Mi muhe ye
Начиная с этой части, я хотела бы создать цикл зарисовок по персонажей из реакций, но все зависит только от вас. Если не сложно после прочтения оставьте комментарий – понравилось или нет, хотите ли продолжения? В случае с продолжением цикла персонажи будут выходить по списку (см «Её чарующий взор» или «Не то, чем кажется») , т. е. следующим будет Венти. Так как за подобный формат я взялась впервые чужое мнение мне сейчас важно.
Ночь в городе свободы и ветров прекрасна, несмотря на прохладу, опустившуюся на землю после тёплого, солнечного денька. Прохладный ветерок гуляет по мощеным уютным улочкам, играя с вывесками и уличными цветами; закрыты лавки, таверны, бары; все спят, за исключением патрульных, дежурящих в ночную смену. Ночь пора романтики и сна, но не у всех под лунным светом помыслы также чисты, как у загулявшихся парочек, смотревших на звезды и спешно возвращавшихся домой, некоторые люди используют неяркое сияние луны в своих гнусных целях. Как например неизвестный, повадившийся красть смертоносные артефакты: книгу по призыву демонических тварей вчера прямо из-под носа стражи увёл или, как два дня назад, похитил флакон с «Черным туманом» , чрезвычайно опасным зельем от второй монштадтской ведьмы. И эта ночь исключением не стала.
Тёмную фигуру с объёмным свертком в руках преследовало несколько рыцарей, утомившихся от длительной погони и тяжести прочных лат. Минутами ранее они были рады, что вор вышел на прямую хорошо освещенную улицу, и сейчас, когда неизвестный все увеличивал расстояние, стало ясно - в темницу Ордо Фавониус он опять не попадёт. Латники сбавили темп, чувствуя бессмысленность каких-либо потуг, но погоня оказалась не без смысла. Может, провидению стоило быть с некудышными рыцарями построже, да раз некто ошибся или намеренно показал один из своих козырей, то так тому и быть.
— Себек! – воззвал гулким басом неизвестный, не останавливаясь ни на шаг.
И в тот же миг из густой тени, отбрасываемой домом, на зов своего хозяина метнулась огромная противно-белесая тварь, показавшаяся преследователям гигантской ящерицей, ибо хвост был, как у очень большой саламандры или крокодила, а в холке она почти доставала до бедра вора, который возвышался над большинством рыцарей чуть ли не на голову. Противно клокоча и скрежеча, монстр в три прыжка оказался у противоположного дома, резко развернувшись и задев мощным хвостом дверь, молниеносно рванул к ноге хозяина.
— Веди к Ктесию. – приказал злоумышленник, и они с тварью скрылись за поворотом, оставляя ошеломленных латников, застывшими посреди улицы.
Утро может быть добрым, но не когда кто-то щемится в ваш дом спозаранку. Поэтому, когда, наверное, раз в десятый некто крайне настойчиво постучал в дверь, (Т/И) с глухим рыком, спотыкаясь через шаг, пошла открывать дверь, обещая страшную участь тому, кто её разбудил, даже если это – Джинн, Лиза, Дилюк или Орден Бездны в обнимку с Фатуи. Она не удосужилась одеться по-приличнее, лишь накинув халат, дабы скрыть все то, что не закрывает полупрозрачный ночной костюм. В дверь снова постучали, когда (Т/Ф) уже находилась в прихожей.
— Что и кому от меня надо в такую рань?! – ни в чем неповинная дверь чуть не слетела с петель из-за силы, с которой её открыли.
— Ох, ну извини, не знал, что полдень теперь считают ранним утром. – капитан кавалерии стоял на пороге с привычной ухмылкой и огоньком в глазу. Хотя (Т/И) всё больше казалось, что взгляд Альбериха пуст, а мерцание в его оке имитирует звездоподобный зрачек.
— А, Кэйа, я уж подумала какой-то бессмертный рыцарь ломится ко мне, думая, что я у Лизы девочка на побегушках, и бояться меня не следует.
— Именно поэтому пришёл я, радость моя. После того инцидента рыцари, все как один, наотрез отказались приходить к чернокнижнице.
— Сколько раз еще я тебя должна попросить, чтобы ты называл меня исключительно по имени?
— Нисколько, буду называть тебя так, несмотря на все запреты.
