18. пятеро
Школьный воздух с наступлением конца ноября будто бы сгустился — и не от холодов, проникавших в коридоры сквозь старые щели окон, а от напряжения, наполнившего каждый этаж.
Контрольные уже маячили на горизонте, как неминуемый прилив, способный или утопить, или вынести на берег победителей. Школа Юсон, известная своим хаосом, будто впервые за долгое время обрела некое подобие дисциплины. Вместо грохота кулаков и криков теперь всё чаще доносилось шелестение страниц, щелчки ручек и приглушённый голос учителей, пытавшихся, казалось, в последний момент вложить в головы учеников хоть что-то полезное.
В классе, где учился Га Мин, стояла гробовая тишина. На первый взгляд — мир и сосредоточенность, но на деле всё объяснялось просто: большинство парней или спали, уткнувшись лбом в согнутые руки, или лениво рисовали на полях бессмысленные узоры. Лишь один человек выделялся — Юн Га Мин.
Он сидел напротив доски, аккуратно выводя формулы в тетради, с поразительной сосредоточенностью прослеживая каждую цифру, словно от её точности зависело его будущее. Чёлка слегка спадала на лоб, а губы беззвучно повторяли текст задачи, которую он мысленно решал уже в третий раз. Он знал, что для него эти экзамены — не просто бумажка с вопросами, а очередной шаг к мечте. И ещё — обещание, данное самому себе, когда он понял, ради кого теперь живёт.
Учитель, едва замечая его старания, что-то бубнил у доски, чертя мелом очередное уравнение. Класс словно застыл в ожидании звонка. И когда, наконец, раздался резкий, звенящий сигнал, всё вернулось на круги своя. Кто-то вскочил, другие начали громко переговариваться, стулья заскрипели, а в воздухе снова повис шум. Га Мин молча закрыл тетрадь, быстро проверил, не забыл ли что-то, и, не спеша, встал.
Его движения были чёткими, почти отточенными — в них не было суеты. Он вышел из класса, не оборачиваясь, оставив за собой шум, гам и запах мела.
В коридоре пахло пыльной зимой и старым линолеумом. Свет из окон ложился холодными полосами на стены, и всё вокруг казалось каким-то странно чужим. Га Мин шёл по школьному коридору с тем особым видом, с которым идут только те, кто чувствует, что весь мир против них — но внутри горит тихое, упорное пламя.
Чем ближе Га Мин подходил к кабинету девичьего класса, тем сильнее ощущал, как сердце начинает стучать громче, перебивая даже гулкие шаги по коридору. Он чувствовал это особое, едва уловимое волнение — не то тревогу, не то предвкушение, как перед важной встречей, хотя по сути, встреча с Ха Рин уже стала чем-то привычным. Но каждый раз, когда она смотрела на него с той своей мягкой, тёплой улыбкой, каждый раз, когда её голос произносил его имя, внутри у него что-то сжималось, а затем плавно растворялось в тепле. Это была не просто симпатия. Это было то, ради чего он приходил в школу даже в самые серые и трудные дни.
Он встал прямо перед дверью, собираясь было постучать или хотя бы заглянуть внутрь, как вдруг дверь распахнулась неожиданно резко, со скрипом. На пороге возникла Ми Хи, сопровождаемая своей привычной свитой. Её лицо пылало раздражением, губы были сжаты в тонкую линию, а глаза метали недобрые искры. Когда её взгляд упал на Га Мина, он ощутил, как эта волна злости на секунду задела и его — не словами, а напряжённой тенью эмоции. Девушка прошла мимо, фыркнув так, будто он был причиной всех её бед, а сзади послышался сплетнический шёпот её подруг — сдавленный, но отчётливо ядовитый.
И прежде чем он успел осмыслить, что это вообще было, в дверном проёме появилась она. Ха Рин. Руки всё ещё были заняты книгами, волосы чуть растрепались, щёки розовели после урока. Не сказав ни слова, она быстро подошла к нему, подхватила под руку и уверенно повела прочь от класса.
— Сейчас такое было! — возбуждённо выдохнула она, торопясь, словно боялась, что кто-то их подслушает. — В библиотеку, пойдём быстрее.
Га Мин только и успел бросить:
— Что случилось?
Он знал: библиотека — их маленькое убежище. Старые полки, запах бумаги и тишина — всё там дышало уединением. Никто из учеников не заходил туда без нужды, и именно поэтому именно там рождались их самые честные разговоры.
