14. Жажда.
Я вышла на свою улицу, и первое, что увидела — тот самый чёрный Мерседес, уже стоявший у тротуара. Он ждал. Без звонка, без сообщения. Как будто знал.
Я молча открыла дверь и села в салон. Воздух внутри снова пахнул кожей, холодным металлом и сладковатой карамелью. Я посмотрела на Вайша. Он сидел за рулём, его обычно идеально уложенные тёмные волосы были слегка растрепаны, будто он несколько раз проводил сквозь них пальцы. На нём было бордовое худи, мягкое на вид, и чёрные джинсы. Эта небрежность делала его другим. Более человечным. И от этого — ещё более красивым, что ли.
— Сегодня холодно, — проговорил он, заводя двигатель. Его голос был ровным, но в нём не было привычной льдистости. — Потому давай ко мне.
Я просто кивнула, не находя слов. Спорить? Отказываться? У меня не было сил. Да и не хотелось.
Он тронулся с места, и мы поехали в знакомом направлении. Через несколько минут мы уже подъехали к его дому. Вышли из машины, вошли внутрь. Всё было как всегда — тишина, порядок, лёгкий запах дорогого дерева и его неуловимый шлейф.
Он прошёл на кухню, взял из холодильника две банки пепси, пачку чипсов, даже не спрашивая. Потом мы поднялись в его комнату.
Там ничего не изменилось. Всё было приготовлено точно так же, как в прошлые разы. Пледы аккуратно расстелены на полу, образуя импровизированный кинозал. Проектор был направлен на стену, на тумбочке рядом лежал пульт.
Он поставил еду и напитки на пол, рядом с пледами, и развернулся ко мне.
— Садись, — сказал он просто, и в его голосе не было приказа. Это было приглашение.
И в этой повторяемости, в этой предсказуемости было что-то пугающе успокаивающее. Как будто мы оба играли в какую-то странную, молчаливую игру, правила которой знал только он. А я могла лишь следовать за ним, пытаясь понять, что будет на следующем ходу.
Я сняла с себя тёплый свитшот и осталась только в лёгком белом топе, чувствуя прохладу воздуха в комнате на коже. Привычным движением я легла на живот на мягкие пледы, подложив под локти подушку, как делала это всегда. Поза была удобной, расслабленной, почти ритуальной.
— Комедию? — спросил Вайш, уже листая меню на ноутбуке. Его голос прозвучал приглушённо в полумраке.
— Да, давай, — я прошептала, утыкаясь подбородком в ткань пледа и следя за мерцанием экрана на стене.
— Какую? — он не поворачивался, но я чувствовала его внимание. — Мне понравился прошлый твой выбор.
От этих слов по моей спине пробежали мурашки. Он запомнил. Он не просто терпел мои предпочтения, а отметил их для себя.
— Давай либо «Третий лишний», либо «Одноклассники», — предложила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. Оба фильма были глупыми, беззаботными — именно то, что нужно, чтобы заглушить хаос в голове.
Он кивнул, его пальцы быстро набрали название в поисковой строке. Через мгновение зазвучала весёлая, знакомая музыка заставки, и комната наполнилась светом от экрана.
Он отложил ноутбук в сторону и опустился рядом на пледы, заняв своё привычное место. Мы не смотрели друг на друга, но его присутствие ощущалось каждой клеточкой моей кожи — прохладное, незыблемое, загадочное. И в этой странной, повторяющейся нормальности было что-то такое, что заставляло на время забыть обо всех вопросах, обо всём безумии. Оставался только здесь и сейчас — тёмная комната, смешной фильм и он рядом.
Мы смотрели «Третий лишний». Я смеялась над дурацкими шутками, над нелепыми ситуациями, и каждый раз, когда моё дыхание сбивалось от смеха, я краем глаза видела его. Он не смеялся вслух, как я. Он сидел, прислонившись к кровати, в простой чёрной футболке, и на его губах играла лёгкая, едва заметная улыбка. Она не сходила с его лица, мягкая и какая-то настоящая. Не та насмешливая усмешка, что я привыкла видеть, а что-то другое. Более спокойное. Более человечное.
