9 часть. "В поисках Аляски"
Остались только мы и пустой, сумрачный туалет. Узкое окно, распахнутое настежь, выпускало наружу ночной воздух с запахом мокрой хвои и далёкого костра. Холод от кафеля пробирал через ткань шорт, но рядом с ней было тепло так, будто в стенах включили невидимое отопление. Я вытянула из пачки сигарету, чиркнула зажигалкой, огонёк на секунду осветил её профиль: ровный нос, тень ресниц, напряжённая линия губ.
Сделала первую затяжку в голове коротко гулкнуло, как от слишком резкого подъёма. И вдруг мысль, от которой в груди всё сжалось и расширилось одновременно, мы нравимся друг другу. Не придумала, не додумала, поняла. Выдохнула дым в сторону окна и потянулась второй раз, собираясь с вопросами, которые копились весь этот день и вчерашнюю ночь.
– Бросай курить, — тихо сказала она и положила голову мне на плечо, будто так делают всегда, будто плечо ждало её, именно для этого.
Я почему-то улыбнулась. Сделала ещё одну короткую тягу, для смелости и затушила сигарету о край подоконника. В темноте было слышно, как табак шипнул и смолк. Вылетевший в окно окурок почти бесшумно исчез в темноте. Я повернулась к ней:
– А ты хочешь? — спросила не про сигарету. Про нас.
Она подняла голову. Карие глаза темнее ночи, в них можно утонуть, и страшно, и сладко. Пожала плечом, будто это какое-то обычное "да", и шепнула:
– Я много чего хочу.
– Например? — у меня пересохло во рту, но голос не дрогнул.
– Вместе с тобой, хочу быть… — ещё тише, как признание, которое нелегко произносить вслух. И как просьба, будто ответ мог бы её оттолкнуть или спасти.
Я хмыкнула привычно, чтобы скрыть, как сильно меня это задело. Она отвела взгляд к окну, но я положила ладонь ей на талию, осторожно, почти невесомо, и вернула её к себе. Сердце у меня стучало громко, так громко, что, казалось, сейчас нас выдаст.
– И я хочу, — сказала, уже не шёпотом. – Давай встречаться?
– Серьёзно?.. — она слегка приоткрыла глаза, будто боялась поверить.
Я не стала объяснять. Просто наклонилась и поцеловала. Сначала её губы были неподвижными, как у человека, который никак не решится сделать шаг. Потом она ответила, мягко, почти несмело, но уверенно. Вокруг, тишина летнего корпуса, далёкое шороханье лагеря, где-то под окнами ночная трава, и мы, сидящие на подоконнике, как в укрытии. Ничего лучше в мире не было и не надо.
Мы целовались недолго, а чувство длилось бесконечно. Когда остановились, долго не могли заговорить. Просто сидели плечом к плечу, слушали воздух, как будто в нём есть музыка, и разговаривали, наконец-то без защиты, без привычных ухмылок. Я узнала, что Кира та самая, которая всегда держится шутками, ранимая до невозможности, что ей нужен контакт, объятия, ладонь на запястье, чтобы не провалиться в собственные мысли. Что она любит слушать Мазелова, ДК, Cupsize и Смн. Что у неё есть брат и ещё сестры, и они то бесконечно поддерживают, то доводят до слёз, как полагается семье.
Мы говорили ещё о каких-то глупостях: про кривой кафель, про то, что лампа в туалете мигает, про ночь, которая пахнет мятой. И когда стало ясно, что пора расходиться, мы не сразу решились слезть. В коридоре шаги отдавались пустотой, я провела её до двери вожатских, не запомнила куда именно. У двери она обняла меня крепко, с тем нешуточным усилием, где и защита, и просьба «не отпускай слишком надолго». От этого объятия хотелось раствориться. Она ушла, оглянувшись на пороге. Я осталась ещё на секунду проверить, что всё это не снится, и пошла к себе.
Комната встретила почти полным темнотой и шорохом сна, кто-то переворачивался, кто-то во сне сопел. Одна только Василиса сидела с подсвеченным лицом, листая телефон. Я закрыла дверь тихо-тихо, наш взгляд встретился. Она приподняла бровь, как бы спрашивая "Ну?". Я улыбнулась и пожала плечами. Василиса понимающе фыркнула и снова уткнулась в экран.
Переодевшись, в ванной вода была прохладной, и от неё окончательно отступила усталость, я вернулась, поставила телефон на зарядку, забралась под одеяло. Сон накрыл сразу, без переходов. Мне приснилась Кира, как мы целуемся у того же окна, а потом вдруг вместо неё, лицо другой девчонки, и ещё одно, и ещё. Как будто чужие люди ворвались в мой сон и вытеснили её. Я дёрнулась, как от падения, и распахнула глаза.