Когда они вошли, Ха Рин молча указала на стол, и Га Мин послушно сел, откидываясь на спинку стула. Она прошлась вдоль книжной полки, будто бы собиралась успокоиться, но взгляд её был напряжён. Через секунду она заговорила, чуть сбивчиво, но с неподдельной живостью в голосе:
— Джи У и Ми Хи что-то не поделили ещё на уроке... И как только прозвенел звонок — всё взорвалось! Они чуть ли не сцепились прямо на глазах у всех. Ми Хи замахнулась на Джи У — представляешь?! — но Джи У, не моргнув, схватила её за руку и оттолкнула. Всё произошло так быстро, но ты бы видел лицо Ми Хи! Она покраснела так, что, казалось, сейчас взорвётся от злости. Просто кипела.
Ха Рин всплеснула руками, опускаясь рядом с ним, а её голос всё ещё вибрировал от пережитого волнения. Га Мин смотрел на неё с лёгкой улыбкой, даже не столько слушая, сколько впитывая каждый миг её возбуждённого рассказа.
— Главное, что Джи У смогла ответить ей и постоять за себя, ведь так? — мягко улыбнулся Га Мин, немного склонив голову вбок. В его голосе звучала тихая гордость за подругу Ха Рин, а глаза, полные тёплого света, смотрели на неё с нежным участием.
Ха Рин вздохнула, опустив взгляд на стол, и села, слегка поджав ноги под себя. Она провела пальцем по ребристому корешку старой книги, будто обдумывая, как правильно выразить то, что щемило внутри.
— Вот бы и мне так... — проговорила она чуть тише, чем обычно, и её голос стал почти детским, задумчивым. — Я вообще не умею драться и защищаться. А в этой школе по-другому никак... Словами тут ничего не добьёшься.
На этих словах лицо Га Мина заметно оживилось. Он расправил плечи, глаза заискрились какой-то почти мальчишеской решимостью. Взгляд его стал сосредоточенным, будто в голове уже выстраивался план — чёткий и ясный.
— Хочешь научиться постоять за себя? — спросил он, с каким-то особым азартом в голосе, словно делился своим сокровенным секретом.
— Конечно, — с лёгкой улыбкой кивнула Ха Рин. — Пару приёмов самообороны точно не помешали бы.
— Тогда ни слова больше! — резко воскликнул Га Мин, тут же вскочив со стула и подбоченившись с видом человека, принявшего судьбоносное решение. — На зимних каникулах я научу тебя драться!
Ха Рин на секунду застыла, глаза расширились от удивления, а затем вспыхнули радостью. Она резко подскочила со стула, как будто даже не почувствовала, как он задел её колени.
— Правда?! — воскликнула она, широко улыбаясь. — Это было бы так здорово! Спасибо тебе!
Га Мин протянул руку и с лёгким движением потрепал её по голове. Её рыжие волосы мягко разметались под его ладонью, и она рассмеялась — искренне, звонко, так, как смеётся только тот, кто рядом с кем-то по-настоящему близким. Он тоже невольно улыбнулся, ощущая, как между ними разливается лёгкое тепло — не от прикосновения, а от того, что они стали ещё ближе.
Он тут же начал рассказывать о тренировках — как правильно держать стойку, какие движения можно освоить в первую очередь, как важно сохранять спокойствие в любой ситуации. Его голос звучал уверенно, с лёгким огоньком, и Ха Рин слушала его, ловя каждое слово, как будто это был самый ценный урок в её жизни. Её глаза светились интересом, а сердце билось чаще от предвкушения чего-то нового и важного.
Но внезапно их оживлённый разговор был прерван. Скрип двери резко прорезал воздух, и оба одновременно обернулись. Ха Рин, настороженно нахмурившись, сделала шаг к двери. Она обернулась через плечо, словно ища у Га Мина разрешения или поддержки, а потом прижалась ухом к тёплому дереву.
За дверью — тишина. Но... нет, это был не покой. Где-то в глубине коридора послышались быстрые, торопливые шаги — будто кто-то убегал, стараясь не привлекать внимания, но в спешке терял осторожность.
Ха Рин нахмурилась. Она не знала, кто это мог быть. Но что-то в этом шуме, в том, как внезапно дверь распахнулась и тут же осталась пустой, заставило её сердце замереть и тут же вновь забиться в тревожном ритме.
