Линии и синяки / Га Мин

Ха Рин слетела с лестницы, словно за ней гнались призраки. Мысли путались, сердце стучало с такой силой, что казалось — его слышали все, кто находился поблизости. Она почти не видела, куда бежит, ей нужно было просто уйти — подальше от крыши, от этих глаз, от ощущения, что она заглянула в какую-то запретную бездну.

С шумом влетев в коридор, Ха Рин не заметила, как на полном ходу врезалась в кого-то. Удар был неожиданным, твёрдым, словно в стену. Отскочив назад, она машинально потёрла лоб и, подняв взгляд, замерла.
Перед ней стоял Га Мин.

— Ха Рин? Ты чего?.. Куда ты так несёшься? — удивлённо выдохнул он, нахмурившись.

— Ох... Га Мин! Прости, что врезалась!.. Тут такооое сл...

Но, не договорив, она резко замолчала и ладонью шлёпнула себя по губам. Словно сама испугалась того, что хотела выдать.

— Что случилось? — голос Га Мина потеплел, но в нём чувствовалась тревога.

Ха Рин резко покачала головой.
— Нельзя... Нельзя так шуметь насчёт этого. И не здесь... слишком много народу, — прошептала она и оглянулась.

Не дав ему времени на вопросы, она схватила его за руку и быстрым шагом потянула за собой.

Её пальцы были немного влажными от напряжения, ладонь — холодной, будто впитавшей весь страх, с которым она столкнулась на крыше. Га Мин на долю секунды опешил, почувствовав это прикосновение. Его глаза чуть расширились, а щёки едва заметно порозовели. Он даже не понял, почему вдруг смутился. Это ведь просто Ха Рин, его подруга. Та, кто учит его математике. Но её рука в его руке — почему-то казалась сейчас совсем другой. Более личной.
Он не выдернул руку. Просто пошёл за ней. Быстро, почти бегом.

Они свернули за угол, промчались мимо пустых кабинетов и остановились у двери в библиотеку.

Это место всегда было их убежищем. Тут никто их не отвлекал, никто не мешал. Здесь пахло старой бумагой, солнце пробивалось сквозь жалюзи, создавая мягкие полосы света на полу. Стеллажи с книгами казались стенами тайного мира, где можно было быть собой.

Ха Рин открыла дверь, втолкнула его внутрь и сама зашла следом, плотно прикрыв её за собой. Она провела рукой по волосам, заправляя прядь за ухо, и прошлась по библиотеке лёгким шагом, стараясь дышать ровно, несмотря на ускоренное сердцебиение. Просторная комната была наполнена запахом старой бумаги и полированной древесины. Мягкий свет из окон ложился полосами на пыльные полки, а тишина была такой плотной, что казалась почти ощутимой.

Её взгляд метался — вправо, влево, за полки, в угол у окна. Никого. Как всегда, здесь было пусто.

— Га Мин, — её голос был тревожным, слабо дрожал, но в нём звучала твёрдость, — никому не говори того, что я тебе расскажу. Я... я не знаю, что может быть, если я что-то кому-то расскажу.

Га Мин, до этого стоявший в стороне, подошёл ближе. На его лице было то спокойствие, которое всегда немного заставляло задуматься, испытывает ли он хоть какие-то эмоции. Но сейчас, внутри, он напрягся. Сжимая кулаки, он сохранял внешнюю сдержанность, но его глаза выдали тревогу.

— Объясни уже, — сказал он ровным тоном, стараясь не торопить её, — что случилось?

Ха Рин молча кивнула и села за их обычный стол в середине. Сердце колотилось так громко, что казалось, Га Мин может его услышать. Она сделала глубокий вдох и начала рассказывать.

Сначала осторожно, будто каждое слово — хрупкое стекло. Потом — всё увереннее, деталь за деталью, передавая каждую мелочь: шаги на крыше, шорохи, лица тех парней, их холодные взгляды. Она даже повторила фразы, которые услышала, и то, как один из них заметил её. Рассказ был выстроен точно, почти как у свидетеля на допросе. Почти всё — кроме одного.

Она не упомянула, как синеволосый в панаме схватил её за руку. Почему? Она сама до конца не знала. То ли стыдно, то ли страшно. Или... девушка просто не знала, как может отреагировать Га Мин на это.

