Глава 6
В ложе четыре мягких кресла, стоящих парами.
Между ними узкий проход и, дальше, перед резными перилами, стоит столик. Шампанское, мартини, коньяк, канапе, блюдо с шоколадом…
Муратов усаживает Юлю ближе к столу. А я не такой галантный, сука. Я сам сажусь ближе. Между Юлей и мной едва ли есть полметра… Она отворачивается к нему. Волосы классически собраны наверх, и я вижу ее обнаженную красивую спину, я помню как целовал ее… вкус… нежный бархат кожи…
Плавные движения лопатками и жемчужные нити, оформляющие вырез на спине до самых ягодиц двигаются, завораживая меня.
Отворачиваюсь. Смотрю перед собой. Все мелькает в красно-белых тонах — и театр и Татьяна, но я слеп.
Перед моими глазами образ роскошной Юлии в вечернем платье. И всё…
Воздух кипит в моих лёгких. Как неожиданно больно это всё цепляет! И так же неожиданно от себя мне хочется мазохистки быть к ней ближе, раскачивая эту боль. Доводить её до апогея.
Как ты смела мне обещать, а?!..
Машинально, чтобы оправдать то, что сел не по этикету, разливаю в бокалы шампанское.
Муратов говорит по телефону. Свет гаснет.
— Шампанское,
Юлия? — протягиваю ей, глядя в глаза. — Или, может, мартини? Мы празднуем или грустим?
Молча забирает из моих рук протянутый бокал.
— Может, что-то хотите еще? Мне сказать… — добавляю тише.
— Нет. Не хочу… Предложите Татьяне.
Мда…
Разворачиваюсь.
— Мартини? Шампанское?
— Осторожнее, товарищ майор…
— Ты о чем?
Стреляет глазами на Юлю.
— Untouchable…
— Да-а-а? — перекашивает меня от яда.
Неприкосновенная, значит.
Татьяна предупреждающе качает головой, глядя на сцену.
— Шампанское, — чуть громче добавляет с натянутой улыбкой.
Звучит последний звонок, мы погружаемся в темноту.
На сцене начинается действо…
Агонизируя от близости с Юлей абсолютно не вижу спектакля. Галстук душит, ремень давит, в ложе душно… Радует только коньяк! Он, обжигая рот каждым глотком, на несколько мгновений возвращает меня в адекват.
Я горю от ревности, понимая, что их руки соприкасаются на мягком широком подлокотнике. Вспоминаю, как он наглаживал её кисть, когда она держала его под руку. Я уверен, наглаживает и сейчас! А если немного отпустить фантазию — что и как налаживает он ей наедине, то совсем можно двинуться.
Невеста, да?..
Оттягиваю душащий меня галстук и смотрю на ее кисть. На указательном мелькает кольцо с крупным камнем. Я не помню этого кольца…
Жених презентовал?
Юля медленно ставит бокал на столик. А я залпом допиваю свой. Второй. И тоже ставлю рядом.
Перехватываю её холодные пальцы, неласково их сжимая. Дергается! Но я не выпускаю. Увожу наши сомкнутые кисти в узкий проход между нами.
Юля нервно ерзает на кресле.
Неловко тебе?! А там, в поезде, ловко было мне в глаза смотреть и любимым называть, зная, что вернёшься к своему Муратову?
Вот и сейчас переживешь!
— Юля… — слышу шепот Муратова. Он что-то говорит ей, она наклоняется. Наши руки натягиваются. Сжимая ее кисть жестче, я, теряя над собой контроль, нахально оттягиваю её за руку.
Садится прямо. Телефон в руках Муратова мерцает на беззвучном режиме. Шёпотом извинившись, он шепчет ей: «я минут на двадцать» и выходит.
Юля поворачивает лицо.
— Больно, Даниил Вячеславович, — шёпотом и дергая свои пальцы.
— Согласен… больно.
Извернувшись, с силой выдергивает всё-таки пальцы.
— Татьяна, — поворачиваюсь к спутнице. — У меня просьба: прямо сейчас прогуляйся… до дамской комнаты. Мне нужен тет-а-тет…
— Вы — смертник.
— Не преувеличивай.
— Я предупредила.
Бесшумной тенью покидает ложу вслед за подполковником.
Моя тахикардия зашкаливает. Я облизываю пересохшие губы.
Словно почувствовав, что я на грани, Юля подлетает на ноги, пытаясь тоже смыться. Но я оказываюсь быстрее, преграждая ей выход из ложи. И мы сталкиваемся… В моих глазах темнеет.
— Ну, здравствуй… любимая, — хриплю я сдавленно.
Нахуй было бегать? Поговорили бы спокойно, вдвоем. Теперь вот так!