Ведьма ничего не ответила, только тяжело вздохнула. И все же утро у неё не такое уж и плохое. Пусть подъем был не самым сладким, увидеть первым кого-то дорогого, как капитан кавалерии, для (Т/И) - весьма и весьма хорошее начало дня. Она, изрядно повеселевшая, провела утреннего гостя на кухню, где быстро поставила чайник на огонь, а сама уселась на кресло за обеденным столом напротив синеволосого. От внимательных девичьих глаз не скрылось напряжение Кэйи, хотя он старательно это скрывал.
— Ты ведь не просто чаевничать пришел, тебя что-то гложет. Опять тот вор забрал нечто крайне опасное?
— Ничего от тебя не скрыть, радость моя, – кавалерист невесело усмехнулся, - на этот раз утащил что-то про создание жизни из неорганических материалов, Альбедо и Лиза были весьма взволнованы этим фактом. И сегодня воришка совершил ошибку, которая, возможно, приведёт нас к нему: с ним было какое-то белое животное, то ли ящерица, то ли крокодил; наш неизвестный назвал его «Сехмек» или «Сехмбек» и приказал отвести к некому Кмесию.
— Себек. Если это тот, кто я думаю, то, кхм, крокодила зовут Себек. А второй – Ктесий. – волнение в голосе ведьмы напрягло одного из капитанов Ордо Фавониуса.
Сколько бы масок Кэйа не носил, сколько бы ни кокетничал едва ли не с каждым первым человеком, свое волнение за (Т/И) в узком кругу друзей и присутствии самой виновницы тревог не скрывал. Стальной, но разбитый, как фарфор, мальчик из Бездны дорожит, как никем другим, такой же девочкой, что так страстно желает найти своего учителя. Он знает все о ней, она знает все о нем. Но о человеке, вырастившем её, монштадская чернокнижница говорила крайне редко и расплывчато. Стоило ей вспомнить жизнь в некогда великом государстве, как к глазам подступали слезы, и грудь сдавливали тиски из обиды и непонимания: почему тот, кого она считала отцом, вдруг избавился от неё без всякого объяснения, оставив ей катализатор и немного моры? Почему он послушал пугающе-завораживающего блондина в иссиня-черной маске и плаще?
— Это все, что ты хотел сказать?
— Вообще-то нет, сегодня ночью мы планируем устроить настоящую охоту на нашего неуловимого похитителя. Джин дала добро, даже братишку привлекла, и тебя за одно просила привести.
— Гм-м, приду ближе к вечеру, надо бы приготовить ещё «Чёрного тумана».
— Будем ждать к шести в кабинете временного магистра. А, да, и будет лучше, если ты не купишь для своего зелья чего-нибудь странного: глаз тритона, там, жабы пясть.
— Ха, главное не забыть про кровь единорога и слезу дракона. Кэйа, всё, что бы я ни купила, покажется горожанам странным, даже если это хлеб и помидоры.
— Что ж, в таком случае, спешу удалиться, мало ли что-то пойдёт не так, и я превращусь в лягушку.
Покинув кухню и распрощавшись с капитаном, (Т/И) вернулась назад. Убрав с огня чайник, заварила несколько туманных плодов, выудив из шкафа котелок, удалилась в комнату за катализатором. Когда они вобрали в себя горячую воду, закинула их в котелок, куда предварительно налила отвар из сессилий, уже неплохо разогревшийся. Стоило ведьме взять катализатор и раскрыть его на нужной странице, вокруг её изящных рук образовалась темно-фиолетовая дымка; она клубилась, извивалась тонкими щупальцами и пробиралась дальше по руке. По мере того, как буквы на пергаменте сияли ярче, вокруг все больше сгущался тёмный дым, а колдунья реже моргала, уставившись пустыми глазами на книгу. Вокруг, кажется, потемнело, а голоса на улице стихли, будто свет и жизнь не могут вынести того, что творит (Т/И) над растениями; будь Альбедо здесь, он бы непременно записал все происходящее, уж больно необычны для порядков Тейвата её чары: не имея Глаза Бога, она владеет чёрной магией.