Тишина. Голова гулко отзывалась на любое движение, от сна. Воздух в комнате свежий, окно открыто, где-то за пределами корпуса ранние птицы уже переговариваются. Я потянулась к телефону: 07:04. Рано. Если бы не этот странный сон, я бы спала и спала. Но лежать не хотелось.
Надела первое попавшееся худи мягкое, чуть длиннее, чем надо, поменяла шорты, закинула в карман сигареты, зажигалку и наушники, сунула ноги в тапочки и вышла в коридор.
Коридор пустой, двери закрыты, на пролёте лестницы пахнет чем-то деревянным, старым. Я спустилась и вышла на улицу. Лагерь в ранний час всегда другой полупрозрачный, будто нарисованный слишком лёгкими мазками. Лавочки по аллее, жухлая трава у дорожки, фонари, которые ещё не все потушили. На площадке для младших горка, канаты, и кострище с вчерашнего вечера, тёмное и спокойное. Идёшь и думаешь не о том, куда, а о том, как в тебе теперь всё по-другому.
Села на лавочку. Вытянула ноги, упёрла пятки в прохладные доски. Достала телефон, открыла тик ток и быстро нашла её телеграм-канал. Кружочки с дороги, случайные фото, кривые подписи с её шутками, резкие, но нежные. Я смотрела одно за другим, как пьют кофе где-то в городе, как она смеётся за камерой, как поёт под нос строку из плейлиста, липсинги которыене виставляла в тик ток. Важное перемежалось совсем случайным: мысль о семье, репост чьего-то текста, фотографии где она стоит в зеркале. Я смотрела долго, как будто пытаясь наверстать все дни, когда не знала, что она существует.
Телефон за вибрировал, Камилла.
– Алло, — сонный голос, и всё же серьёзный, – скоро завтрак, ты где?
– Сейчас приду, — ответила я, думая, что иду не на завтрак, а к людям, среди которых теперь есть наша тайна. – В столовую, — добавила, и отключилась.
По пути назад людей стало больше. Кто-то уже старался на турниках, кто-то тащил мяч. Перекличка голосов, смех, хлопки дверей. В столовой, как всегда, пахло всем сразу: свежей выпечкой, сосисками, невыключенным кипятильником, и ещё кофе. Я взяла поднос, пару яиц, сосиску, кофе, пошла к своим.
За столом с девчонками сидела новая, короткое каре, очки от солнца на голове, кепка, футболка без надписи. Я села между Алёной и Василисой, кивнула всем разом.
– Алин, знакомься, — Даша показала на новенькую, – это Сэмик.
– Приятно, — сказала и улыбнулась. Ложка сама нашла дорогу к тарелке, но я почти не чувствовала вкус. Внутри, как тихий моторчик, работала мысль о Кире.
– Ты с какого отряда? — спросила Алёна у Сэмик.
– С первого, — она тихо улыбнулась, – мы с вами ещё на квесте были…
– Точно! — Василиса замахала ложкой. – Ты с нами с Соней проходила!
Разговор затянулся в подробности, я выпала. На автомате кивала, и в какой-то момент повернулась посмотреть в сторону вожатых.
За тем столом сидели Галя, Вика, тот самый парень, и рядом Кира. Они что-то оживлённо обсуждали, наклоняясь, перебивая друг друга. Парень смеялся, Кира кивала и отвечала. Я почувствовала, как по коже побежали маленькие иголочки. Сердце дернулось, как будто я врезалась во что-то. «Кто он ей?» эта мысль, которая ночью не пришла, утром выстрелила.
Я встала, взяла поднос, пошла сдавать посуду. Всё происходило как будто отдельно от меня. Звон чашек, шаги, гул столовой. Я не заметила девочку перед собой и резко врезалась. Поднос съехал с рук, громыхнули тарелки, кофе полетел на светлую футболку незнакомки, брызги коснулись пола.
Я отлетела, попыталась удержаться, невольно выругалась, поднимаясь. Девочка стояла, прижимая ладонями кофту к животу, на ткани расплывалось коричневое пятно.
– Ты чё вообще?! — выкрикнула она злым, чистым голосом. – Смотреть не умеешь?
Со всех сторон на секунду стихло, потом снова загудели голоса. Я наклонилась, подняла посуду, сложила на поднос. Девочка продолжала возмущаться, нервно, громко, как будто ей сегодня уже дважды испортили день. Я устала от этого звона в ушах, от вопроса в голове, от собственного бессилия и от этой сцены, которая привлекает внимание.
