Неприятный вечер
Привычка - странная штука. Даже объявив себе выходной и мысленно поставив на сегодняшний день жирный крест, я не смогла отказаться от старого ритуала. Перед любой, даже самой призрачно бурей, нудно знать каждый изгиб берега. Я плохо знала этот спальный район, а на «территорию Чайников», как я мысленно окрестила этот квартал, и вовсе заезжала впервые. Поэтому, закурив очередную сигарету, я принялась несмешно бродить на машине по безликим улицам, вглядываясь в подъезды, отмечая глухие дворы-колодцы и тихие парковки - те самые укромные места, что могут стать как ловушкой, так и спасением. Это была моя личная картография, выработанная годами.
Тихий вечерний шум города внезапно разорвал отчаянный, истошный крик.
- Отпустите! Помогите! Пожалуйста, хватит!
Я резко притормозила, затаив дыхание. Слух обострился до предела, выхватывая из густеющих сумерек направление звука. Инстинкт кричал, что лезть не стоит, но внутри все сжалось в холодный, твердый комок. Оставить все как есть было выше моих сил.
-Ебаный в рот, - с тихим шипением вырвалось у меня, выражая все гамму нарастающей безысходности. Оглядевшись по сторонам и не заметив ни души, я выскользнула из машины, на автомате прихватив с пассажирского сиденья пистолет. Благо, осенние сумерки сгустились до состояние почти ночной темноты, поглощая контуры и цвета. Мне нужно было стать тенью.
Ориентируясь на приглушенные всхлипы и звуки ударов, я бесшумно заскользила между серыми бетонными коробками домов и, наконец, замерла в арочном проеме, ведущем в глухой двор. Картина, открывшаяся мне, заставила кровь похолодеть в жилах. На промозглом асфальте, усыпанном опавшей листвой, корчилась худенькая девочка, лет четырнадцати. Над ней, сгрудившись, стояли трое пацанов, лет на пять-шесть её старше. Из наглые, перекошенные от возбуждения лица и то, как один из них держал её за руку, а другой уже успел расстегнуть куртку, не оставляло пространства для догадок. Что они требовали - было понятно без слов.
Решение пришло мгновенно, отточенное и безжалостное. Подняв пистолет в сырое, тяжелое небо, я спустила курок. Оглушительный хлопок выстрела разорвал вечернюю дремоту, заставив вздрогнуть даже стены домов. Троица, как по команде, дружно пригнулась, а девочка на асфальте съежилась в комок, затрясшись с новой силой - жалкий, перепуганный щенок. Секунда неловкой тишины, и насильники, не разбирая дороги, пустились наутек, из испуганные спины быстро растворились в темноте. «Ну конечно, герои. Что же вы ещё можете, кроме как убежать», - с горькой усмешкой пронеслось у меня в голове.
Подойдя ближе, я смогла разглядеть весь ужас ситуации. Девочка была вся в садинах и свежих синяках, приступающих багровыми пятнами на бледной коже. Колготки порваны, школьная юбка испачкана в грязи. Куртка была расстегнута, из под неё виднелась порванная блузка. Разбитая губа распухла, а щеки пылали лихорадочным румянцем - то ли от холода, то ли от унизительных пощечин, то ли от бессильных слез.
- Ты в порядке? Они не успели? - голос мой сорвался на хрипоту он нахлынувших эмоций. Я опустилась перед ней на колени, осторожно взяв её ледяные, исцарапанные руки в свои.
-Д-да, в порядке. Они не успели, - всхлипнула она, пытаясь взять себя в руки. Крупные слёзы катились по лицу, оставляя чистые дорожки на грязной коже. - Спасибо вам большое, - пошептала она, дрожащей рукой пытаясь заправить выбившиеся из косы пряди волос за ухо.
Молча, с какой-то почти материнской бережностью, я начала стряхивать с её одежды прилипшие тронутые гнилью листья и комья земли, пока она бессильно вытирала лицо рукавом. Её плечо все ещё предательски вздрагивали.
-Пошли, - сказала я твердо, поднимаясь и слегка подтягивая её за собой. Она послушно, почти на автомате, пошла рядом, не задавая ни единого вопроса. Ее покорность была пугающей - словно весь мир для неё в эту минуту сузился до точки прямо перед носом. Весь путь к машине я украдкой поглядывала на неё, и сердце сжималось от щемящей жалости. Этот испуганный взгляд, в котором читался животный ужас, это тщедушное тельце, все еще содрогающееся от внутренней бури... Я не понимала. Не понимала, какая же гниль должна быть внутри, чтобы вот так, скопом, наброситься на ребенка.