Дым, что в обилии собрался на её руках и активно распрастраняется по шее, плечам, спине, колдунья направила в котёл. Отвар жалобно зашипел под натиском тени, но быстро сдался, с все большей радостью поглощая тень, пока вместо травянисто-зеленого оно не стало фиолетовым, больше подходящим на непроглядно-черный. Ведьма довольно улыбнувшись – Чёрный туман» вышел на диво хорошим – прервала заклинание. В этот же миг вернулся свет, на улице ожили голоса. (Т/И) разлила зелье по колбам. Широко зевнув, она удалилась в свою комнату снова спать. Тёмная магия отнимает непомерное количество сил. Но спалось ведьме в этот раз не очень хорошо . Мозг играл со своей хозяйкой злые шутки, посылая ей сладкие видения из прошлого, теша светлыми, детскими воспоминаниями, чтобы потом разбить о реальность. В этот раз снились немногочисленные друзья и последние полдня в отчем доме.
Вопреки ожиданиям Виктора (Т/И) никогда не боялась его созданий, она даже любила их, будто на месте Себека и Ктесия были не монстры, а домашние ящерка и котенок. Но, впрочем, так даже было лучше - девочка всегда будет под присмотром. Он, когда приходил редкий гость, всегда отправлял её в многочисленные подземелья играться с ними. На удивление (Т/И) помнит, как в раннем детстве любила забираться на спину крокодила, если так можно назвать богомерзкую тварь с конечностями человека, телом крокодила, безглазой, с обрубленной челюстью, головой дельфина и пастью с широкими зазубренными зубами. Или как часами могла расчесывать гриву Ктесия, гоняться за его чешуйчатым хвостом.
И как бы Франкенштейн ни желал того, что она сидела с химерами и не высовавалась, пока он не позовёт, девочка все же иногда поднималась из подвалов, как, например, в тот раз за бинтами. (Т/И) со львом немного заигрались, и он прикусил ей руку, оставив след от клыков в три ряда. Она, прислушиваясь, тихонько открыла люк наверх, бесшумной тенью метнулась в самую тёмную часть, тише мыши продвинулась дальше по коридору, чтобы учитель не услышал скрип древних половиц. Вот в нескольких метрах впереди полоса приглушенного света – кухня – особо опасное место, которое надо проскочить пущеной стрелой. Подкрадываясь ближе и будучи раньше сосредоточенной на том, чтобы не издать ни звука, невольно прислушалась к голосам.
— Оставишь у себя – убьёшь медленно и мучительно. – опять этот человек пришёл, в последнее время он слишком зачастил в мрачную обитель алхимика.
— Знаю. – голос Виктора резкий, но пропитан печалью, – Но мне нужно ещё немного времени. Совсем чуть-чуть. – раздались приближающиеся шаги, и (Т/И) отступила назад во мрак. Дверь в кухню закрылась, теперь можно идти без опаски, просто так же тихо.
Девочку всегда радовало то, что аптечка с первой помощью находится не в какой-либо комнате, а в небольшом серванте в этом же коридоре. Быстро потыкала в каждую ранку ватой с зелёнкой, бинтоваться не стала, так как кровь остановилась раньше, чем она добралась до повязок. Убрала все назад настолько же бесшумно, как достала, и повернула назад. Проходя мимо двери она из детского любопытства прислонила ухо к дереву.
—... Весьма умный ход. Кто знает, не забыто ли имя Виктора Франкенштейна? Если твою дурную славу не занесли пески времени, это может, если не облегчить ей жизнь, то спасти точно. – голос гостя прозвучал совсем близко к двери, и, чтобы не испытывать удачу, юркнула к люку.
За проржавевшим железом, всегда едва поддававшимся детским рукам, скрывался чёрный тоннель, напоминающий то длинный чёрный чулок, то лестницу в никуда, то чью-то бездонную глотку. Ступеньки едва виднелись в беспросветной тьме, но для (Т/И), прожившей во мраке едва не всю жизнь, это не проблема, куда больший дискомфорт вызывал свет.
— Теся, Бека, я вернулась! – окликнула химер девочка, когда вернулась в «игровую». Она снова взяла два ободранных куска каната, и с командой – Ловите! – кинула их.
Лев и крокодил с ревом и клокотом бросились за игрушками. Ктесий в одним махом благодаря крыльям достиг верёвку, тут же возвращаясь в к маленькой хозяйке. Не имея зрения, Себек обладал невероятно острым слухом, обанянием, осязанием и невероятной ориентацией в пространстве вкупе с удивительной памятью, поэтому он всегда позволял канату упасть, хотя понимал примерное нахождение игрушки.
«Хлоп-хлоп-хлоп» – разнеслось по полусырому залу. Обернувшись (Т/И) увидела своего учителя и кинулась ему в объятия.
— Ха-ха-ха, снесешь, большая девочка же. – Виктор улыбался дочери, но что-то в его взгляде было не так, что-то, что заметил даже беспечный ребёнок.