***
Прохладный вечер медленно окутывал улицы города мягким сумраком. За окнами дома Кан Ха Рин уже сгущались синие тени, в которых тускло отражались редкие фонари и покачивающиеся от ветра голые ветви деревьев. В доме было тепло и по-домашнему уютно, в гостиной свет мягко разливался от лампы на шкафу, а воздух был наполнен лёгким ароматом цитрусового чая и шелестом бумаги. Родителей Ха Рин не было дома — работа снова затянулась допоздна, а младшая сестра, как обычно, была в гостях у подружек.
Но тишина не царила — сегодня в доме было особенно живо. За большим низким столом сидели трое её близких друзей: Хи Вон, Джи У и Га Мин. Все они склонились над учебниками, конспектами, кто-то выводил сложные формулы, кто-то ломал голову над очередным абзацем сочинения.
— Я вот не понимаю, зачем нам вообще знать, что чувствовал герой, если он сам об этом не говорил? — бурчала Джи У, разглядывая задание по литературе, будто в надежде, что ответ сам выскочит из страницы.
— Потому что ты — читатель. А читатель — это ещё и сыщик. — усмехнулась Хи Вон, не отрываясь от своего тетрадного листа. — Придумай, почувствуй, вообрази. Это ж не формула.
— Да в формуле хоть знаешь, где искать. А тут... — протянула Джи У и шумно отпила чаю, закатив глаза.
Га Мин тихо хмыкнул, а Ха Рин, чуть улыбнувшись, продолжала писать, изредка поднимая глаза на друзей. Ей нравились такие моменты — когда в доме было весело, когда не нужно было никому ничего доказывать, когда рядом — те, кто по-настоящему рядом.
Но вдруг раздался звонок в дверь. Резкий, внезапный — он прозвучал слишком громко на фоне размеренного вечера.
— Странно... Сон И у подруги, а у мамы с папой ещё не закончилась смена. Сейчас, я схожу. — сказала Ха Рин, откладывая тетрадь и вставая.
Она прошла по коридору, мягко ступая по полу, и, приоткрыв дверь, увидела на пороге высокого парня. Он был знаком ей по фотографиям и мельком — брат Джи У, Хён У. Он стоял, засунув руки в карманы куртки, лицо его было немного раздражённым, но в глазах — усталость и, возможно, лёгкое волнение.
— Привет, Хён У, что случилось?
— Ты же Ха Рин, да? Джи У у тебя?
— Да, она здесь. Заходи. — Ха Рин отступила назад, пропуская его в дом.
Парень прошёл вглубь дома, сбрасывая с плеча рюкзак. И только он вошёл в гостиную, как его голос тут же разрезал атмосферу:
— Ну и чего ты трубку не берёшь? Даже не предупредила, что будешь у Ха Рин...
Его глаза быстро пробежались по комнате, но внезапно остановились. Взгляд резко сузился, и он пристально уставился на сидящего за столом Га Мина.
— А ты что тут делаешь?
Га Мин чуть вскинул брови. В его взгляде скользнула тень недоумения.
— Занимаюсь. Мы готовимся к экзаменам, — спокойно ответил он, но в голосе была напряжённость.
— Вы знакомы? — с интересом спросила Хи Вон, оглядывая их обоих.
— Мы в одном классе, — бросил Хён У, чуть склонив голову. — Га Мин, я надеюсь, ты... не с моей сестрой?
На долю секунды в комнате повисла звенящая тишина. Время будто застыло. И вдруг — всё взорвалось.
— ТЫ ЧЕ, ДУРАК, О ТАКОМ СПРАШИВАТЬ?! — взорвалась Джи У, моментально вскакивая на ноги.
— Нет! Ты что, Хён У! — резко отрезал Га Мин, лицо его побледнело, но голос был чётким.
— Простите за такой вопрос... — замялся Хён У, оглядывая всех, будто только сейчас понял, что ляпнул.
— ГА МИН НЕ С НЕЙ, А С ХА РИН! — неожиданно выкрикнула Хи Вон и, осознав, что сказала, медленно перевела взгляд с Джи У на Ха Рин и обратно.