— Господи… — дрожит ее голос. — Откуда ты взялся?..
— Ты думала, я тебя не найду? — усмехаюсь я горько. — Наивно. Ты забыла, кто я?
Нет, в моей груди больше не порхает, и голова моя не кружится от её близости. Мне больно, твою мать! Больно! Душно! Изнутри меня рвётся бешеный зверь, который хочет порвать всех тут к чертям. И её тоже. Её — в первую очередь!
— Я думала… не станешь. Зачем?
— Зачем? Ах да. Случайный секс. Делов-то… Часто практикуешь?
— Перестань! — отворачивается.
За локоть рывком разворачиваю к себе.
— В глаза смотри! Замуж, короче, выходишь, да?
Поднимает на меня взгляд. Выпрямляет спину.
— Да!! — тихо и зло рявкает мне в лицо. И ее голос просаживается. Просаживается на такую отчаянную горькую ноту в конце… Задохнувшись сжимает губы.
Что меня ломает от плещущейся в груди нежности к ней густо смешанной с ненавистью. Я теряю контроль над чувствами, не понимая бить по ней или умолять её… спасать ее… что?!..
В ярости перехватываю её за шею сзади, прижимая лицом к себе.
— Юля… ты что… зачем?… — задыхаюсь я, ласкаясь своей щекой об её висок.
— Всё! Пожалуйста! Стоп!! Забудь!
Отталкивает руками в грудь.
— Я не знаю Вас, Даниил Вячеславович, — берет себя в руки. Голос — лёд!
— Мм… — отстраняюсь я.
И вот дальше всё решается очень просто. Есть эта Юля, а есть та, моя. Если я поверю этой, значит, моей больше не существует. А я не могу её похоронить… Не могу!!
И поэтому…
— Тогда у тебя проблемы, Юлия. Потому что я тебя знаю… другой. И мне зашло.
За шторкой приближается голос Муратова. Она испуганно дернувшись, сбегает в кресло. Мы сталкиваемся с Муратовым в проходе. Растерявшись, с вопросом смотрит на меня, замерев в проходе.
— Уходите, товарищ майор?
— Татьяны долго нет. Встречу…
Выхожу в фойе, оттуда на улицу. А Настя там с ним вдвоем…
Сигарету мне… срочно!..
Затягиваюсь поглубже, выпуская вверх дым.
Это будет тяжело, Милохин. Очень!..
**"
После театра мы едем в ресторан.
Коньяк льётся в бокалы чаще, разговоры из абстрактных превращаются в более личные.
Это уже далеко не третий тост. Но мне сейчас плевать.
— За любовь! — поднимаю я бокал, с холодной улыбкой глядя в глаза Юле.
Никакой реакции. Ровно до тех пор, пока я не прижимаюсь губами к пальцам Татьяны, стреляя ей в глаза многозначительным взглядом.
Пухлые чувственные губы Юли обиженно вздрагивают. Тут же поджимает, пряча эмоцию за глотком шампанского.
Она не пьет практически, только пригубляет.
Мне хочется пробить её. Прикоснуться к ней под надетой маской надменной невесты подпола ФСБ.
Звон бокалов.
— Так, когда у вас свадьба, Глеб Евгеньевич?
— В эту субботу… наконец-то! Постоянно откладывается. Знаете ли… то траур, то командировка, то защита у Юли.
— Защита?
— Юлия у меня теперь кандидат! — со спокойной, но нескрываемой гордостью. — Впереди докторская.
— Мм… — доливаю девушкам шампанского. — Здорово. А как вы познакомились с Юлией?
Юля раздражённо хмурит брови. А Муратов наглаживает её пальчики, сжимая кисть…
Внимательно смотрю на его лицо. Не трезв…
— Я увидел Юлю на нашем местном конкурсе красоты. Давно… Только майора получил. Но зачем такой красавице обычный майор… — чуть пьяная недобрая усмешка. — Когда на неё полковники заглядывались.
— Глеб… — одёргивает его едва слышно.
— Пришлось, знаете ли экстренно расти в звании, чтобы такую девушку пленить! — самодовольно.
Пленить?
— Глеб… — еще раз одергивает она, сжимая его пальцы.
— Очень интересно. Так, значит, само знакомство случилось позже?
— Да. Позже.
Делает глоток из бокала.
Мхм… значит, деталей знакомства не будет?
Играет медленная музыка. Я приглашаю Татьяну на танец.
— Что там за история у него с этой невестой?..
— Не вникала я в их историю.
— Татьяна… — раздражаюсь я.
Вздыхает.
— Госпожа Гаврилина числится у нас чёрной вдовой, Даниил Вячеславович.