— Учитель, что-то случилось? – тревожно спросила девочка.
— Ничего, кроме одного, – алхимик сделал многозначительную паузу, – супчик будешь?
— Да!
Стоило Франкенштейну и его подопечной двинуться к лестнице, как все вокруг наполнилось звоном, образующим трещины, сквозь которые проникал свет, будто не из этого мира. Все треслось, звенело и учитель (Т/И) с химерами, бледнея, трескались, как стены зала, превращаясь вы пыль, пепел и прах.
Ведьма с резким вздохом открыла глаза. А, ну да, она спала.
Из грёз её вырвал противный перезвон будильника, и все началось заново: с тихим рыком с кровати, собирает все углы, пока плетется в кухню, небрежно закидывает чайник на огонь. Может, во сне за ней не гонялись толпы монстров, жаждущих её плоти и крови, но картины прошлого изматывают куда сильнее любого кошмара. (Т/И) кажется, что она, будто в тумане, все действия совершает на автомате, не раздумывая. Так она, находясь в коконе из белой пелены, сама не заметила, как расправилась с завтраком-ужином, как прихватила с собой «Чёрный туман» и добралась до штаба рыцарского ордена. Глухой стук и тихий вопрос: «Можно войти?» - оповещает всех, собравшихся, о её приходе.
— Да, конечно. – тут же откликается магистр, – Я подумала, что... С тобой что-то случилось? – обеспокоенно спрашивает Джин, увидев подругу не в самом лучшем виде.
— Опять нашу симпатяжку замучали кошмары? Может, заварить успокающего чаю, м? Вкусная награда для сладкой девушки.
- А? Нет, спасибо. – библиотекарше доставляло особое удовольствие смущать (Т/И), но её подавленное состояние не оставило равнодушной и Лизу. – Спасибо за беспокойство, но нам стоит начать.
— Итак, план уже в исполнении. Суть в том, что мы работаем в штатном режиме, но будем ждать его действий, и постовых практически не будет - большинство отправлены сторожить хранилище в храме или рассредоточены вокруг штаба в ожидании погони. В случае нападения сражайтесь и зовите остальных, Дилюк, если что, ждёт недалеко от здания ордена.
— Будьте осторожны. – высказался Альбедо, – Мы с Сахарозой и Тимеем заметили, что из некоторых похищенных трав можно приготовить сильнодействующее снотворное. Для его приготовления требуется много времени, но с момента первого похищения его можно было бы сварить.
— Раз это все, можете вернуться к работе.
Все покинули кабинет магистра и приступили к рутинной работе: Джин и Кэйа нырнули с головой в документы, Альбедо с Сахарозой вернулись к исследованиям, (Т/И) заняла самую маленькую и дальнюю алхимическую лабораторию, Лиза снова заскучала в библиотеке. (Т/Ф) занялась варкой мази от болей в мышцах. Она, полностью абстрагировавшись от внешнего мира, остановила выбор на смеси противоположных по своим свойствам продуктов: мяты и заоблочного перчика. Компанию стуку деревянной ложки о ступку в ночном безмолвье составили неспешно тикающие стрелки часов, пока Луна на небе в компании своих извечных спутниц – звезд – ещё неторопливей плыли по темно-синему полотну ночного неба. Тишь да гладь.
Едва слышимый скрип двери нарушил хрустальную тишину, когда старая дверь приотворилась под чьим-то осторожным воздействием. Незваный гость лёгкой поступью приблизился к увлеченной лекарством ведьме и ткнулся прохладным, шершавым носом ей в локоть, свободный от ткани кофты. (Т/И) от неожиданности громко ойкнула, приготовясь атаковать врага, достала катализатор, резко повернулась к вторженцу. Каково же было её удивление, когда на месте возможного вора находился Ктесий, улыбающийся ей. Хотя со стороны улыбка мантикоры выглядела весьма жутко, больше проходя на грозный оскал.
— Теся... Тесенька, правда ты? – колдунья в сомнениях осторожно потянула руки ко львиной морде, чтобы вся растерянность растворилась, как туман по утру, стоило химере прильнуть к хрупким кистям, облизав тонкие запястья, — Милый мой, – голос (Т/И) хриплый, тихий от подступивших слез, но полный нерастраченной нежности, хранимой все годы разлуки.
