Глава 7
— Даниил Вячеславович, к Вам гостья, — звонят мне с ресепшена.
— Пропустите.
Сегодня я сменил гостиницу. У меня много работы, а проверять и нейтрализовать прослушку сложнее, чем переехать. Завтра сменю опять.
Через несколько минут заходит Татьяна. Ставит показательно сумочку на стол, рядом со мной.
— Привет, Даня! — игриво.
Ставит большой стакан кофе, что я попросил купить по дороге. Местное мне не зашло.
— Привет.
— Можно сигарету? — сжимает мою пачку.
— Можно… — не поднимая глаз набираю номер своего московского отдела.
Татьяна достает одну, мелькая перед глазами алым маникюром. Пока меня соединяют, тоже вытягиваю сигарету. Делая пару шагов ко мне, щёлкает зажигалкой. Ловя пламя кончиком сигареты, я затягиваюсь.
— Иди покури, — стреляю глазами на балкон.
Забирает сумочку, выходит и садится там в кресло, закинув ногу на ногу. Эффектная женщина. Но, блять, скрутило меня по самое нихачу от другой. Увы. И хоть и глаз этот образ радует, но ноющее нутро не обезболивает. Печальны мои дела…
— Капитан Милохин, — брат дежурит. Хорошо.
— Привет, Андрюха.
— Привет, Данька. Только звонить хотел. Дядьку распяли. Звезду отобрали и с должности сместили.
— Пиздец…
— Мхм.
Я теперь без надёжной крыши. Это плохо.
— Как он?
— Бодряком. Воспринял как отпуск. Эва его беременна…
— Ого! Ну и что наш полкан?
— Довольный как слон! Бдительный как цербер. Витаминками девочку кормит, тёплые носки надевает, на тонкие пальчики дышит и в мозолистых ладонях греет…
Мы смеёмся. Это всё очень неожиданно абсолютно для всех.
Дядька уверял, что никогда не рискнёт завести семью и ребенка, пока сидит в своём «антитеррористическом» кресле. Но вот кресло из под него вылетело…
— А Эва?
— Вот Эва сильно переживает за него.
— Ай, ладно… переживут! Обидно, но не смертельно. Я рад за них!
Эва — идеальный вариант. Душевная, утонченная, послушная… С восторгом на него смотрящая. Нам, мужчинам, это очень важно, чтобы с восторгом… Вздыхаю, вспоминая Юлины взгляды. Очень открытая тогда была в своих эмоциях. Теперь, как соляной столб.
— Позвоню, поздравлю их. Теперь к нашим баранам… У меня здесь «утопленник» из Владикавказа, — диктуют номер зоны, называю фамилию и номер дела. — Дело явно сфабриковано. Мужика утопили из-за личных тёрок. Сидит в строгаче. Отдай нашим операм. Пусть открывают дело заново. Смогут, пусть вытащат по амнистии за примерное поведение. Тут так намутили, что статью снять не удастся, но смягчающие обстоятельства пусть найдут.
— А кто он?
— Да никто он. Просто попал под горячую руку местным хозяевам жизни.
— Понял. А потерю свою ты нашел?
— Нашел…
— И? Когда свадьба? — смеётся брат.
— Через три дня, — зверею я. — Только, увы, жених не я. Невеста подполковника Муратова…
— Ооо… Какие мысли?
— Все те же — пошинковать всех на салат. Скажи мне, что я идиот. И не надо в это лезть.
— Идиот, конечно… тормознешь?
— Вряд ли.
— Тогда, аккуратно брат. Хочешь, я к тебе Ваньку с Ярой в отпуск отправлю. Как моральную поддержку? Все равно без дела оба маются.
— Да нет… Я пока не падаю, чтобы меня поддерживать. Пусть бейбика своего делают. Отчёты по деятельности Гузова скоро пришлю. Пока что собираю. Но насобирал уже прилично для трибунала. С ним два его опера из отдела еще упадут. И… подполковник Муратов. Он к сожалению не сядет. Своими руками ничего не делает. «Виноватых» увольняет исправно. Но… выговор с занесением и звездопад обеспечены. С должности тоже полетит.