«Он реальный?» — этот вопрос снова и снова прокручивался в голове, навязчивый и безответный. Всё вокруг казалось таким осязаемым — текстура пледа под пальцами, холодный воздух комнаты, звуки из динамиков. Но он всё ещё казался призраком, миражом, который мог исчезнуть в любой момент.
Моя рука потянулась к нему сама собой, почти без моего сознательного желания. Пальцы коснулись его плеча через тонкую ткань футболки. Ощущение было совершенно реальным — твёрдая мышца под тканью, прохлада кожи, чуть уловимый запах карамели его собственным, ни на что не похожим ароматом.
Он повернул голову, и его светло-серые глаза встретились с моими. В них не было ни удивления, ни вопроса — лишь тихое, выжидающее понимание. Он не отстранился, не спросил, что я делаю. Он просто позволил моим пальцам оставаться на его коже, как будто это было самым естественным жестом в мире.
Через некоторое время моё сердце начало стучать всё быстрее и быстрее, пока его ритм не заглушил даже звуки комедии. В голове проносились обрывки воспоминаний: его шёпот во сне — «прогнись ещё больше, Хлоя», вес его тела на мне, призрачный, но такой ощутимый; его холодные руки на моём лбу, когда я болела; его голос, то ровный, то насмешливый, то неожиданно мягкий.
Это всё было реально? Или я и правда теряю рассудок?
Я оторвала взгляд от экрана и посмотрела на него. Он уже смотрел на меня, будто чувствовал моё смятение. Его глаза в полумраке казались бездонными.
— Вайш...
— Да? — он откликнулся мгновенно, его голос был спокоен, но в нём читалась лёгкая настороженность.
Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как дрожат пальцы. Слова сорвались с губ прежде, чем ум успел их остановить.
— Поцелуй меня.
Воздух в комнате застыл. Даже с экрана будто перестали доноситься звуки. Он не ответил сразу. Его взгляд стал пристальным, изучающим, будто он искал в моих глазах подвох, шутку или что-то ещё. Затем он медленно, почти невесомо, приподнялся на локте, приблизив своё лицо к моему. Его дыхание, прохладное и ровное, коснулось моих губ.
— Ты уверена? — прошептал он, и в его голосе впервые зазвучала неуверенность, странная и несвойственная ему.
Я не ответила словами. Я просто кивнула, не в силах вымолвить ни звука. Этого было достаточно.
Он закрыл расстояние между нами. Его поцелуй был не таким, как я ожидала. Он не был грубым или властным. Он был исследующим. Медленным. Холодным, как и его руки, но в то же время невероятно нежным. Его губы двигались осторожно, почти несмело, словно он боялся меня спугнуть или сломать. В нём не было страсти из моих снов, но была какая-то иная, глубокая интенсивность, от которой перехватывало дыхание по-настоящему.
Когда он отстранился, его лоб остался прижатым к моему. Его глаза были закрыты, а моё сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди.
— Реально? — выдохнула я, больше не в силах сдерживать главный вопрос.
Он медленно открыл глаза. В них не было ни насмешки, ни отрицания. Лишь та же непроницаемая глубина.
— Достаточно реально, чтобы ты это почувствовала, — произнёс он тихо, и его слова повисли в воздухе между нами, не отрицая и не подтверждая ничего, но оставляя дверь в его странный мир приоткрытой.
Я не стала ждать его следующего шага. Сама потянулась к нему, закрывая оставшееся между нами расстояние. Мой поцелуй был более порывистым, менее уверенным, но полным того самого вопроса, что жёг меня изнутри.