Опустившись на колени, окунула пыльцы и с покалывающим трепетом зарылась лицом в огненно-красную гриву. Совсем, как в детстве. Ктесий, пофыркивая и мурлыча, словно обычный домашний кот, полизывал шею и плечи, терся о ключицу. Ей даже казалось, что в его умных глазах тоже собрались солёные слезы, готовые вырваться в любой момент. (Т/ И) так рада снова, хоть ненадолго почувствовать себя ребёнком, что опускалась все ниже и ниже, чувствуя его тяжёлую лапу на плече, пока не легла на пол. Разница между огромным крылатым львом и холеным Барсиком окончательно исчезла: химера «целовала» подросшую хозяйку точно так же, как это делает обыкновенный кот, когда ластится к хозяину после сытного ужина, только вместо мурчания короткое, глухое рычание
Мантикора и чародейка были так рады воссоединению, что не заметили приближающихся шагов и поскрипывания-потрескивания натянутой тетивы.
Свист стрелы. Жалобный мявк. Ктесий падает замертво. Из его шеи торчит стрела.
— Леди (Т/И), монстр не успел вам навредить? – тревожно спрашивает рыцарь, ошибочно принявший слезы за испуг, когда проходит в лабораторию, – Простите за задержку, было проблематично в суматохе найти яд.
— Убирайся. – голос глухой, рычащий, подобный рокоту павшей химеры.
— Простите...
— Что непонятного: убирайся! – гаркнула, что есть сил, ведьма, – Прочь! С глаз моих..! Убирайся... – из опустевших очей лились неконтролируемые слезы, из груди рвались рыдания, лишающие дара речи, – К-какого... т-ты ещё... з-здесь? – латник, шокированный реакцией (Т/И), спешно подчинился, удаляясь на поиски вышестоящих, — Те-се-нь-ка... Прос-сти... Прости...
Ведьме неверилось, что зановообретенный друг покинул её так скоро и нелепо, что создавалось ощущение, будто все происходящее чья-то жестокая шутка, призванная удовлетворить потребность чужих боли и страданий. Она ведь могла, могла же предотвратить его погибель, так почему вовремя не остановилась? Уж лучше бы Ктесий сгинул не на её глазах, а вдали, чтобы она могла узнать об этом от кого-то; куда большую боль сердцу пречиняет новообретенное, но недолговечное счастье, нежели светлые образы былого, которые могут согреть, словно печка, и придать сил в трудную минуту. К тому же, для (Т/И) видеть чей-то труп - большой шок. Для тёмной чародейки, она слишком изнежена: никогда не убивала, даже для пропитания, отдавая предпочтение ягодами, фруктам, кореньям. Она очень любит мясо, но лишь тогда, когда она не видела, как её второе, или ужин, ходило, дышало, жило. Да и Виктор никогда не отпускал девочку из дома, говоря, что за дверью слишком опасно (набравшись храбрости она попыталась сбежать ненадолго, но мужества ведьмочки хватило всего на пять минут). Учитель. Даже будучи обиженной на него, (Т/И) вспоминает уют его объятий с любовью, испытываемой дочерью к отцу.
И словно в прошлом ожило его бережных рук тепло. Тихое: «Я здесь» - отозвалось набатом в её голове. Пожалуй, не самое лучшее утешение – во всяком случае лучше: «не грусти» или «не плач» – разорвало едва образовавшуюся ниточку самообладания, и чародейка снова расплакалась. Заливаясь горючими слезами, чувствовала, как жёсткая, мазолистая рука нежно поглаживала её по спине, размеренное дыхание, и мягкий аромат, окутавший их двоих, действовали сильным успокоительным, и через несколько непомерно долгих минут (Т/И) уснула на руках учителя тревожным, после случившегося, но крепким, сном.
На Виктора девятым валом накатила ностальгия: когда его ученица была совсем маленькой или ей снились плохие сны, Франкенштейн так же укачивал её. Из сердца некогда жеточайшего человека, безжалостно сшивавшего людей и животных в единые организмы, бурными потоками лилась любовь к его ненаглядной учинице. От одной только мысли: сколько всего они могли бы сделать вместе голова алхимика идёт кругом, но он, во-первых, не хочет видеть её смерть, которая неизбежно настигла бы её, останься ведьмочка в Бездне с ним; во-вторых, устал. Пусть на вид ему небольше сорока пяти, на деле учёный перешёл порог в пять сотен лет.