Подойдя к машине, я открыла переднюю пассажирскую дверь и усадила девочку на сиденье, словно маленького ребенка. Сама обошла вокруг капота и опустилась в кресло водителя. Настроение окончательно и бесповоротно испортилось, на душе скребли кошки. За окном окончательно стемнело, и хмурый осенний вечер превратился в промозглую, влажную ночь. Первые тяжелый капли дождя забарабанили по лобовому стеклу, растекаясь грязными слезами.
- Тебя как зовут? - поинтересовалась я, чтобы разрядить гнетущую тишину, и с привычным движением закурила. Горький дым сигареты хоть немного, но вернул ощущение контроля, небольшую долю спасительного спокойствия.
-Маша, - робко, почти неслышно, ответила она. И тут же голос её снова дрогнул, прорвав плотину сдерживаемых эмоций. - Правда, спасибо вам огромное... Я... я боюсь даже думать, что бы они со мной сделали, если бы не вы. - Рыдания снова я затрясли её, беззвучные, горькие, выворачивающие душу наизнанку.
Я не перебивала, не утешала пустыми словами. Просто положила руку ей на спину и стала медленно, ритмично гладить, пытаясь этим простым жестом передать то, что было сложно выразить словами : «Я здесь, ты не одна, ты в безопасности».
- Успокойся, дыши глубже, - тихо сказала я, поймав ее заплаканный взгляд. - Все кончилось. С тобой больше ничего плохо не случится. Обещаю. Скажи, знаешь, где тут ближайшая аптека?
Она кивнула, с трудом сглатывая ком в горле.
- Веди, - коротко бросила я, включая передачу, и машина плавно тронулась с места, разрезая фарами мокрую, непроглядную темень ночи.
Припарковавшись у тротуара рядом с ярко освещенной витриной аптеки, я вышла из машины, оставив Машу в машине. Дверь закрылась с глухим щелчком, отсекая тихие всхлипывания и погружая меня в стерильный, пахнущий лекарствами и тоской мир. За стойкой с кассой сидела девушка в белом халате, с безразличным лицом, уткнувшись в телефон.
-Бинты, пластырь, перекись и зеленка, - чётко произнесла я, подходя к кассе.
Фармацевт медленно подняла на меня глаза, оценивающе скользнув взглядом по моему пальто. Ее губы сжались в едва заметную гримасу брезгливости, она театрально закатила глаза и, не говоря ни слова, направилась собирать заказ. «Мда», - мысленно вздохнула я.- «Героиня дня».
- Держите, - она швырнула на прилавок небольшой пакет с моими покупками, явно демонстрируя, что я отрываю от нее что-то важное.
Я молча выложила на кассу купюры, дождалась сдачи, а затем, уже повернувшись к выходу, на мгновение задержалась. Обернувшись, я встретила её раздраженный взгляд.
-Это ваш работа, - сказала я спокойно, но так, чтобы каждое слово прозвучало отчетливо. - Поэтому будьте добры выполнять её без этих закатных глаз. Доброй ночи.
Легко улыбнувшись её ошеломленному и мгновенно покрасневшему лицу, я развернулась и вышла на улицу, оставив её разбираться с внезапно нахлынувшим чувством приниженности. Справедливость, даже в таких мелочах, иногда бывает очень сладкой.
В салоне машины пахло дождем, влажной одеждой и слезами. Маша сидела, подобравшись, и смотрела в окно. Увидев меня, она пыталась улыбнуться ю, но получилось неуверенно.
- Ну что, приступим, - мягко сказал я, садясь на свое место и доставая покупки из пакета.
Аккуратно я перекинула её испачканную ногу к себе на колени. Не скажу, что я профессионал в медицине, но за годы работы в нашей «конторе» наши парни возвращались и не в таком виде. Приходилось быть и медсестрой, и психологи, и хирургом-самоучкой. Обильно смочив ватный диск перекисью, я принялась обрабатывать ссадины на коленках. Маша чуть поморщилась и тихо зашипела.
- Что? Щиплет? - я улыбнулась ей, и в ответ увидела, как на её лице, сквозь пелену пережитого ужаса, пробилась робкая, но настоящая улыбка. Это было , как луч света в грязной луже. От этого зрелища на душе стало светло и тепло. Было до боли приятно осознавать, что ты успел, что эта девочка сейчас сидит здесь, а не переживает кошмар, который мог бы сломать ей всю жизнь. - Как это произошло? Расскажешь?
Маша кивнула, чуть приподнялась на руках, чтобы удобнее устроиться, и, глубоко вздохнув, начала свой рассказ. Я в это время уже заканчивала с первой ногой и принималась за вторую.
