миг, в который могло случиться непоправимое, — рвалась наружу. Но слова застряли в горле. Даня застыл, увидев то, чего не заметил в первую секунду: на щеке Макса красовался свежий синяк, а губа была заметно распухшей, словно он обо что-то сильно ударился. Вместо гнева в груди возникла леденящая тревога.
— М-макс?.. — тихо, почти беззвучно, выдохнул Даня, заглядывая ему в лицо.
— Я не вернусь... Я не вернусь туда!!! — выкрикнул Макс, мотая головой.
Его взгляд лихорадочно метнулся через плечо, словно он ожидал, что вот-вот появится какая-то угроза. В каждой черте его лица читалась животная паника.
— Эй... Эй, посмотри на меня! — уже твёрже сказал Даня.
Он резко, но не грубо, схватил Максима за щёки, заставив того смотреть на себя. Большими пальцами он принялся стирать тонкие, бегущие по лицу ручейки слёз. Его собственные пальцы едва заметно дрожали, но он изо всех сил старался это скрыть, пытаясь хоть как-то вернуть Максима в реальность.
— Я не вернусь! Пожалуйста, давай уйдём отсюда!.. Прошу... — голос Макса сорвался на жалобный шёпот. — Он пришёл не для того, чтобы подтягивать меня по урокам...
Кудряш вдруг всхлипнул, опустив голову и пытаясь скрыть лицо от Дани. По его сгорбленной спине было видно, насколько сильно он переживает случившееся, ощущая себя загнанным в угол и испытывая острую стыдливость.
Сначала Даня лишь хмурил брови, безуспешно пытаясь понять, о чём говорит Максим. Но когда до него наконец дошло, кто именно стал причиной этого состояния, внутри что-то надорвалось. Холодная, всесокрушающая ярость поднялась от самого сердца, сжимая горло. Все эти синяки, паника, слёзы — состояние Максима...
— Он ещё в квартире? — тихо, сквозь плотно стиснутые зубы, прошипел Кашин.
Его руки, сами того не сознавая, с силой сжали плечи Макса. Взгляд Дани, тёмный и тяжёлый, был прикован к стороне его дома. Почти автоматически его пальцы скользнули во внутренний карман тёплой кофты, нащупывая холодную рукоять раскладного ножа — вечный спутник, который он носил с собой на все случаи жизни, но использовал лишь в крайних случаях.
Максим всё понял мгновенно. Его глаза расширились от нового приступа паники, и он вцепился в Данину руку, пытаясь удержать его на месте.
— Нет! Не делай глупостей! Слышишь меня!? — его голос сорвался на крик.
Он вцепился загрудки с такой силой, что костяшки его пальцев побелели, а другая, холодная рука прижалась к веснушчатой щеке Кашина, пытаясь вернуть того к реальности.
— В полицию!.. — почти умоляюще выдохнул Максим, впиваясь в Данино взволнованное лицо. — Я сам пойду в полицию... Прошу, только не делай ничего... Я прошу тебя!
Он видел тот самый, страшный огонёк в глазах Кашина — слепой, жаждущий немедленной расплаты. Чтобы удержать его, Максим обхватил тело мёртвой хваткой, прижавшись к его груди и буквально став живым барьером. Его тихий, прерывающийся шёпот, полный отчаяния, наконец пробился сквозь гневную пелену: он умолял, уговаривал, обещал, что обидчик получит по заслугам сполна, но только по закону.
Самая страшная мысль, которая заставляла его держаться из последних сил, была проста: он никогда себе этого не простит. Если из-за него Даня запачкает руки и навсегда искалечит себе жизнь, этот груз вины станет невыносимым.
***
Их заявление приняли немедленно. Вид перепуганного, избитого школьника не оставлял сомнений в серьёзности происходящего. Пока Максим, бледный и дрожащий, давал первые показания, дежурный сотрудник связался с его матерью. Натальей, сухим официальным тоном сообщили, что её сын находится в отделении полиции, и потребовали её присутствия как законного представителя.
Тем временем Даня метался по коридору. Каждая секунда ожидания казалась вечностью. Вся его надежда теперь была на то, что дело заведут, и справедливость восторжествует.