Виктор, начиная с падения Каэнри'аха, искал способы избавиться от бессмертия и наконец нашёл. «Чёрный туман» – его спасение, простое, а от этого гениальное изобретение (Т/И). Он так и не понял, почему это зелье наносит ему непоправимый вред, в то время как сильнейшие яды мира абсолютно бессильны. Франкенштейн совершил открытие, когда обрабатывал туманом рану друга и, случайно пролив на себя снадобье, получил, вместо ожидаемого исцеления, ожог.
Осторожно поднимается, усаживает (Т/Ф) на старое потрепанное кресло в углу комнаты, быстро и тихо принялся за поиск зелья. Толстые, но ловкие пальцы с поразительной быстротой проверяют каждую склянку, перекапывают каждый шкаф, сильно дрожа от напряжения и нервов. Тёмный маг подобен пружине каждый раз, когда по пустынным холлам рацарского штаба проходит отдаленный звон стали – его ловушка все ещё в деле, но времени все же в обрез. Чем дольше Виктор находится рядом с (Т/И), тем выше шанс раскрытия их связи, этим могут воспользоваться злые языки и доставить немало хлопот его ученице. Наконец он находит желанный предмет, все это время лежавший на самом видном месте – около рабочего места ведьмы, буквально у нее под рукой. С довольной усмешкой убирает «Туман» в карман, у двери окидывает комнату беглым взглядом и замирает.
Конечно, он не мог не обратить внимание на спящую чародейку. Тоска новой волной захлестнула его сердце, побуждая к необдуманным действиям, но все же желание объясниться перед дочерью превысило глас рассудка. Несмотря на спешку, обдумывает каждое слово, предложение, чтобы как можно точнее донести до неё свои мысли и чувства. Буквы, превращающиеся в слова, предложения, абзацы, ложатся на желтоватый пергамент неровно, все время «прыгая» по невидимым строчкам, Франкенштейн, как бы глупо это ни звучало, пытается перенести хотя бы часть своей любви к (Т/И) на лист бумаги. Ему кажется, что к сердцу прикованы гири, когда он подписывает письмо и вкладывает послание ей в ладошку. Нежно проводит по волосам, безуспешно пытаясь прогнать воспоминания о её детстве.
Как же его девочка выросла! Когда-то она была тяжеловатым кульком в его руках, а теперь на месте младенца прекрасная девушка, только вступающая в расцвет сил. В уже точно последний раз проводит рукой по голове, шепчет: «Прощай.» – и стремительно покидает штаб ордена. Алхимик не призывает к себе Себека: его порождение умно – оно не побежит на поиски хозяина, пока пыль более-менее не уляжется, к тому же зверь был посвящён в план своего творца, и если химера действительно имеет высокий интеллект, то она как можно быстрее уйдёт вглубь дебрей Вольфендома, куда никогда не ступит нога человека.
Путь жестокосердного человека освещает Луна, прекрасная и ужасная своим всеведеньем. Она свидетельница всех тайных страстей и преступлений, под сиянием её холодно-белого взора обнажаются людские души и эмоции, обычно сокрытие под множеством масок. Но в этом же её великолепие: перед Луной в равной степени открыты вся, надо только повнимательнее присмотреться, и все, даже если это – древний алхимик со множеством грехов, решивший самостоятельно поставить точку в своей истории, или молодой рыцарь, полный противоречий и сожалений.
Кэйа бежал по пустым галереям здания Ордо Фавониус. Он боялся, что с его самый близкий человек нуждается в помощи, а он опаздывает. И ведь не окликнешь её - вряд ли услышит: заклятие тишины блокирует любые звуки из других помещений; есть, конечно, шанс, что она не сидит в кабинете, но в противном случае Альберих только усугубит ситуацию, усилив потенциальную угрозу для (Т/И). По его серьезному внешнему виду с грозным огоньком в глазу нельзя сказать, какая буря царит у него в душе, скорее видно, как опять он подверг опасности себя и своих товарищей. Капитану кавалерии неизвестны планы второй ведьмы Монштадта, но все же одна догадка крутится у него в голове.