Татьяна тушит сигарету в пепельнице.
— Всё, давай…
Возвращается. Садится напротив. Внимательно смотрит мне в глаза.
— Как дела? — дергаю я бровью.
— Даня… — закусывая губу достаёт из сумочки пластиковый файл. Двигает ко мне по столу.
— Это что?..
— Это… ммм… те люди, что виноваты в том безобразии, что ты накопал в нашем отделе.
— В самом деле?
Открываю файл, вытаскиваю два личных дела.
— Старший лейтенант Доридзе и капитан Обозов? — с сарказмом ухмыляюсь я.
— Неубедительно? — улыбается она.
— Нет… неубедительно, — кидаю папки на стол.
— А ты, Даня, внимательнее документы смотри.
Заглядываю в файл. Там пачка Евро.
— Ого… — переворачиваю, пачка выскальзывает на стол.
Приличный кирпич.
— А сейчас? Убедительно?
«Тебе дали приказ меня купить?» Пишу на экране своего телефона.
Двигаю к ней.
Пишет в ответ.
«Да. И Вам лучше согласиться.»
— Собери-ка это всё обратно, Танечка. И, давай, в душ. Я в своё свободное время о работе не разговариваю.
— Но ты подумаешь, правда?
— Я всегда думаю, — усмехаюсь я. — Но сейчас о другом!
Через некоторое время мы включаем на ее телефоне какую-то лайтовую порнушку под музыку и уносим вместе с сумкой в ванную. Закрываем плотнее дверь.
— Ну, рассказывай, капитан.
— Несговорчивых у нас не любят.
— Это угроза?
— Это угроза. Но Муратов не дурак. Понимает, что если уберёт Вас тут бригада посерьёзней приедет по его душу.
— И каков план?
— Купить. Не продадитесь — подставят, вероятно.
— Подо что?
— Кто же мне такую информацию сольёт?
— Ну как у вас обычно принято?
— Мм… не знаю! Может, с малолеткой? Что-нибудь публично обсуждаемое, чтобы внимание вашего руководства временно отвлечь. И чтобы замять и опровергнуть не вышло. Я бы сделала так. Клофелин и юная рыдающая девочка поутру в Вашей кровати.
— Ясно. Недурно. Спасибо за предупреждение.
— Возьмите деньги. Страшно…
— Нет, не очень.
Но принесённый кофе я не пью. Капитан мой может и на два лагеря играть. И сама же в меня этот клоф и влить.
— Не боитесь?
— Боюсь, конечно! Только Муратова вашего это не спасет. Утопит меня, приедет другой. Тоже
Милохин, — улыбаюсь я. — Очень серьёзный и бескомпромиссный опер. Приедет не один, а с приказом от Московского генерала передать командование над Альфа группой. И с этой группой устроит тотальную зачистку отдела. Кто выживет при задержании, тот сядет и не выйдет. Я бы вам, Татьяна, рекомендовал уволиться, если игра начнет разворачиваться в эту сторону. Муратов же это понимает?
— Наверное.
— Тогда Ваш сценарий неинтересный. Ему звезду дешевле потерять, чем свободу. Нельзя ему меня обижать. Это ему прописка в ментовскую зону. Пожизненно. Не дорастают идиоты до подполковников ФСБ и руководителей отделов.
— Тоже верно. Но деньги дешевле взять…
— Ты мне лучше скажи, во сколько
Гаврилина сегодня со смены возвращается домой?
— В одиннадцать… — вздыхает. — Зря Вы это.
— Ложись спать, Татьяна.
— Как скажете, товарищ Майор, — поджимает губы.
Стягиваю футболку, открываю шкаф…
Чувствую на спине взгляд. Забираю с полки водолазку. Спина моя начинает гореть, я замираю, чувствуя, что сзади близко стоит Татьяна.
— Останьтесь, Даниил… — на ухо. Палец скользит по моей спине вдоль позвоночника
— Это больше не входит в твои должностные, Татьяна.
— Это личная инициатива. Без всяких обязательств. Просто… секс. А завтра забудем об этом.