Наступила долгая секунда тишины. Щёки Га Мина вспыхнули ярким румянцем. Он прикрыл лицо руками, будто хотел провалиться сквозь землю, пряча и смущение, и смех, который всё-таки начал пробиваться сквозь пальцы. А Ха Рин, широко раскрыв глаза, заикнулась и начала прядь за прядью заправлять волосы за ухо.
— Мы не вместе, вообще-то... — пробормотала она, будто оправдываясь перед всем миром.
Прошло несколько минут. Компания вновь расселась за столом, но атмосфера теперь была... иной. Словно воздух стал плотнее, каждый взгляд казался лишним, каждое движение — неловким.
Ха Рин, с пылающими щёками, машинально крутила в пальцах карандаш, избегая смотреть в чью-либо сторону.
Га Мин, поникнув, уткнулся взглядом в свою тетрадь, но уже давно ничего не читал — просто старался прийти в себя.
Хи Вон, чтобы хоть как-то отвлечься, начала изучать стены и потолок, будто искала вдохновение в трещинках на штукатурке.
Джи У сидела с надутыми щеками и бешено сверлила брата взглядом. А тот, словно провинившийся ученик, уставился в разбросанные по столу учебники и не смел поднимать голову.
И только через минуту тишину нарушил чёткий звук хлопка. Джи У без предупреждения влепила Хён У подзатыльник и процедила сквозь зубы:
— Вот надо же было умудриться такое ляпнуть...
Хи Вон пустила лёгкий смешок и все вдруг почувствовали, как ледяной комок смущения внутри понемногу начал таять.
***
В другом конце города, вдали от теплого, уютного света, заполнявшего гостиную дома Ха Рин, скрывался совсем иной мир. Он не знал уюта. Не знал дружбы. Там пахло сыростью, металлом и опасностью. Это место было наполнено тенью и страхом — комната, словно вырезанная из самой тьмы, скрывалась за закрытыми дверями старого здания, забытого временем. Единственным источником света в этом мраке была настольная лампа, упрямо боровшаяся с тьмой, рассекая её тусклым, желтоватым светом. Её лучи скользили по грубой деревянной поверхности стола, выхватывали острые линии подбородков, искры в глазах и холодный блеск металла в чужих пальцах.
Во главе этого странного, мрачного собрания сидел Пхи Хан Уль — неподвижный, как статуя, с лицом, на котором давно не задерживалась улыбка. Его глаза, тёмные, глубокие, наполненные льдом и напряжённым безразличием, были прикованы к пустому листу бумаги на столе. Он не писал, не рисовал, не читал — просто смотрел. Будто ждал, пока в голове прорастёт последняя, необходимая мысль.
Его фигура отбрасывала тень, тень, в которой уютно устроился Мин Хван — его верный союзник, его иногда болтливая угроза. Он сидел в полоборота, лениво крутя в пальцах пистолет, будто это была просто игрушка. Его лицо было спокойным, почти равнодушным, но пальцы на оружии двигались с какой-то жуткой механической точностью.
Чуть поодаль, на старом кожаном диванчике, который, казалось, пропитался злобой этой комнаты, сидели три Чхоля. Все трое — как разные оттенки одной угрозы. Ким Сун Чхоль — с выкрашенными в желтый цвет волосы, короткими и идеально уложеными, излучал вялую агрессию: его челюсть подрагивала, будто он не мог дождаться момента, чтобы разжать кулаки.
Пак Мин Чхоль, с рыжими, огненными прядями и налитыми кровью глазами, облизнул губы, когда разговор коснулся имени Ха Рин.
А Ли Дэ Чхоль — самый молчаливый из них, с черными, как ночь, волосами, стриженными под машинку — только качал ногой, его взгляд был прикован к полу, но это было не безразличие — это была концентрация. Он слушал. Он запоминал.
Комната была наполнена тяжёлым, плотным воздухом, словно каждый вздох приносил с собой что-то недоброе. И вот, наконец, Хан Уль заговорил. Его голос был хрипловатым, но ровным, спокойным, и от этого — особенно тревожным:
— Она не должна чувствовать себя в безопасности. — Он не смотрел на собеседников, только продолжал разглядывать пустую страницу. — Кан Ха Рин... Слишком долго мы оставляли её без внимания. И она подумала, что может жить, как все. Думать, что её защищают. Учиться. Смеяться.
Мин Хван усмехнулся. Его пальцы замерли на пистолете. Остальные переглянулись.