Чародейка в последнее время много времени проводила в лабораториях, работая над заказами церкви Фавония, и в душе мечника теплилась надежда, что (Т/И) там. Кэйа осматривал каждое помещение, напрягаясь все больше, когда не находил её в кабинете. Наконец он добирается до последней лаборатории, у которой дверь подозрительно открыта - (Т/Ф), как и другие алхимики и колдуны, всегда по технике безопасности закрывала дверь в рабочую зону. Его сердце забилось дикой пичужкой, посаженной в клетку, когда он обнажил меч, бесшумно направился в комнату. Альберих в любой момент ждал нападения, но единственным человеком, представляющим угрозу, оказался он сам, хотя ещё один зверь на полу сначала не показался ему мёртвым. С тревожным сердцем рыцарь осмотрел (Т/И) на предмет повреждений, она просто глубоко спала. Бумажка в её руке, конечно, не осталась незамеченной, но Кэйа из-за странного дурманящего запаха для начала решил перенести ведьму в свой кабинет.
Глядя на чародейку, доверчиво прижавшуюся к нему во сне в поисках тепла, Альберих улыбнулся, не так, как он обычно улыбается, - кокетливо и насмешливо - а искренне. Ради неё после ночи кошмаров он снова становится сильным, для неё он готов защищать город свободы до последнего. Медленно, понемногу Кэйа все больше отклоняется от задания биологического отца; что дал ему Каэнри'ах? Непосильную ношу, жизнь во лжи и сплошную боль. А что подарил ему Монштадт? Семью, счастье, любовь. Будет ли его решение жестоким и мерзким? Без всякого сомнения. Но кавалерист заслуживает счастья, которое, вот так совпало, недосягаемо, пока он шпион павшего царства, а не Кэйа Альберих, капитан Ордо Фавониус. Даже если его кто-то осудит, он и бровью не поведёт, нет мечнику дела до мнения посторонних людей; слова друзей его заденут, но весомо на него повлияет мнение одного человека - колдуньи, которую он расположил на диване в своём кабинете и которая возвращаться из царства снов не спешит.
Пробуждается (Т/И) тяжело, все её тело, будто налито свинцом и брошено в толщу вод, долго потянулась, чтобы хоть чуть чуть скинуть с себя оковы сна.
— Уже проснулась, спящая красавица?
— Как долго я спала?
— Не больше двух часов, – Кэйа окинул ведьму изучающих взглядом, – Как ты себя чувствуешь? Пока ты спала, Альбедо осмотрел тебя и не выявил ничего необычного – ты всегда очень крепко спишь, и тебя тяжело разбудить.
— Я в порядке. Правда , режим сбился, потом еле восстановлю. – речь капитана кавалерии как всегда полна поддразниваний, но за слоем колковатых шуток скрывается искреннее беспокойство, которое она заметила по севшему, буквально на полтона, голосу, – Альбедо! – беспокойство за остальных вспыхнуло в её сознании зажженной свечой в кромешной тьме, – Что с ним? Остальными? Им нужна наша помощь?
— Тише, тише, радость моя. Всё живы, но не очень здоровы: много раненых, но, как сказали целители, раны большинства просто выглядят жутко.
В кабинете воцарилась комфортная тишина. Кэйа вернулся к работе с документами, отложенными, когда ведьма проснулась, а (Т/И) погрузилась в собственные мысли. Спрашивать про судьбы чителя и Ктесия с Себеком ей не хотелось из-за произошедшего в старой алхимической лаборатории. К глазам снова подступили слезы, и в горле образовался ком. В попытке унять непрошеную печаль, она обнимает себя, случайно чувствуя что-то жёсткое в кармане. Разыгравшееся любопытство велит ей посмотреть, что же привлекло её внимание. Это оказалась записка, и с ещё большим интересом разворачивает лист бумаги.
« Не удивлюсь, если ты выкинешь это письмо, едва дочитав до этого места, но позволь все тебе объяснить.
Мне действительно жаль, что я так с тобой обошёлся. Если ты когда-нибудь искала причины моего поступка в себе, то зря лишь себя изводила: все дело в Бездне и мне, хотя к тебе это имеет прямое отношение. Видишь ли, павший Каэнри'ах постепенно «растворял» тебя. Ты этого не замечала, да и чего греха таить, я тоже обратил внимание не сразу, но твоя магия буквально сливалась с хаосом, царящим там. Вторая причина тоже упирается в кару моего народа. Тогда я получил проклятие, из-за которого я медленно убиваю всех, кто находится рядом со мной. Люди рядом со мной медленно иссыхали, таяли, будто снеговик на прохладном мартовском солнце. Находись ты только под одним проклятие, то в Бездне вряд ли прожила больше тридцати лет; но в нашем случае ты бы не дотянула и до шестнадцати.
