16. тревога
Когда губы Ха Рин и Га Мина соприкоснулись в том первом поцелуе — нежном, трепетном, чистом — жизнь будто перелистнула страницу. Всё, что было до, стало неважным, блеклым фоном перед новым сияющим началом. Мир вокруг них не изменился, но внутри словно всё заиграло другими красками.
Они начали видеть друг друга иначе: в каждом взгляде пряталась робкая улыбка, в каждом слове — стеснительная нежность. Случайные касания теперь заставляли сердце учащённо стучать, а долгие прогулки наполнялись молчаливым счастьем. Но ни он, ни она не осмеливались говорить об этом — о том первом поцелуе. Словно произнести это вслух значило бы разрушить волшебство, обнажить его и сделать слишком реальным. Они просто хранили это чувство внутри, как самое сокровенное.
Ха Рин рассказала подругам всё. Под вечер, в кафе у окна, на фоне тёплого света ламп, она тихо призналась, и через секунду Хи Вон с Джи У уже визжали от восторга, обнимали её, рассыпались в дразнящих шутках. Сердца девочек дрожали от радости за подругу, и разговоры их стали новыми — взрослее, глубже.
Они шептались на уроках, болтали на переменах, делились тем, что раньше казалось пугающим.
С Га Мином всё шло почти сказочно: он то ждал её у калитки с горячим напитком, то провожал до дома, то забегал в магазин только для того, чтобы купить ей её любимую жвачку. Они всё ещё были просто учениками, ещё только учились любить, но между ними расцветало нечто по-настоящему важное.
Семье Ха Рин пока ничего не сказала. Не потому, что стыдилась, а потому что не хотела разрушить это хрупкое чувство разговорами о возрасте, учёбе и приоритетах. Её родители были добры и мудры, но сейчас Ха Рин хотела сохранить своё счастье при себе — как тёплый секрет, как первую весну в сердце.
Всё складывалось так, как бывает только в мечтах.
До одного вечера.
***
Вечер опустился на город, окрашивая улицы в холодные, фиолетово-серые тона. Воздух был неподвижен, словно замер в предвкушении первых снежинок.
Ха Рин шла по узкой дорожке, ведущей к своему району, прижимая к груди пакет с едой от бабушки. Шарф был натянут до самого носа, пальцы окоченели, но в сердце царило тёплое, спокойное чувство — она любила возвращаться из дома бабушки, где всё напоминало о детстве. Вокруг не было ни души, только редкий шелест листвы, которую не успели убрать с тротуара. Улицы светились мягким светом одиноких фонарей — и всё казалось обычным, до той самой секунды.
Её шаги отбивали ритм на пустынной улице, когда впереди, в тени под старым козырьком магазина, мелькнул силуэт. Сердце сжалось на миг, но тревога быстро сменилась странным предчувствием. Из полумрака вышел человек. Сначала — только силуэт, высокий, с прямой спиной, слегка наклонённой головой. Потом лицо осветилось в жёлтом свете фонаря — и сердце девушки больно толкнулось в грудной клетке.
Пхи Хан Уль.
Он был одет стильно и просто: тёмное пальто, светлый шарф, волосы чуть растрепались от ветра. Улыбка тронула его губы, будто он действительно рад её видеть. Ха Рин невольно остановилась, не зная, что делать — уйти? пройти мимо? поздороваться?
— Какая встреча, — проговорил он спокойно, почти лениво, подходя ближе. Его голос, глубокий и гладкий, разливался по воздуху как тёплый сироп. — Одна, поздним вечером. Опасно, не находишь?
— Не ожидала тебя здесь увидеть, — тихо сказала она, но не отступила, даже когда расстояние между ними сократилось почти до нуля. Он пах чем-то дорогим, терпким и свежим, как вечер после дождя.
— Не холодно? — спросил он и, не дожидаясь ответа, легко провёл пальцами по её локону, вырвавшемуся из шарфа. Рыжая прядь заиграла в свете фонаря, как медь, и его пальцы на миг задержались в волосах.
Прикосновение было мимолётным, будто случайным, но от него по коже пробежали мурашки. Он не отрывал взгляда, и в его глазах сверкало что-то непонятное — то ли интерес, то ли скрытая угроза, спрятанная за обаянием.