Когда начался официальный допрос, Максим, запинаясь и с трудом подбирая слова, стал рассказывать о случившемся. В этот момент в кабинет вошла Наталья. Она села рядом с сыном, и по мере его рассказа её лицо становилось всё белее. Она судорожно прикрыла рот ладонью, не в силах поверить в ужас, который пришлось пережить её сыну.
Даня, стоя в коридоре у приоткрытой двери, слышал каждый сдавленный звук. Сердце разрывалось, когда голос Макса начал срываться, захлёбываясь слезами и нахлынувшими эмоциями. Не в силах больше это выносить, Кашин резко вошёл в кабинет, не обращая внимания на правила. Он молча подошёл к Максиму и крепко взял его за руку, в утешительной манере сжимая её. Этот порыв вызвал лёгкий ступор у следователя, но, видя состояние подростка, он не стал препятствовать.
Ситуацию прояснило неожиданное свидетельство: Настя, которая гуляла с Пуджем, сообщила, что видела, как от подъезда Максима поспешно выходил взволнованный физик с окровавленной рукой, нескольких человек также это заметили. Мужчина явно старался скрыться, не обращая внимания на удивлённые взгляды прохожих, и судорожно зажимал рану. Теперь они все будут проходить по делу как ключевые свидетели.
Дело удалось довести до конца. Дмитрия Андреевича привлекли к уголовной ответственности по статье за домогательства в отношении несовершеннолетних. В ходе расследования выяснилось, что в школе он приставал не только к Максиму — нашлись и другие ученики, которые ранее боялись заявить об этом открыто. Однако в случае с Максимом улик и доказательств хватило для уверенного обвинительного приговора, и учитель получил несколько лет лишения свободы. Лично Наталья взяла на себя роль общественного обвинителя, приложив все силы, чтобы преступник понес заслуженное наказание.
Этот инцидент заставил школьную администрацию срочно пересмотреть кадровую политику. В учебном заведении была проведена тщательная проверка всех педагогов, а также ужесточены процедуры отбора новых преподавателей, чтобы в будущем максимально обезопасить учеников и не допустить повторения подобных ситуаций, бросающих тень на репутацию школы.
Что касается Максима, то по настоянию матери он начал посещать сеансы психологической реабилитации. Поначалу парень сопротивлялся, уверяя, что он «абсолютно в порядке». Но к уговорам Натальи подключился Даня. Его спокойная настойчивость, терпеливые разговоры и даже легкие, любящие угрозы в стиле «буду ходить с тобой за ручку до самого кабинета» в конце концов возымели действие. Максим сдался и согласился на помощь, понимая в глубине души, что это необходимо, чтобы по-настоящему отпустить ситуацию.
Пару месяцев спустя.
Оба шли домой со школы по заснеженной вечерней улице. Снег летел в лицо крупными хлопьями, и Максим, пряча нос в шарф, тихо чихнул. Его рука была засунута в карман куртки Дани, который рядом неспешно попивал кофе из термокружки, периодически предлагая и ему сделать глоток.
– У тебя нос красный. Я же говорил шарф надеть. Заболеешь, – буркнул Максим, слегка ёжась от холода и хмуря брови. В кармане его пальцы туже сплелись с Даниной рукой, ища тепла.
– Не ворчи, мы почти дошли. Сейчас дома греться будем, – хмыкнул Даня, останавливаясь с Максом на перекрёстке перед красным сигналом светофора. Он слегка поморщился от резкого звука колёс по мокрому снегу, в который вязли проезжающие мимо машины.
Максим ничего не ответил, лишь тихо выдохнул, пытаясь согреть нос тёплым дыханием сквозь шарф. Вдруг оба вздрогнули от приглушённого, но отчётливого хлопка со стороны дороги, за которым последовал раздражённый мат водителя. Транспорт продолжил движение, не задерживаясь.
Присмотревшись, они увидели на грязной снежной дороги у обочины маленькую синичку. Видимо, она в полёте врезалась в лобовое стекло. Она лежала совершенно неподвижно, и её яркое жёлтое оперение уже медленно заносило серовато-белым снегом.
Максим с тихой жалостью смотрел на неё, понимая, что она больше никогда не взмоет в небо. На его лицо легла тень грусти.
– Пойдём, – тихо сказал Даня, отдёрнув его за капюшон, стараясь не смотреть в ту сторону.
– Зелёный горит.