Я знаю: моему поступку нет сколько-нибудь приемлимого объяснения и прощения, но все же уповаю на то, что ты не будешь поминать меня не самыми добрыми словами при всяком детском воспоминании. Рад был тебя видеть. Прощай, маленькая чародейка.
P. S. Себек и Ктесий долго тебя искали: практически все время проводили в поисках, уходили за многие мили от дома и возвращались ни с чем.
В.Ф.»
Послание от учителя сокрушило последнюю, хрупкую надежду – слезы все же не сдержать. Тихие всхлипы заполнили комнату и отвлекли капитана от заполнения документов. Сердце Кэйи сжалось от сломленного вида (Т/И), ему неприятно, когда она находится в таком состоянии, и немногое, что он может для неё сделать: обнять и подставить свое плечо, чтобы выплакалась в него. Чародейка обнимает Альбериха крепко, как только может, обвив его дрожащими руками, пытается что-то сказать, но её прерывают.
— Радость моя, не нужно слов, потом расскажешь– все, а сейчас поплачь. Помнишь, ты так успокаивала меня? Говорила, что надо выпустить самое плохое, чтобы появилось место для счастья. – Кэйа нежно гладит колдунью по спине, иногда опускает пальцы в волосы, играя с её локонами, время от времени целует в макушку или лоб, – У меня есть новость, – хотя мне следовало сообщить раньше – думаю она немного успокоит тебя: Себек жив. Его удалось поймать и запереть в камере в относительной целости и сихранности.
— Правда?! – (Т/И) сначала не поверила своим ушам. Она в мыслях попрощалась навсегда со всеми, кто был её семьёй в Бездне, к тому же у «крокодила» было слишком много противников – и Джин, и Альбедо, и Лиза, и Дилюк, и все-все остальные – у него было не так много шансов выжить! – Надо к нему сходить!
— Ха-ха, обязательно. – Альбериха искренне позабавила реакция колдуньи, буквально несколько секунд назад она заливалась горючими слезами, а сейчас она все ещё окутана пеленой синей печали, но в глазах надежда сияет ярче Алатыря, – Только завтра, и когда всё объяснишь действующему магистр.
— Хорошо, – (Т/И) легонько кивнула и ещё крепче прижалась к капитану кавалерии. Немного помолчав, он едва слышимо прошептала – Mi muhe ye, Кэйа.
Чего он не ожидал, так этой фразы, даже застыл на несколько мгновений. Хоть Альберих питает к (Т/Ф) (и наоборот) нежные чувства, давно вышедшие за рамки дружеской привязанности, о признании ни он, ни она не задумывались. Каждый из них может прийти ко второму в любом состоянии, будь, то в крови или слезах, неважно, второй окажет посильную помощь и поддержку. Будучи влюбленными, о любви не говорили, но чувствовали её в действиях друг друга. И раз так получилось, то почему бы не озвучить в общие чувства.
— Mi muhe ye, (Т/И).
_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-Пояснительная бригада-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-
Себек – имя древнеегипетского бога плодородия, изображавшегося с головой крокодила
Ктесий – Ктесий Книдский – древнегреческий историк второй половины V – начала lV вв. до н. э. Считается, что в его книгах впервые упоминаются мантикоры.
Виктор Франкенштейн – главный герой романа Мери Шелли «Франкенштейн или современный Прометей». По книге он создал своего монстра из трупов, я намекала (удалось мне это или нет – решать вам), что он сшивал своих химер, используя буквально все: от пресмыкающихся до живых людей, хотя трупами не пренебрегал.
Под загадочным другом подразумевался Данслейф. А что? Один бессмертен, второй убивает – идиальный дуэт.
Mi muhe ye – на языке хиличурлов означает «Я тебя люблю»
_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-
Вот и конец, а кто досюда дочитал – молодец) Ещё раз прошу вас оставить отзыв и ткнуть носом в слабые места, хотя я примерно их знаю: ужасные диалоги, клишированный сюжет, слишком быстрое развитие действий и тупость, перемахнувшая бесконечность.
Если осталось какое-либо непонимание происходящего, не стесняйтесь спрашивать.
(⬇Будет выполнено только в случае успеха⬇)
Если вдруг у вас есть идея с персонажем, которого нет в моем списке, можете сделать заказ, но, пожалуйста, опишите как можно подробней. Так же спешу предупредить: максимум 7 заказов, иначе соблазн последовать примеру Дазая будет слишком велик.
The end