Истина.
Глеб резко зажмурился, когда резкий звук будильника впился в его сознание, словно нож в мягкое масло. Его веки слипались, будто их склеили суперклеем. Повернув голову, он почувствовал теплое дыхание Рэй на своей шее – она спала, прижавшись к нему всем телом, ее белые волосы растрепались по подушке, а рука лежала на его груди, пальцы слегка подрагивали во сне.
— Рэй, вставай, блять, — прохрипел он, голос хриплый от недосыпа. Его ладонь скользнула по ее плечу, ощущая под пальцами шелковистую кожу.
— Иди нахуй, — буркнула она, зарываясь лицом в подушку глубже, словно пытаясь сбежать от реальности.
Глеб усмехнулся, резко дернул одеяло, обнажив ее тело, одетое только в черное кружевное белье. Утренний свет из окна скользил по ее изгибам, подчеркивая каждый изгиб.
— Вставай, а то без тебя поеду, — он наклонился, прикусив ее плечо зубами.
— Попробуй, сука, — она швырнула в него подушкой, но все же поднялась, злобно потирая глаза. Ее голубые глаза блестели от сна, но уже начинали загораться привычным огнем.
Рэй натянула свои любимые черные рваные джинсы, которые сидели на ней как влитые, и старую футболку с надписью *"Fuck Off"*, которую Глеб подарил ей на прошлый день рождения. Поверх – его кожаную куртку, все еще пахнущую его одеколоном, смешанным с дымом сигарет.
Глеб уже был одет в серые спортивные штаны, висевшие на его худых ноги, и черное худи, под которым угадывались легкие очертания его торса. Его волосы, еще влажные после умывания, падали на лоб непослушными прядями.
— Саш! — Глеб крикнул в коридор, голос звучал громко в утренней тишине. — Мы уезжаем, не вздумай тут бухнуть!
Из своей комнаты донеслось невнятное ворчание, затем звук падающей бутылки. Саша появился в дверях, его волосы торчали в разные стороны, как у взъерошенного ворона. Глаза были красными и опухшими.
— Ты вообще спал? — спросил он, голос хриплый от выпитого накануне.
— Нет, — честно признался Глеб, поправляя резинку на штанах.
— Идиоты, — проворчал Саша, но в его голосе была тревога, которую он не мог скрыть. —Берегите себя, блять.
Рэй потянулась, зевнула и шлепнула брата по плечу.
— Не грусти, мы к вечеру вернемся, — она улыбнулась, но в глазах читалось беспокойство.
Утро было холодным, воздух свежим после ночного дождя. Глеб открыл свою машину – не новую, но любимую "Порше", которую он ласково называл "Лупоглазой стервой". Краска на капоте блестела на солнце, а на заднем сиденье валялись пустые банки от энергетиков.
— Опять в этом дорогом лакшери? — скривилась Рэй, залезая на пассажирское сиденье. Сиденье скрипнуло под ее весом.
— Зато свое, родное, — Глеб повернул ключ, двигатель заурчал, как раздраженный зверь, и наконец завелся.
Он включил музыку – их новый трек, еще сырой, но уже бодрящий. Бас бил по салону, заставляя стекла дрожать. Рэй открыла окно, впуская поток холодного воздуха, который развевал ее волосы.
— Ну чё, готова записывать этот шедевр? — Глеб ухмыльнулся, переключая передачу. Его пальцы постукивали по рулю в такт музыке.
— Готова, если ты не облажаешься, как в прошлый раз, — Рэй улыбнулась, но в глазах читалось напряжение.
Они ехали, болтая о треке, о планах, о том, как Саша опять напился вчера. Глеб смеялся, его голос звучал громко и свободно, а Рэй улыбалась, но все же чувствовала, как что-то сжимается у нее в груди.
Они уже почти доехали, когда все пошло наперекосяк.
— Глеб, блять! — Рэй резко вцепилась в ручку двери, ее голос сорвался на крик.
Фура перед ними резко затормозила. Глеб ударил по тормозам, но слишком поздно.
БА-БАХ!
Удар.
Стекло разлетелось на тысячи осколков, которые, как дождь, посыпались на них.
Рэй рвануло вперед, ремень врезался в грудь, оставляя красную полосу на коже.
Глеб не успел даже вскрикнуть.
Машину развернуло, она ударилась об отбойник, потом еще раз – о другую машину. Металл скрипел, будто кричал от боли.
И потом...
Тишина.
Только звук капающего бензина и далекие гудки машин.
— Блять, блять, блять! — кричал парень из машины сзади, выскакивая на дорогу. Его лицо было бледным, руки дрожали. — Вы живы?! Отвечайте!
Но в машине Глеба было тихо.
Стекло разбито.
Воздушная подушка сработала, но Глеб не двигался. Его голова склонилась на бок, кровь текла из раны на лбу, смешиваясь с потом.
Рэй... Рэй лежала, склонив голову на бок, кровь текла из носа, окрашивая ее губы в алый цвет. Ее глаза были полузакрыты, дыхание – прерывистым.
— Скорая! МЧС! Блять, сюда! — орал парень, набирая номер. Его голос дрожал от ужаса.