Когда она закончила, в библиотеке воцарилась пауза. Тишина стала почти звенящей. Ха Рин опустила глаза, чувствуя, как пальцы подрагивают на коленях. Она ожидала любого ответа — удивления, скепсиса, неловкости. Но только не того, что услышала.

Га Мин тихо выдохнул, и его голос прозвучал низко, спокойно, но с отчётливой твёрдостью:

— Не переживай. Я никому не позволю обидеть тебя.

Эти слова будто обволокли её мягким, невидимым покрывалом — защитой. Она подняла глаза. В его взгляде не было ни жалости, ни пустых слов — только искренняя решимость. Он не преувеличивал. Он просто сказал это... так, как будто это само собой разумеющееся.

Что-то внутри неё дрогнуло. Тепло растеклось по груди, будто он дотронулся не рукой — а словами. Она ничего не сказала в ответ, просто смотрела на него. И в этот момент, среди книг и пыли, ей стало немного легче. Чуть-чуть спокойнее. Потому что теперь это была не только её тайна.

***

Прозвенел звонок. Его резкий металлический звук, как всегда, прозвучал неожиданно, пронзая суету школы. Ха Рин глубоко вдохнула и расправила плечи. Её пальцы слегка дрожали, когда она сжала ручку двери и зашла в класс.

Стоило ей пересечь порог, как будто весь женский коллектив синхронно взял на себя роль зрителей в немом театре. Девочки, сидевшие в разбросанных по классу группках, одна за другой обернулись к ней. Кто-то с притворным безразличием, кто-то с плохо скрытым интересом, а кто-то — с поджатой губой и ярким в памяти воспоминанием.

Сцена, что прокручивалась у них в голове, была слишком живой: озлобленная Ми Хи, резкий жест руки, звонкий удар по щеке, и Ха Рин, выбегающая из класса с лицом, полным унижения и боли. Это произошло всего полчаса назад, но казалось, будто прошла целая вечность.

Ха Рин ни на кого не смотрела. Только прошла вперёд, стараясь идти уверенно, хоть внутри всё ещё жгло. Она села на своё место у окна, вытащила тетрадь, ровно положила её перед собой и медленно открыла. Старалась дышать ровно. Не дрожать. Быть как всегда. Как будто ничего не было.

Хи Вон, вернувшаяся в класс буквально перед звонком, внимательно осмотрела всех взглядом, отточенным на социальных нюансах. Она быстро заметила, как девочки перешёптываются, как украдкой косятся на Ха Рин, как будто боялись, но и не могли не смотреть. Пройдя мимо них, она села рядом с подругой и чуть наклонилась к её парте.

— На перемене расскажешь, что было? — тихо прошептала она, — Кстати, прости, что пропала. Классрук вызвал, кое-что срочное.

Ха Рин чуть улыбнулась уголком губ. Этот короткий, знакомый голос выдернул её из напряжённой тишины мыслей.

— Ничего страшного, Хи Вон, — прошептала она в ответ. — Хорошо, я тебе всё расскажу.

Учитель вошёл, и напряжение, будто на паузе, снова растворилось в рутине. Тетради открылись, ручки заскрипели, а класс наполнился притворным вниманием.

Но воздух всё ещё был странно плотным. Будто кто-то оставил включённый обогреватель в комнате, где и так было душно. В этом женском коллективе повисла неловкость, слишком тихая, чтобы её озвучить, но слишком явная, чтобы её не заметить.

Урок тянулся невероятно долго, словно время специально растягивалось, не давая облегчения. Ха Рин механически записывала слова учителя, строчка за строчкой, но её мысли были далеко отсюда. Внутри всё еще отдавало звонким эхом от пощёчины Ми Хи, а в груди глухо перекатывалось чувство горечи. Она держалась изо всех сил, но эмоции не отпускали.

Как только прозвенел звонок на перемену, Ха Рин вместе с Хи Вон покинули класс, выбрав дальний коридор возле запасного выхода — там обычно никого не было. Стоило им отойти на достаточное расстояние от лишних ушей, как Хи Вон повернулась к подруге, и её лицо стало сосредоточенным и ожидающим.

— Ну? — коротко спросила она.

