Глава 10
Он сидел рядом с ней, выпрямившись, как будто только что завершил великое дело. Его дыхание было ровным, взгляд — спокойным. Но спокойствием было только снаружи. Внутри — пустота.
Бледница лежала на боку. Она не плакала. Слёзы высохли. Осталась только тишина — и что-то опустошённое, вытесненное.
Она не сопротивлялась. Не смотрела на него. Не дышала глубоко. Только существовала.
Огнезвёзд провёл лапой по её плечу.
— Всё закончилось, — сказал он тихо. — Теперь ты понимаешь.
Она медленно повернула голову. В её глазах не было ничего — ни света, ни тьмы. Только тень.
— Я... — прошептала она. — Я буду подчиняться.
Он склонился ближе, его усы коснулись её щеки.
— Скажи это, — прошептал он. — Скажи, что ты меня любишь.
Бледница кивнула еле заметно.
— Я… люблю тебя.
Его глаза вспыхнули. Улыбка — искренняя, почти радостная — появилась на его морде.
— Вот и хорошо.
Он прижался к ней, как кот, наконец нашедший тепло. Только теперь это тепло было холодным. Мёртвым. Как и всё, что осталось между ними.
Прошло несколько ночей.
Лес был тише обычного. Даже ветер, казалось, обходил стороной ту поляну, где теперь жили они.
Две кошки — Бледница и её сестра — почти не говорили. Они ходили по траве, как тени, спали без снов и просыпались, не зная зачем.
Каждая из них знала, что внутри уже началось что-то необратимое. Что скоро их тела изменятся. Что, возможно, через несколько лун у них будут котята — от него.
А он… был доволен.
Огнезвёзд водил их по лесу по ночам. Показывал им звёзды, рассказывал истории из прошлого — не те, где он был героем, а те, где он был любимым. Он ласкался к ним, тёрся боком, гладил их лапами, мурлыкал нежно, будто всё было по-настоящему.
— Я люблю вас, — говорил он. — Вы — моё будущее. Моя семья.
Они молчали.
Иногда Бледница просто смотрела в небо, туда, где когда-то мерцали Звёзды. А теперь они казались тусклыми. Далёкими. Безмолвными.
Огнезвёзд не замечал.
Он сидел рядом, глядя на них с теплотой, с искренним восхищением. Он не видел страха в их глазах. Не хотел видеть. В его мире — всё уже было правильно.
Лес погрузился в безмолвие. Тёплая ночь, тяжёлая от тишины, казалась бесконечной.
Огнезвёзд сидел у входа в пещеру, где отдыхали две кошки. Он смотрел в небо, где Звёздное племя больше не сияло для него — он будто чувствовал, что не имеет больше права поднимать туда взгляд.
И тогда из тени появилась Она.
— Пестролистая, — прошептал он. Его голос сорвался.
Она стояла, будто сотканная из света и тумана. Но её глаза были реальными. Слишком реальными. В них не было любви. Только скорбь. И суд.
— Ты хотел быть рядом со мной, — сказала она. — Хотел, чтобы я любила тебя. Хотел нарушить все границы ради того, что считал судьбой.
Он не ответил.
— Ты взял то, что тебе не принадлежало. Ты сломал волю. Ты уничтожил доверие. Ты убил. Но это не самое страшное.
Она сделала шаг вперёд, и воздух между ними будто затрещал.
— Ты заставил своих дочерей любить тебя. Ты был ослеплён — и не видел правды. А теперь смотри.
Огнезвёзд замер.
— Что? — его голос был хриплым.
Пестролистая не моргала.
— Бледница и её сестра — твои дочери, Огнезвёзд. Рождённые мной. Тогда, когда ты взял меня силой, и оставил с этим грузом. Я родила их в тайне. Я спасала их от тебя. А ты…
Он пошатнулся. Его лапы подогнулись, он опустился на землю, не в силах встать.
— Нет… — прошептал он. — Нет. Это не может быть…
— Это правда. Теперь ты знаешь, кого ты заставил любить тебя. Кого ты сделал матерями твоих котят.
Тишина стала гулкой, как шторм внутри черепа. Огнезвёзд не мог дышать.
— Я… я не знал…
Пестролистая склонилась к нему, как смерть, что приходит не для кары — а для покаяния.
— Теперь ты знаешь.
Он всхлипнул. Как котёнок. Как сломанный предводитель, как просто кто-то, кто потерял всё, что было светлым.
— Мне… стыдно. — Голос был глухим, раздавленным. — Прости. Прости меня.
Пестролистая молчала.
А потом исчезла.
И он остался один.
Он сидел на краю поляны, вглядываясь в две фигуры, лежащие у входа в пещеру. Его дочери. Его жертвы.
Огнезвёзд дрожал.
Он поднялся — медленно, будто лапы налились камнем, — и подошёл ближе. Они не обернулись. Лежали, как безжизненные оболочки, дыша только потому, что лес ещё держал их на этом свете.
Он опустился на колени перед ними. Долго молчал. Затем, прерывисто вдохнув, проговорил:
— Простите меня… пожалуйста…
Слёзы катились по его морде, одна за другой, падали в траву.
— Я… я виноват. Это я сделал с вами. Я причинил вам это. Я преследовал тебя, Бледница… навязывался, приказывал, ломал… Я ослеп. Я… не хотел зла… Но я сделал зло.
Он посмотрел на неё — ту, что была так похожа.
— Я… раньше… любил Пестролистую. А ты… ты как она. Ты даже пахнешь, как она. Я… просто хотел, чтобы она была рядом. Чтобы ты была рядом.
Его голос дрогнул.
— Я не знал, кто ты. Я не знал, что ты моя дочь. Что вы обе… моя кровь.
Он закрыл глаза, опустив голову.
— Простите. Простите. Я… ужасный предводитель. Я не достоин своего имени. Ни звёзд, ни власти. Ни вас.
Они молчали.
Ветер пронёсся сквозь листву. Деревья зашуршали, словно шептали лесу его признание. Никто не простил его. И никто его не проклял.
Он остался между этим — в раскаянии.