Он наклонился чуть ближе, и на мгновение её дыхание сбилось.
— По таким улицам лучше не ходить без сопровождения. Вдруг что-то случится?
Ха Рин затаила дыхание, не зная, как отреагировать. Прикосновение было почти незаметным, но от него внутри всё сжалось. Казалось, он не просто коснулся её волос — он попробовал на вкус её границы.
Она сделала шаг назад — почти неосознанно. Его лицо оставалось всё тем же — красивым, спокойным, слишком вежливым. Слишком уверенным.
— Мне пора, — сказала Ха Рин сдержанно.
— Конечно, — кивнул он. — Тогда до встречи, Ха Рин, — мягко сказал он, отходя в тень. — Но запомни: не все встречи в темноте такие... мирные.
Он исчез почти так же тихо, как и появился, оставив за собой пустоту и разгорячённую тревогу внутри Ха Рин. Её сердце стучало слишком быстро, а рука, сжимающая пакет, едва не дрожала. Что это было? Простой разговор? Предупреждение? Или начало чего-то большего?
В тот вечер город казался тише, чем обычно. А в её душе поселилось беспокойство, которое не утихло даже дома — под мягким светом лампы и рядом с родителями. Она не знала, почему... но от его прикосновения ей стало холодно.
***
С тех пор, как тот странный разговор с Пхи Хан Улём произошёл на пустынной улице, что-то внутри Ха Рин начало меняться. Сначала — незаметно, как слабый ветер, еле шевелящий занавески в тёплой комнате. Но с каждым днём это чувство становилось всё отчётливее, обостряясь и вплетаясь в её повседневность.
В школе, где раньше царили привычные заботы, шумные перемены, болтовня с подругами и лёгкие взгляды в сторону Га Мина, теперь поселилось нечто другое — тяжёлое, невидимое, не дающее покоя.
Она начала замечать это в деталях: в том, как её пальцы всё чаще теребили край рукава, в том, как взгляд мельком скользил по окнам, коридорам и дверным проёмам, как будто кто-то где-то, за стеклом или за поворотом, наблюдает. Даже в том, как девушка всё реже и реже берет карандаш в руки. Чувство тревоги перекрывало всё вдохновение и желание рисовать.
На переменах, когда толпа учащихся заполняла школу гомоном и движением, Ха Рин чувствовала, как что-то пробирается сквозь шум — как будто именно на ней сосредоточен невидимый прицел. Иногда, когда она шла по коридору, у неё появлялось чувство, будто кто-то идёт позади, синхронизируя шаги. Она резко оборачивалась — и, как всегда, никого. Только чьи-то голоса и смех из других кабинетов.
Даже в окружении Джи У и Хи Вон, её самых близких подруг, сердце не находило полного покоя. Они хохотали, обсуждали вечерние планы, шутили над учителями, но Ха Рин всё чаще замечала, что отвлекается, её мысли ускользают, как дым. Она прятала тревогу под улыбками, чтобы не тревожить подруг, но внутри будто включился тихий, монотонный сигнал — тревожный звонок, предупреждающий о чём-то недобром.
Иногда даже рядом с Га Мином — тёплым, внимательным, настоящим — она ловила себя на том, что погружается в настороженность. Он смотрел ей в глаза с такой искренностью, что внутри всё дрожало от нежности. Но стоило им оказаться в коридоре, на лестнице или даже у школьных ворот — это ощущение снова возвращалось. Как будто кто-то наблюдает. Как будто в стенах этой школы поселилась чья-то тень.
Единственное место, где Ха Рин могла дышать спокойно — её класс. Маленькое пространство, наполненное голосами девочек, цветными стикерами на партах, школьными конспектами и записями на доске. Здесь царило спокойствие, и это было неслучайно: в их классе не было ни одного парня. Только девочки, только знакомые лица, и в этих границах её тревога растворялась, как туман под солнечными лучами. Здесь её не преследовал взгляд. Здесь всё было... по-настоящему безопасно.
Но стоило зазвенеть звонку — и она вновь ощущала, как что-то возвращается. Как будто стоило лишь выйти за пределы класса, как её душу кто-то снова ловит взглядом. Холодным. Пристальным. И чем дальше, тем яснее Ха Рин понимала — это не просто игра воображения. Кто-то действительно наблюдает. И этот кто-то совсем рядом.