– Слыш, чего тебе надо? — сказала ровно, но жёстко. — Постираешь кофту, не умрёшь.
И тут рядом возникла знакомая фигура. Кира. Она сначала посмотрела мне в глаза, серьёзно, даже чуть укоризненно, потом повернулась к девочке.
– Пожалуйста, успокойтесь, — спокойно, уверенно. – Можно постирать в туалете, там две стиралки. Или в вашей комнате. Если нужна помощь, скажите.
Девочка тяжело выдохнула, кивнула и ушла. Кира снова на секунду посмотрела на меня, взгляд был не злой, но строгий. Я ничего не сказала, хотя хотела поблагодарить, развернулась и пошла к выходу. По дороге думала только о том, почему мне так трудно поблагодарить ей вслух?
В комнате я уставилась в потолок и, пока рассматривала трещинку над лампочкой, незаметно провалилась в сон. Проснулась уже к вечеру, свет у окна стал мягче и тяжелее. Села на подоконник, открыла створку пошире, достала сигарету. Первый дым как сигнал, сейчас подумаю, потом сделаю. В голове гуляло одно: нужно поблагодарить. Не за то, что избавила от скандала, за то, что просто встала рядом, как будто это само собой.
Я докурила, затушила окурок, спрыгнула на пол. Взяла телефон и пошла в столовую, точнее, в буфет. Хотелось купить ей "что-нибудь, от меня", детское и смешное, как признание, которое ты вклеиваешь между словами. Киндер было бы идеально, но на полках его не оказалось. Выбрала молочный шоколад и пару батончиков. Оплатила телефоном, бросила всё в карман худи и присела за стол, чтобы написать ей, зашла в инстаграм.
– У тебя какая комната? — отправила и встала, уже двинувшись в сторону вожатских, примерно вспоминая этаж. Телефон завибрировал в кармане.
– 28, а что? — ответила она.
Нашла нужную комнату, я постучала в дверь. Открыла Кира, волосы собраны, домашняя кофта, босые ступни. Увидев меня, она улыбнулась нешироко, но тепло, показала рукой, "заходи". Внутри чисто, немного разбросанных мелочей зарядки, книга на тумбочке, пустая кружка. Она села на кровать, я подошла ближе, вытащила из-за спины шоколад и батончики.
– Это тебе. Спасибо, что помогла там, — сказала, и впервые за день сказала это правильно, вслух.
Она встала, взяла сладости и сразу обняла. Я, кажется, даже не успела вздохнуть, просто оказалась внутри этого объятия, где пахнет шампунем и теплом. Минуты растянулись. Когда она отстранилась, быстро поцеловала меня в щёку, положила шоколадки на тумбочку и снова, уже за руку, потянула на кровать.
Мы улеглись бок о бок, почти внахлёст. Кира листала TikTok, иногда хмыкала, иногда посылала мне видео. Я рассматривала её пальцы тонкие, уверенные, как она слегка постукивает ногтем по экрану, как время от времени проводит ладонью по моему плечу, будто проверяя: я не исчезла. Мы болтали о пустяках, но мысль о парне у вожатого стола возвращалась, как неровность в зубе, которую постоянно трогаешь языком. В какой-то момент я так ушла в себя, что пропустила её вопрос.
– Ау, я у тебя уже третий раз спрашиваю, — сказала она, отложив телефон. В её голосе не было обиды, только улыбка.
– Прости, — потёрла лоб, – Задумалась.
– О чём? Расскажи, — она подтянула меня ближе, положила руку мне на спину. Никуда не торопила.
– Я тебя часто вижу с парнем… — начала тихо, как будто говорю что-то неправильно. – Тот, который играл на гитаре у костра. Кто он тебе?
Она не рассердилась, не усмехнулась. Наоборот глаза чуть потеплели, уголки губ поднялись.
– Алин, он мой брат, — сказала просто.
Я моргнула, вспоминая утреннюю ленту её канала, где мелькало слово «брат», вспоминая, что вчера она тоже упоминала семью. Меня отпустило. Как будто кто-то раскрутил тугой узел внутри.
– Брат, — повторила я, на всякий случай, и мы обе рассмеялись. Я от облегчения, она от того, как мой лоб вспотел от ревности.
– Да, кис, брат, — сказала она уже шутливо и провела ладонью по моей щеке. От этого «кис» по спине пробежал совсем другой рой мурашек, счастливых.