Когда приехали спасатели, они сразу поняли – машину надо резать.
Двери заклинило.
Глеба вытаскивали первым. Его тело было безвольным, как у тряпичной куклы.
— Пульс есть, дыхание слабое, — сказал один из медиков, накладывая шейный корсет.
Рэй была в сознании, но не могла говорить. Ее глаза метались, искали Глеба.
— Где... он? — прошептала она, но ее голос был еле слышен.
Когда Саша приехал, его лицо было белее снега.
— ГДЕ ОНИ?! — его крик разорвал воздух.
Он увидел машину. Разрезанную. Искореженную.
И тогда он понял.
— Нет... нет, нет, нет...
Его ноги подкосились.
Он упал на колени, его пальцы впились в асфальт.
— Не может быть... не может...
Глеба несли на носилках. Его лицо было бледным, губы – синими.
Рэй – рядом. Ее веки дрожали, она пыталась дотянуться до него, но не могла.
— Глеб... Глеб...
Саша бежал за ними, его голос сорвался на крик.
— Выживите, блять! Выживите!
Двери реанимобиля захлопнулись.
И они уехали.
А Саша остался стоять на дороге, сжав кулаки, с одной мыслью в голове:
"Верните их".
Его слезы капали на асфальт, смешиваясь с бензином и кровью.
Сирены выли, разрезая предрассветную тьму, когда две машины скорой помощи ворвались на территорию больницы. Первыми вынесли Глеба - его безжизненное тело казалось неестественно маленьким на реанимационных носилках. Аппарат ИВЛ хрипел, выкачивая воздух в его легкие, а трубка в трахее хлопала в такт механическим вдохам. Его лицо - всегда такое живое, теперь было восковым, с синевой под глазами и запекшейся кровью в уголках губ.
— Реанимация, немедленно! У нас остановка сердца в пути! — крикнул врач, и каталка с грохотом покатилась по коридору, оставляя за собой след капель физраствора и крови.
Рэя несли следом. Ее лицо было покрыто мелкими порезами от стекла, одна рука неестественно вывернута. Но самое страшное - зрачки разного размера, верный признак мозгового кровоизлияния.
— Операционная 3, готовим к трепанации! - раздался другой голос.
Саша ворвался в приемное отделение через сорок минут. Его глаза были дикими, кофта - в пятнах крови (чужой? его собственной?), а пальцы непроизвольно сжимались в кулаки.
— Где они?! — его голос сорвался на животный рев, когда он схватил за халат первую попавшуюся медсестру.
За стеклом реанимации лежал Глеб. Тело, которое Саша знал сильным и живым, теперь было опутано проводами как паутиной. Монитор показывал слабый, но стабильный ритм.
— Он... он выживет? — Саша прижал ладонь к холодному стеклу.
— 50 на 50, — честно ответил врач. — А ваша сестра сейчас на операционном столе. У нее субдуральная гематом.
Саша медленно сполз по стене на пол. Его пальцы вцепились в волосы.
— Блять... блять... блять... — он бился головой о стену, пока охранник не оттащил его.
Операция длилась восемь часов. Восемь часов, в течение которых Саша:
- Выкурил три пачки сигарет в больничном дворе
- Дважды вступал в драки с охранниками
- Разбил кулаком стеклянную дверь
- И полностью потерял голос от крика
Когда хирург наконец вышел, его халат был в пятнах крови.
— Мы удалили гематому... но...
Саша впился в него взглядом.
— Она в искусственной коме. Мозговая активность минимальна.
Пациенты в коме похожи на кукол. Такие же неподвижные, с полуприкрытыми глазами. Только мониторы напоминают - внутри еще теплится жизнь.
Саша приходил каждый день. Говорил с сестрой, хотя знал, что она не слышит. Рассказывал о новых треках, о том, как их лейбл грозится разорвать контракт. Иногда плакал, опуская голову на ее холодную руку.
"Проснись, сестренка... пожалуйста..."
Звонок разбудил его в четыре утра.
— Она открыла глаза.
Саша примчался за пятнадцать минут, сбивая по пути два знака. В палате Рэй действительно сидела на кровати. Но ее глаза... Они были пустыми.
— Рэй? Сестренка?
Она медленно повернула голову.
— Саш... где Глеб?
Ледяная волна прокатилась по его спине.
— Кто?
— Глеб! Мы же были в аварии вместе! Он... он должен быть здесь!
Саша медленно сел на край кровати. Его руки дрожали.
— Рэй... ты была в коме четыре месяца. Никакого Глеба... никогда не существовало.
Тишина. Затем - душераздирающий вопль. Рэй схватилась за голову, как будто пыталась вырвать оттуда эту страшную правду.
— НЕТ! Он был! Я помню его запах! Его голос! Мы... мы любили друг друга!
Она начала рвать на себе больничную одежду, царапать грудь, пока медсестры не ввели успокоительное. В последний момент перед тем, как сознание покинуло ее, по щеке скатилась слеза.
А Саша стоял у окна и смотрел, как восходит солнце над городом, где для его сестры только что умер человек, которого никогда не существовало.