- Я возвращалась с музыкалки. Мне дойти было буквально пять минут до дома. И тут они навстречу идут, - я заметила, как её пальцы бессильно сжали подол платья, а руки слегка задрожали. Я не стала акцентировать на этом внимание, просто продолжала свою работу. Ей нужно было проговорит, прожить этот момент снова, но уже в безопасности, чтобы страх не остался гнить внутри. - Они начали кричать что-то вроде : «Эй, девочка, иди сюда, куда это ты собралась?»
Пока она говорила, в памяти с четкостью всплыли лица тех двоих из вчерашнего двора. Подонки, которые сильны только против тех, кто слабее.
«Придурки», - тихо, но внятно вырвалось у меня, пока я аккуратно наносила Зеленец на её разбитые колени.
- А потом... потом я уже не поняла, как оказалась на земле. Перед этим они пытались меня куда-то утащить за дома, но я одному ударила по яйцам... Ну , ты поняла... И за это мне уже по-настоящему влетело.
- Ты молодец, - отрезала я, заклеивая последнюю царапину пластырем и аккуратно убирая ее ногу с моих коленей. - Надо уметь за себя постоять. Ты отлично справилась, - поддержала я её, крепче сжимая руль и заводя двигатель. - Говори адрес, довезу до самого подъезда. Мало ли что.
Я довезла Машу до её квартиры, поднялась вместе с ней на лифте и дождалась, пока она скроется за металлической дверью, повернув ключ в замке. Нельзя было оставлять ни единого шанса неудаче, которая, казалось, преследовала её сегодня.
Выйдя из подъезда, я не сразу села в машину. Потребовалась пауза, чтобы перевести дух. Присела на холодную влажную лавочку у детской площадки и закурила. Дождь уже закончился, и ночь была удивительно тихой и ясной. Фонари отбрасывали на асфальт длинные желтые блики, которые дрожали и искрились в темных лужах, словно жидкое золото. Я бесцельно водила носком ботинка по мокрым осенним листьям, разглядывая причудливые разводы грязи на асфальте - абстрактные картины, нарисованные стихией.
Поняв, что задержалась в этом районе дольше, чем планировала, я резко встала, до конца докурила сигарету и, раздавив окурок о подошву, отправилась к машине. Пора было возвращаться домой.
Подъехав к своему дому, я снова увидела их - двух охранников в их безупречно отутюженных костюмах, застывших по стойке «смирно» у подъезда. Их лица были непроницаемы, позы - выверены до миллиметра. Под резким, почти театральным светом уличного фонаря они казались не живыми людьми, а манекенами или огромными заводными куклами, чья единственная функция - бессмысленно и верно охранять тишину. От этой нелепой мысли мне стало забавно, и уголки губ дрогнули в слабой улыбке. Эта искорка абсурдного юмора стала крошечным противовесом той тяжелый, липкой усталости, что навалилась на плечи после происшествий с Машей.
Зайдя в прихожую, я, не раздеваясь, сразу направилась на кухню. Жажда душила меня, горло пересохло от нервного напряжения и сигаретного дыма. Наполнив высокий стакан холодной водой, я бросила в него кружок лимона и опустилась на стул за кухонным столом. Лимонная долька, словно маленькая подводная лодка, медленно и величаво всплыла на поверхность, пуская в хрустальную толщу воды тонкие, почти невидимые пузырьки воздуха.
Уставившись на этот простой спектакль, я стала обдумывать завтрашний день. Мне нужно было плохое настроение. Как бы парадоксально это ни звучало, это был рабочий инструмент. Злость, собранная в тугой, холодный комок где-то в районе солнечного сплетения, лишала меня всякого легкомыслия. Она делала голос твердым, взгляд - проживающим, а слова - обрубленным и лишенным двусмысленностей. С «Чайниками» другой язык не работал. Я мысленно репетировала предстоящий диалог, представляя их лица, и в голове сама собой рождалась нужная, отстранения и раздраженная интонация.
Допив воду до дна и почувствовав , как прохлада разливается по всему телу, я наконец поднялась в свою комнату. Она встретила меня освежающей прохладой от распахнутого настежь окна и мягким, бархатистым светом настольной лампы, которая заливала все вокруг теплым желтым сиянием, ложившимся на мебель уютными, густыми тенями.
Приняв долгий, почти смывающий усталость дня душ, я наконец погрузилась в объятия большой кровати. Моё тело, зажатое в тисках стресса, моментально ответило на прикосновение свежего белья и мягкость матраса - мускулы расслабились, спина приятно распрямилась. Я и хотела улыбнулась в полумраке, ощущая, как этот долгий, изматывающий день наконец-то отпускает свои щупальца. Пережитые эмоции - адреналин, ярость, жалость, горькая нежность - смешались в одно целое, создав мощный коктейль, мотив которого у организма был только один рецепт. Веки налились свинцом, и, не успев как следует потянуться, я провалилась в глубокие, бездонные воды царства Морфея.