— Ты серьёзно хочешь что-то сделать с ней? — спросил Ким Сун Чхоль, уже предвкушая возможную заварушку.
— Не что-то, — медленно произнёс Пхи Хан Уль. — А всё. Я хочу, чтобы она поняла: здесь не место для таких, как она. Здесь нет света. И если ты зажёг его — будь готов, что его потушат.
— Ну а если Юн Га Мин полезет? Когда мы следили за Ха Рин, то он почти всегда был с ней. Я так понял он частенько крутится вокруг девчонки — голос Пак Мин Чхоля звучал слегка насмешливо, но в нём читалось ожидание. — Он же скорее всего встанет у нас на пути.
Хан Уль впервые за всё это время поднял взгляд. В его глазах не было злобы. Не было страха. Там была пустота, обрамлённая отчётливым пониманием: Юн Га Мин — это препятствие. И он будет устранён, как и всё остальное.
— Пусть полезет. Он ведь сам выбирает, на чьей он стороне.
Мин Хван провёл тонкими, изящными пальцами по гладкому, холодному металлу пистолета, будто лаская любимую игрушку, изредка ударяя ногой в такт странной, ни на что не похожей мелодии, которую он едва слышно напевал себе под нос. Его губы изогнулись в неуловимой полуулыбке, напоминающей больше гримасу, чем добродушие, а в уголках глаз засверкало что-то искривлённое, опасное. Он словно смаковал собственные мысли, как гурман — последний глоток вина. Повисла пауза. Комната затаила дыхание.
— У меня есть идея, как избавиться от девчушки, — наконец, произнёс он с ленивым удовлетворением, будто рассказывал о том, как починить часы или испортить чью-то игру. — Жаль её, конечно... личико у неё красивое.
В тишине его слова прозвучали, как плеть. Взгляд Пхи Хан Уля слегка дрогнул — едва уловимое движение ресниц, но те, кто знал его, заметили это. Внутри него словно что-то сдвинулось, но уже через секунду лицо снова застыло в своей безупречной холодности. "Маска" — вот как это можно было назвать. Это была не просто выражение лица, а привычный, вбитый до автоматизма образ: жестокий, бескомпромиссный, выше сочувствия и чувства вины. Он медленно повернул голову к другу.
— Ну и что же ты придумал? — голос его был низким и сухим, будто острый нож, который не режет сразу, а лишь касается кожи, давая почувствовать холод стали.
Ли Дэ Чхоль, сидящий с прямой спиной, будто выточенный из камня, резко поднял глаза и заговорил раньше других:
— Да, Мин Хван. — Его голос был низкий, спокойный, но в нём чувствовалась сталь. — Если уж ты что-то придумал — поделись. Хочется услышать, что тебя так развеселило.
Всё внимание вдруг сосредоточилось на Мин Хване. Трое Чхолей синхронно повернули головы, их взгляды потемнели от ожидания. Даже Ким Сун Чхоль, обычно спокойный и терпеливый, насторожился, сжав кулаки. Пак Мин Чхоль, жуя жвачку, замедлил движение челюсти. Все они словно почувствовали: сейчас будет произнесено нечто важное. Опасное. Вдохновляющее.
Мин Хван облокотился на спинку кресла, будто собирался прочитать длинную, сладкую сказку на ночь, полную боли и яда.
***
Комната как будто сжалась. Стены придвинулись ближе, воздух стал гуще и тяжелее. Лампа над столом слегка мигнула. От слов Мин Хвана в висках у каждого присутствующего зазвучал тихий, едва различимый гул. Это было не просто предложение. Это была программа. Ритуал. И они все были частью этой темной литургии.
Пхи Хан Уль не ответил сразу. Он смотрел на своего друга, будто пытаясь измерить глубину его безумия. А затем... кивнул. Один раз. Медленно.
— Сделай это красиво. Без следов. Она не должна умереть сразу. Она должна исчезнуть изнутри.
Мин Хван улыбнулся. И в его улыбке не было ни капли человеческого.
_________________
приветствую вас!
хочу начать с привычных извинений за задержку, еще и такую долгую. творческий кризис пожирает изнутри, надеюсь глава вам понравилась! хочется предупредить, что моя история совсем не по канону, точнее не по событиям из дорамы.
очень хочется верить в то, что для вас это не страшно, а наоборот интересно!!