Глава 9. Восемь дней
— Совсем с дуба рухнулась, Кологрива?
Жасмин обернулась назад, встречаясь с зелёными глазами Валеры. Девушка нахмурилась, разозлилась, последний раз глянула на лежащую в снегу сигарету и встала с места.
— Что ты тут делаешь?
— Поговорить с тобой хочу.
— Нихуя, — отрезала она. Хмуря брови. — Я не буду с тобой говорить. — девушка пошла в сторону подъезда, но юноша успел схватить её за руку, и потянул к себе.
— Постой же, я просто хочу объясниться.
— Мне опекуны не разрешают с тобой говорить, — теперь она не боится раскрыть секрет. Все уже знают.
Утёнок с детского дома, от которого вновь отреклись.
Турбо лишь понимающе кивает, осматривает улицу.
— Никто и не видит. Прошу, дай мне минуту.
Девушка сторонилась кудрявого. Скинула его руки с себя, сделала шаг назад и кивнула, чтобы тот начал.
— Мне очень жаль, что я не заступился за тебя. Я правда хотел! Зима, гнида, помешал мне, — чувственно произнес он, нервно кусая нижнюю губу. Пластыря уже не было. Убрал, но ссадина осталась. Жасмин заметила это, сама того не понимая. — Это всё я виноват.
— Уже ничего не изменить, Валер, — выдыхает она. — Кощей убьет нас всех, если сейчас заметит тебя здесь. Спешу сообщить, мы, иногда, находимся под одной крышей.
— Мы Кощея вчера отшили. Он теперь не универсамовец.
— Чего? — удивилась она. — В смысле отшили? Такое разве возможно?
— Вполне. Теперь он - не проблема.
Жасмин хмыкает. Отводит глаза, поджимает губы. Зрачки мотаются туда-сюда. Она не хочет смотреть на него. Заплачет.
— Не сказала бы. Он мне жизнь испортил, — нервный смешок. — и испортит.
Турбо вопросительно глянул на неё.
— Вчера всякого наговорил. Да и не только он. Оля и Павел тоже.
Воспоминания вчерашней ночи вызывали дрожь по телу. Глаза начинают слезиться. Нет-нет-нет. Нельзя плакать перед кем-то. Это проявление слабости, а Жасмин - не слабая. Вовсе нет.
Глаза Валеры вспыхнули огнём. Он поджимает скулы, смотрит куда-то вдаль. Может винит себя?
— Я всё исправлю, — шепчет он, смотря ей в глаза. Жасмин лишь усмехается.
— Время прошло, извини, мне пора, — уходит она. — Больше не приходи.
Дома с ней не говорят. Теперь она, почти что, трапезничает одна. Опекуны часто пропадают, головой падая в работу, так что она постоянно одна дома. Может, так будет лучше. Она не виновата и знает это. Ничего не было. Но грязь в которую её втоптали — большая. И этой грязью она обмыта вся и полностью.
— Поймите, вы не можете вернуть её вот так вот, — спокойно говорила женщина, сидящая за столом, заваленный бумагами. Оля охает, нервно топает ногами по полу.
— А что я сделать могу? Грязная - нам не нужна, — с отвращением выплюнула она. — Какой стыд!
Женщина сидящая за столом громко вздыхает, покачивая головой. «Ц-ц-ц» слышится из её уст и она устало глядит на бумаги.
— Девочка может отказаться от опекунства, когда ей исполнится 18 лет. Нужно подать в суд и всё путём, — женщина снимает очки, прикрывает глаза. — Когда девочке 18 будет?
— 5 января, вроде.
— Ну вот и хорошо! — улыбается она. — Чере-ез, — протягивает женщина, смотря на перелистывающийся календарь. — 8 дней!
Оля кивает головой и попрощавшись - уходит.
Жасмин сидит дома. Сегодня она не пошла в школу, понятное дело. Поджимая ноги к себе и так же опираясь на них, девушка падает в бездну своих мыслей. Теперь, она - грязная. Но совсем не виновна. Мысли витают кругом, давят, как груз. Чувство безысходности вновь заседает на душе юной девушки, которая вовсе не заслужила такую жизнь.
Оля заходит в квартиру, в котором царит мертвая тишина. Сморщивает нос, кривится, замечая, что Жасмин тоже дома. Она не спрашивает её о том, хочет ли она чая, как делала прежде.
Лишь заваривает его, сидя в убранной до блеска кухне, тихо допивает напиток и уходит. Ни слова больше, лишь осуждение в глазах. Если бы атмосфера дома Кологривых была привкусом — то это определенно был бы вкус сигареты намоченной в молоке или же сырого мяса с отвратительным соусом вдобавок. Только такие ассоциации приходили в разум, как только ноги переступали за порог. Некогда уютный дом, где Жасмин, как кот, тянула ножки и нежилась в постели, сейчас был превращен в место ужасных терзании души, щиплющий глаза.
Лунный свет еле освещает комнату. Девушка не спит, хотя завтра в школу.
Не спится, кошмары и навязчивые мысли не дают покоя. Она нервно двигается вперед-назад, крепко обняв коленки. Шепчет, что-то шепчет себе под нос. Прокручивает тот момент с Валерой в подвале. Живот приятно натягивается, бабочки порхают, но больно ударяются и замертво падают. Чувство нежной влюбленности заменяются вечной грустью и несправедливостью. Осталось ли места для любви?
Тогда Жасмин поняла, что ни разу не думала о той ситуации с Валерой, после злополучного дня. Как объяснить необъяснимое влечение к человеку, которого ты яро избегала? Нельзя любить группировщика. Это не приведет к хорошему.
Жасмин поймала себя на том, что нервно кусает свои ногти.
На следующий день, девушка неспешно собралась и покинула дом до пробуждение Оли и Паши. Она не хотела их видеть. Наверное, они тоже не хотели видеть её лицо и чувствовать её присутствие дома.
— Жасмин, — зайдя в класс, девушку сразу встретил Марат, неожиданно для всех - заключая ту в крепкие объятия. Кареглазая застыла, не зная что и делать. Руки остались висеть, но после она обняла парня в ответ, совсем нежно. — Я так за тебя волновался, когда ты не пришла вчера. Мы с Турбо пришли к тебе, но ты так и не выглянула в окно.
Девушка рассеяно кивнула, проходя между партами и садясь на своё место.
— Ты не держи на нас зла, — парень последовал её примеру и покорно сел рядом, опуская глаза в пол. Он нервно дергал рукав своей кофты, не осмеливаясь смотреть ей в глаза.
Она не знала что ответить. Лишь молча глядела в поцарапанное лицо своего друга, мысленно представляя какая драка у них с Никитой была.
— Не волнуйся, Маратик. Я тебя прощаю.
Как тут не простить? Он старался как мог. Даже Кощея отшили, даже если это было не только для неё. Это согревало ей душу.
— Я рад, — тот будто засиял. Смотрел на неё глазами полной любви. Дружеской любви. — Пойдем на дискотеку? Сегодня.
Жасмин поджала губы, размышляя что ответить. Опекунам уже давно было всё равно на неё. Может, они и обрадуются, если она уйдет ночью. Возможно, они даже желают, чтобы она ушла - и не вернулась.
— Я подумаю.
Думать было нечего. Она уже была согласна. Пусть хоть танцы отвлекут её от мировых проблем и грусти, что душит её по ночам.