— Не понял. Как так?
— Началось все с полковника Шахрина. Вот оговорка про полковников — это было про него. Сейчас Муратов в его кресле сидит.
— Помню я Шахрина… Он же погиб. При исполнении. При чем тут Юля
?
— Не знаю… Только перед этим жениха Гаврилиной посадили, мент был простой. И на зоне его убили, сразу.
— Хм… а детали?
— Не интересовалась. Но могу узнать.
— Узнай.
— Шахрин… ммм… говорят, была она его любовницей. Недолго. Почти сразу погиб. И теперь вот… Муратов. Любит дама красивые погоны…
А мне показалось — не любит. Поэтому не готов я в сплетни верить.
— Почему ты сказала — «неприкасаемая».
— Потому что был и еще один, кто попытался протянуть руки к этой «прелести», Муратов его посадил.
— Ага…
— Ага.
— Обижал её?
— Не думаю. В общем, «чёрная вдова»!
Разглядываю грустную хмурую Юлю…
— Хм… рьяный какой подполковник!
— Такая вот любовь! Смогли бы Вы ради любви, Даниил Вячеславович, человека невиновного посадить?
— Устранить соперника? Боюсь, что самолюбие бы не позволило идти таким путём. Но, вот если бы женщину мою обидели, там бы рука вряд ли дрогнула. Дело мне это завтра достань. Может, ни за что мужик-то сидит.
— Может?… — цинично смеётся Татьяна.
— Не уважаешь свое начальство?
— А за что его уважать? Здесь, Даниил Вячеславович, у нас не Москва. Концов и правды не найти. Но лучше быть внутри системы, чем под ней.
— Это правильно… Но и у нас, в Москве, непросто. Власть — она такая. Сложно не опаскудиться.
— Но Вы же смогли.
— Функцию лести выключи, капитан. Не выношу.
— Есть, — опускает взгляд с ухмылкой.
Музыка сменяется на другую, мы садимся за стол.
О вине, о коньяках, о машинах…
Дамы скучают. Юля незаметно перелистывает пальчиком по экрану телефона, стараясь не участвовать в разговоре.
Допиваю очередной бокал. Огни становятся ярче, голоса неразборчивее… Надо тормозить.
— Могу я Вашу невесту пригласить на танец, Глеб Евгеньевич.
Вздрогнув, Юля выпрямляется, со едва скрываемым ужасом глядя на меня.
— Извините, Даниил Вячеславович, — желваки на его лице напрягаются. — Юля не танцует.
— В самом деле? Никогда бы не подумал, что такая девушка и не танцует.
— Дело в том, что не танцую я. А значит, и моя будущая жена тоже.
Ммм… Демонстрация чувства собственности и власти над женщиной. Хм… да ты тоже в дрова, подполковник.
— Понял.
— Не обижайтесь… Это Кавказ. У нас такие правила. Светские нормы — это не про нас!
— Какие могут быть обиды?
— Глеб… — сжимает его пальцы Юля.
Он разворачивается к ней. Поправляет на плече жемчужную нить, касаясь её кожи. Его кисть с сухощавыми длинными пальцами напоминает мне большого мерзкого паука. И Юля чуть заметно пытается отвести плечо!
Я едва сдерживаю оскал. Губы дергаются.
— … У меня смена, Глеб. Надо ехать.
— Конечно, дорогая. Мы с Даниилом Вячеславовичем покурим, и сразу после — поедем.
Выходим с ним на крыльцо.
— Даниил Вячеславович, а что у нас там за проблема с Гузовым?
— Есть проблема…
— Он хороший опер. Мой человек. Не топи…
— Служба, Глеб Евгеньевич. Я себе не хозяин.
— Расстройство одно… — улыбается он сдержанно. — Я же работу, не меньше, чем невесту люблю. Готов многое сделать… для её благополучия. Вот ты мне опера дрочишь, а у него дела стоят. Ты скажи, майор, что нужно, чтобы это дело замять.
— Так… передайте его дело другим операм, товарищ подполковник. Я ж только начал… У меня еще по шестнадцати эпизодам вопросы.
— Давай, на кого-нибудь помладше перекинем? — по-свойски. — Ни вашим, ни нашим… Кого отдадим, того и распнёшь. А Гузова мне оставь. Я его сам накажу. Ты же понимаешь, что если его посадят, то с меня звезду снимут.
— Уверен, Ваша невеста, майоров любит не меньше, чем подполковников, — прорывает меня на эмоции, — а может и больше.
— Ясно… — задумчиво выпускает дым вверх. — Ну что ж… Работайте, служите отечеству. А мы будем помогать.