Моя рука поднялась, пальцы скользнули по его руке — почувствовав под тонкой тканью футболки твёрдую мышцу, прохладу его кожи — и остановились на его шее. Я ощутила под ладонью ритм его пульса. Он был ровным, спокойным, не таким бешеным, как мой. Это маленькое открытие заставило меня прижаться к нему сильнее, как будто я могла впитать его невозмутимость, его уверенность.
Он ответил не сразу, позволив мне вести этот танец, но затем его рука поднялась и легла поверх моей, прижимая её к своей шее ещё сильнее. Его пальцы были прохладными, но их прикосновение обожгло. Он углубил поцелуй, и на этот раз в нём появилась та самая, едва уловимая до этого момента, властность. Та, что снилась мне. Но теперь это не был сон. Это было здесь. Его дыхание, его вкус — сладковатый, с лёгкой горчинкой, как тёмный шоколад и та самая карамель. Реальность этого момента была ошеломляющей, подавляющей и пугающе желанной.
Когда мы наконец разъединились, чтобы перевести дух, я не отняла руку от его шеи, а он не отпустил мою. Мы просто смотрели друг на друга в полумраке комнаты, под звуки забытого фильма, и в его глазах я наконец увидела не отстранённость, а что-то другое. Что-то тёмное, интенсивное и совершенно реальное.
— Ещё, — прошептала я, и моё дыхание перехватило, когда он отреагировал мгновенно.
Его губы снова нашли мои, но на этот раз поцелуй был совсем другим. Он был не исследовательским, не нежным. Он был голодным, властным, полным той самой тёмной интенсивности, что мелькала в его глазах. Он захватил мои губы, заставив их отвечать с той же стремительностью.
Он навис надо мной, его тело прижало меня к пледу, и мир сузился до него — до его веса, его запаха, его вкуса. Я отвечала на его поцелуй с той же яростью, впиваясь пальцами в его волосы, спутанные и мягкие.
Его руки скользнули вниз по моим бокам, обжигая кожу даже через ткань топа. Его пальцы впились в мои бёдра, сильные и уверенные, а затем медленно, почти мучительно медленно, двинулись вверх, к талии. Каждое прикосновение было будто бы оставляло на коже невидимый след, заставляя меня выгибаться навстречу ему.
Всё было стремительно, оглушительно, сметающе. Не было места сомнениям, вопросам о реальности. Было только это — его тело на моём, его губы, его руки, и тихий, прерывистый стон, сорвавшийся с моих губ, когда его пальцы коснулись оголённой кожи у края топа.
Он прижался ко мне ещё сильнее, и я почувствовала, как всё его тело напряглось, будто натянутая струна. Мои бёдра инстинктивно выгнулись навстречу, искали большей близости, большего трения. Его губы соскользнули с моих, оставив на них жгучее ощущение прохлады, и принялись исследовать линию моей челюсти, а затем спустились ниже, к шее.
Его дыхание обжигало кожу, и в памяти вдруг пронеслись обрывки того сна: его вес, его прикосновения в полумраке моей комнаты, шёпот, который я не могла разобрать. Грань между сном и явью снова поплыла, растворилась в его губах на моей коже.
Мне захотелось большего. Гораздо большего. Мои руки, будто сами по себе, скользнули под его футболку, ладони ощутили твёрдую, гладкую кожу на его спине, прохладную на ощупь. Я почувствовала, как он вздрогнул от моего прикосновения, и это лишь подстегнуло меня. Пальцы вцепились в ткань, и я с силой потянула её вверх, пытаясь стянуть.
Но в следующий миг его рука накрыла мою, резко и безоговорочно остановив её. Его губы замерли у моего уха. Дыхание стало чуть более прерывистым.
— Нет, — его шёпот был низким, хриплым, но в нём не осталось и следа той мягкости, что была минуту назад. В нём снова зазвучал стальной, не терпящий возражений оттенок. — Хлоя, не сейчас.
Во мне всё закипело от разочарования и недоумения. Почему он останавливается? Почему отталкивает, когда сам же довёл до этого? Или это снова нереально? Это всё сон?