Мы ещё немного полежали молча. Потом Кира поднялась, достала ноутбук из сумки и принялась выбирать, что посмотреть. Листала долго, не то чтобы тщательно, скорее с чувством «хочу, чтобы нам было уютно». В итоге остановилась на "В поисках Аляски". Мы устроились удобнее, я положила голову ей на плечо, она подоткнула под нас подушку. На столике горела лампа с тёплым абажуром, другого света не включали. Первые сцены шли как фоном, я рассматривала её профиль, серьёзное внимание, с которым она вглядывается в экран. В паузах между сериями она разломила шоколадку и поднесла мне кусочек. Я откусила и поняла, как давно ничего сладкого не ела.
Сериал втягивал её, она то и дело замирала, напряжённо следя за диалогами, коротко комментировала, где-то улыбалась. Я, честно, то смотрела, то скользила взглядом по комнате: аккуратная стопка футболок на стуле, шнур зарядки, заметка на бумажке с чужими именами, видно, списки смены. Утром эти детали могли бы показаться скучными, а сейчас чьими-то домашними, нашими.
После пары серий Кира пошла в душ. Слышно было, как вода ровно шуршит по кафелю, как она напевает что-то неразборчивое.
Я в это время запостила в тик ток липсинги под разные треки. Потом она вернулась, волосы влажные, распущенные, на ней тонкая домашняя кофта. Протянула мне другие шорты и такую же тонкую кофту.
– Надень моё, так удобнее будет, — сказала просто.
Я сходила в душ, быстрый, чтобы не оставлять её надолго. Возле зеркала поймала своё отражение: щёки порозовели, глаза блестят, как будто я забыла как выглядит усталость.
Вернулась в комнату и забралась под одеяло к ней. На секунду обе затихли не из неловкости, из удовольствия. Всё правильно, так и надо.
Мы легли лицом к лицу. Она обняла меня одной рукой, а другой пригладила одеяло у моего плеча. Я положила ладонь ей на талию, почувствовала мерный, спокойный ритм её дыхания. Говорить уже не хотелось. Мы просто слушали, как где-то далеко закрывают дверь, как над корпусом проходит ветер. И уснули, быстро, как дети, которым сегодня сказали самые правильные слова.
Ночью я проснулась от прохлады, такое бывает в лагерях. Одеяло оказывается на полу, окно распахнуто шире, чем нужно. Тянулась к краю, оказалось, Кира утащила его почти всё к себе, закутавшись до подбородка. Я улыбнулась в темноте, аккуратно высвободилась из её руки, нащупала свои шорты возле кровати, тихо нашла в кармане сигареты и зажигалку. Балкон в вожатской маленькая роскошь, которой у нас, в отряде, не было. Открыла дверь прохладный воздух пахнул в лицо, где-то у столовой загудел компрессор холодильника, с площадки донёсся глухой топот видимо, кто-то из ночных сторожей.
Я закурила. Не от нервов, от привычки ставить точку в дне. Дым был прохладный, тянулся ровной полосой, тут же ломался ветром. Подумала о том, как странно быстро всё может измениться: утром ты прячешь глаза и не знаешь, что сказать, а вечером лежишь с этим человеком под одним одеялом и вдруг понимаешь, что бояться не надо. «Это лучший день после вчерашнего», сказала бы я себе раньше и нечаянно повторила вслух.
Дверь балкона тихо приоткрылась. В проёме появилась Галя. На секунду удивилась, увидев меня, но ни слова не сказала, только кивнула и опёрлась о косяк, потянувшись к своему подику. Мы постояли молча, две точки в одной ночи. Я докурила, аккуратно потушила и бросила окурок в банку из-под йогурта, стоящую у перил.
Вернулась в комнату. Тёплый воздух ударил в лицо, пахло шампунем Киры и шоколадом, который она открыла вечером. Она спала на боку, ноги поджаты, губы чуть приоткрыты, ресницы отбрасывают едва заметные тени на щёки. Одеяло до самого подбородка, как кокон. Я тихо закрыла дверь балкона, нырнула под её одеяло, осторожно переложила её руку себе на плечо. Кира сонно вздохнула, прижалась ближе, ладонь легла мне на ключицу, уверенно, будто знала, где мне спокойнее.
Я смотрела в потолок секунд тридцать, просто чтобы запомнить всё: хриплый шорох её дыхания, тёплую тяжесть одеяла, далёкий ночной шум лагеря. И провалилась в сон, пустой, ровный, как белый лист, на котором завтра, наверное, мы начнём что-то писать уже вдвоём.
(Епта, друзья простите что части выходят не так часто. Просто они длинные и большие, а для написания таких глав нужно прилично много времени. Мотивирует только ваша поддержка в виде комментариев и звёзд. Спасибо каждому. Это кстати одна из мои любимых глав.
Тут если что 2570 слов.)