— Спасибо. За предложение. Но я не могу.
— Женаты?
— Практически.
— Кремень! — с ноткой раздражения.
Натягиваю чёрную водолазку, накидываю пиджак.
— Так, а Гаврилина Вам зачем, Даниил Вячеславович? — красиво ложится Татьяна на кровать. Из под юбки видна резинка чулок.
— Так я ж на ней практически и женат! — улыбаясь, отшучиваюсь я.
— Ну-ну…
Выхожу из гостиницы через кухню под удивлённые взгляды персонала. Но никто не пытается тормознуть. Ловлю на улице тачку.
И еду к дому Муратова…
Коттедж Муратова утоплен в жилой массив и отгорожен от проезжей части небольшим, но густым садом. До входной двери брусчаткой выложена дорожка. На столбе — яркий фонарь.
На середине дорожки притормаживаю. У входа камера… Установлена наискосок, так, чтобы захватывать входную дверь, забор, ворота.
Ясно…
Поднимаю с земли упавшее яблоко, швыряю в железный высокий забор, чтобы проверить есть ли собака. Грохот. И тишина… Собак нет. Значит, камеры выводят сразу на пульт охраны. И реагироват будут быстро. В лоб идти глупо. Но поговорить надо.
Делаю несколько шагов вглубь сада, под кроны деревьев. У ореха стоит резная лавочка. С дороги её не видно. Провожу рукой. Мокро… И я сажусь на ее спинку, как сидели мы раньше пацанами в дождливые осенние дни. Я и чувствую себя влюблёнными пацаном… Но только вот, раньше мне всегда безапелляционно отвечали взаимностью. Да и на чужих невест я не зарился.
А сейчас… Везёт, нам, Милохинам, на Елен Троянских. Я думал, хоть меня благополучно пронесло. Как же…
Юлия Гаврилина…
Юлия Муратова…
Юлия Милохина.
Милохина… Обещала — отвечай за свои слова!
Сегодня ты от меня не спрячешься за спину жениха
Муратов со своими, в мыле, создают новую порцию липовых документов, чтобы закрыть дыры и несостыковки в отчётах. Думаю до двух-трёх ночи я там его озадачил.
Прикуриваю сигарету. Зависаю, прокручивая в памяти наше знакомство, её реакции на разные мои ходы и слова, нечаянно брошенные ею фразы, ее эмоции при этом. То, что сказала о ней Татьяна.
Дорисовываю себе картинку.
Она некрасивая эта картина!.. Слишком много вокруг жертв. А Юля… Юля все равно красивая. Даже в этом чудовищном оформлении. Роковая женщина. И сама страдает от этого. Не принадлежит себе. Очевидно же…
На какой крючок тебя Муратов поймал, девочка? Не верю, что по любви ты… По любви ты там, в поезде со мной трахалась. С чувством и отдачей. И знакомилась и прощалась сразу. И я вот все те слова снова хочу от тебя услышать. Только не в той дешёвой версии. А по-настоящему.
И что по расчёту, да по любви к погонам — тоже не верю. Не верю и всё. Слишком ты тонкая… И взгляд у тебя не цепкий, а задумчивый, грустный… Только прячешь свою уязвимость за наработанным панцирем цинизма и ухмылкой своей грустной.
Как же он тебя так спас, интересно?… От чего спас?…
Возле дома тормозит машина, это прерывает мои размышления. Останавливается прямо в круге света фонаря.
Водитель открывает дверь, подает Юле руку.
— Проводить, Юлия Михайловна? Сумка…
— Не нужно. Пакет не тяжелый.
Спрыгиваю с лавочки. Она идет по дорожке стуча каблуками. Я делаю несколько шагов наперерез. Но водитель ждёт, пока она зайдёт внутрь, закроет за собой дверь.
«Блять!!» — психую я. Так близко была… Руку протяни и коснешься. Но не протянул я руку. Не решаюсь пока подставлять её открыто. Мало ли что там… Я могу потом последствия на чужой территории не вывезти.
В общем, камера, да?
Сворачиваю в сторону соседнего дома.