— Почему? — выдохнула я, и мой голос прозвучал жалобно, почти по-детски.
Он отстранился, приподнявшись на руках надо мной. Его лицо было затенено, но в глазах, которые теперь казались почти чёрными в полумраке, читалась твёрдая, непоколебимая решимость.
— Хлоя, потому что нет. Не задавай глупых вопросов, — его тон был ровным, но окончательным. В нём не было места для обсуждения.
Я вздохнула, чувствуя, как волна стыда накатывает на меня, смывая остатки желания. Я закрыла глаза, пытаясь совладать с дрожью, всё ещё бегущей по коже. Боже, что со мной? Чуть не отдалась парню, с которым даже не встречаюсь. С парнем, который, возможно, и не совсем реален. С парнем, который только что оттолкнул меня так, будто я сделала что-то ужасное.
Я открыла глаза и посмотрела на Вайша. Он уже откатился от меня, сидел, прислонившись к кровати, и смотрел на экран. Его дыхание было ровным, поза — расслабленной. Как будто ничего и не произошло. Как будто та страсть, что бушевала между нами секунду назад, была лишь игрой света и тени.
— Извини, — прошептала я, чувствуя, как горит лицо.
Он даже не повернул головы.
— Всё нормально.
Мы досмотрели фильм в гробовой тишине, прерываемой лишь фальшивым смехом с экрана. Он отвёз меня домой, мы не обменялись ни словом. Я молча вышла из машины и зашла в дом.
В своей комнате я плюхнулась на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Но моё тело всё ещё помнило его. Каждое прикосновение. Вес его тела. Прохладу его кожи под моими пальцами. Твёрдость его мышц. Сладковато-горький вкус его поцелуя.
Господи, как же мне хотелось! Хотелось, чтобы он не останавливался. Хотелось, чтобы тот миг растянулся в вечность, чтобы он снова прикоснулся ко мне, снова заставил забыть обо всём на свете. Это желание жгло изнутри, пульсировало в висках, заставляло сжиматься низ живота. Я вцепилась пальцами в простыню, пытаясь заглушить эту дрожь, это навязчивое, всепоглощающее чувство, которое оставил после себя он.
Этот странный, загадочный, невыносимо притягательный Вайш.
Моя рука сама потянулась вниз, движимая остаточным жаром его прикосновений, тем голодом, который он разжёг и оставил неутолённым. Пальцы скользнули под резинку шорт, нашли влажный, чувствительный центр.
Я зажмурилась, и в темноте под веками снова возник он. Его тень над собой. Его прохладные губы на моей шее. Вес его тела, прижимающий меня к полу. Низкий, сдержанный шёпот: «Хлоя...»
Я закусила губу, чтобы не застонать слишком громко, и начала ласкать себя. Ритм был нервным, нетерпеливым, таким же отчаянным, как и я сама. Другая рука сжала простыню в тугой комок, пытаясь найти хоть какую-то опору в этом водовороте ощущений.
Бёдра сами начали двигаться в такт пальцам, подчиняясь древнему, животному инстинкту. Из горла вырывались тихие, сдавленные стоны — те самые, что я боялась издать тогда, при нём. Я представляла его руки. Не те, что остановили меня, а другие — те, что могли бы ласкать, сжимать, вести меня к краю.
Дыхание сбилось, стало частым и прерывистым. В висках стучало: «Вайш... Вайш... Вайш...».
Его имя стало навязчивым ритмом, под который двигалось моё тело. Это было безумие. Мастурбировать, думая о парне, который только что оттолкнул тебя. Но я не могла остановиться. Ощущение было слишком сильным, слишком реальным, единственной ниточкой, связывающей меня с тем моментом, который он так резко оборвал.
Вспышка за вспышкой, напряжение росло, сжимая всё внутри в тугой, болезненно-сладкий узел. Я утонула в этих ощущениях, в этом воспоминании о нём, позволив им унести себя прочь от стыда, вопросов и мучительной неопределённости.