Давно ты Милохин по крышам да заборам к девчонкам не лазил?
Оо… так давно, что и забыл уже — было ли? В академии если только…
В доме, что прилегает к забору Муратова горит свет. Нажимаю на звонок. Выглядывает пожилая женщина.
— Здравствуйте. Майор Милохин, — открываю корочки. — У нас тут беглые рецидивисты в районе. Проверяем безопасность населения. Я вашу территорию осмотрю?
— Конечно… Заходите… — испуганно.
Замок на двери захлопывающийся.
— Вы лучше идите в дом для безопасности. Я проверю быстро и сам за собой закрою. Если вдруг появятся какие-то люди, сразу звоните в полицию. Никому не открывайте.
Провожаю хозяйку в дом. Слышу, как она замыкается. Оглядываюсь.
У забора, с нужной мне стороны, стоит бак.
Встав на железную трубу, подтягиваюсь, забираюсь наверх. Отряхиваю брюки. Заглядываю за забор. Фонарь освещает только крыльцо и гирлянды осенних цветов в вазонах.
Придерживаясь за столб, встаю на забор и спрыгиваю вниз.
Адреналин тут же подскакивает. Ну всё! Я, считай, на вражеской территории, причем стрелять имеют право без предупреждения.
Началась Троянская война!
Отдышавшись, протираю руками лицо. Оглядываю дом. Свет в открытом окне на первом этаже. Вот тебе и безопасность — хватай и выноси барышню. Но это мнимо. Попробуй вынести мимо камеры! А башку камере срубишь, тут же наряд через семь минут примчится.
Подхожу к двери. Плавно нажимаю на ручку. Открыто.
Захожу внутрь тихо прикрывая за собой дверь. В прихожей темно, из гостиной — свет… На стене висит три коллекционных сабли — одна под другой. Из любопытства машинально касаюсь одной. Она качается от касания. Легкая… Муляж. Не выношу муляжей в интерьере. Понты… Еще и дешевые.
Закрываю глаза, вдыхая воздух. Едва ощутимо в массе других запахов, я чувствую Юлин парфюм. Маленький флакончик стоит на тумбе рядом с большим мужским. Поднимаю. Вдыхаю запах. Её, да… Разглядываю резной флакончик. Сжимаю в кулаке.
— …Да нашел он уже меня, Оль… — вдруг неожиданно проходит она, говоря по телефону, мимо прихожей по гостиной, метрах в 5 от меня, — этот майор. Не переживай… Нет… Я же тебе сказала… Ничем не грозит. Ни тебе, ни мне… — вздыхает. — Пока…
Скидывая вызов падает на кресло.
— Надеюсь, не грозит… — взбивает волосы.
Откидывает в сторону телефон, дотягивается до пачки сигарет, лежащей рядом с бокалом коньяка. Прикуривает трясущимися пальцами.
Поджимает ноги, обнимая себя за колени. И… я слышу, как она тихо рыдает. Бросает сигарету в пепельницу. Закрывает лицо руками и плачет навзрыд.
У меня внутри всё обрывается от этого. Я стою столбом, не смея выйти к ней. Но и остаться в тени и просто любоваться её душевной обнажёнкой — тоже не вариант.
Сглатываю ком в горле. Делаю пару шагов в её сторону и снова застываю.
Юля…
Ну что ты так горько плачешь?..
Я, блять, поубиваю сейчас всех за это!
Делаю еще шаг по ворсистому ковру и еще один…
— Чтоб тебя… — выдыхает со всхлипами. — Майор… Пропади ты пропадом!
Из-за меня, что ли?!
«Пропади»?…
Мою грудную клетку сводит от обиды и боли сочащейся из её слов.
Я-то в чем виноват?.. Что влюбился? Ты же сама всё для этого сделала, Юля! Зацеловала, наобещала… Я уже там побывал, в нашем будущем. Чувствами своими. Я теперь без этого не могу. Там теперь нет смысла без этого!
Но прощения просить очень хочется. Просто, чтобы вот так безнадёжно не плакала.
Медленно оседаю на колени к её ногам.
— Юля…