Ха Рин не заставила её долго ждать. Тихим, но уверенным голосом она начала рассказывать всё с самого начала — о том, как Ми Хи подскочила к ней, как глядела в упор с бешеным выражением, как выкрикивала обвинения, которые не имели смысла. И как, наконец, подняла руку и ударила.

— Я... не стерпела. Просто встала и вышла. — закончила Ха Рин, опустив глаза, будто стыдясь собственной слабости.

Хи Вон, услышав рассказ, не сразу нашла, что сказать. Её брови сдвинулись, челюсть напряглась, глаза вспыхнули.

— ДА ОНА СОВСЕМ АФИГЕЛА?! — выпалила она, с трудом сдерживая себя, чтобы не заорать. — Вот стерва! Кем она себя возомнила?? Какого хрена она вообще ударила тебя? Она же раньше максимум словом могла укусить, а тут...! Рукоприкладство?! Это уже слишком!

Хи Вон кипела. В ней бурлила ярость — настоящая, неподдельная. Та злость, которая возникает только тогда, когда обижают кого-то по-настоящему близкого. Она стиснула кулаки, будто сама хотела вернуться в класс и устроить разборки. Лицо её пылало, в голосе звучала дрожь — от возмущения и бессилия.

А Ха Рин... просто смотрела на неё с лёгкой улыбкой. Тепло и устало.

— Я понимаю твою злость... — сказала она мягко. — Но не стоит. Мне не нужны проблемы. Я всего две недели как здесь, не хочу... чтобы ко мне привязались. Пусть будет, как есть. Я справлюсь.

Она говорила это уверенно, но внутри чувствовала себя совсем иначе. Она умолчала о самом страшном. О той странной встрече на крыше. О пятерых парнях. О тревоге, которая до сих пор не отпускала. Но это не потому что она не доверяла Хи Вон. А потому что боялась: если хоть кто-то узнает, всё может стать куда хуже. Слишком много неизвестного, слишком много опасности.

Хи Вон раздражённо фыркнула, но сдержалась. Она уважала Ха Рин. И чувствовала — сейчас не время надавливать.

— Ладно... — сказала она, чуть мягче. — Но если она снова подойдёт к тебе — я рядом. Я не дам тебя в обиду. Даже не думай справляться совсем одна, поняла?

Ха Рин посмотрела на неё. Тепло скользнуло по груди. Хоть что-то в этом странном, шумном мире было по-настоящему искренним.

— Спасибо, Хи Вон, — тихо ответила она, и впервые за весь день на её губах появилась настоящая улыбка.

***

Оставшийся школьный день прошёл на удивление спокойно. После разговора с Хи Вон, после всех эмоций, Ха Рин чувствовала себя вымотанной. Она не замечала шума в классе, не участвовала в разговорах, лишь молча записывала в тетрадь, отмечая про себя, что каждое движение даётся ей с трудом. Казалось, день наконец начал отпускать.

Когда прозвенел последний звонок, ученики шумной волной вылились в коридоры. Ха Рин, словно теней избегая людских лиц, вышла на улицу, спрятав руки в рукава. Осенний воздух был свежим, с ноткой прохлады. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо в бледные розово-оранжевые тона. Шум школы постепенно затихал позади, а с ним — и её тревожные мысли.

Она шла медленно, будто не хотела приходить домой. Не потому что там было плохо — просто иногда казалось, что её дом — не место покоя, а место, где она становится уязвимой.

И как только Ха Рин переступила порог, всё внутри сжалось.

Резкий, глухой запах ударил в нос. Смесь дешёвого алкоголя, сигаретного дыма и чего-то затхлого. Она узнала его сразу. Этот запах въелся в обои, в пол, в мебель. Он был слишком знакомым. И слишком отвратительным.

Отец снова пил.

Она остановилась в прихожей, не двигаясь. Только слушала. Дом казался тише обычного, но в этой тишине было что-то угрожающее. Тишина перед бурей. Где-то за стеной послышался глухой звук — будто кто-то уронил бутылку. Потом — невнятное бурчание, хриплый кашель, и снова тишина.
Ха Рин сделала глубокий вдох. Потом ещё один. И зашла внутрь.

— Папа... — негромко позвала она, зная, что это не имеет смысла.

Ответа не было. Только едва различимый звук телевизора на фоне — один из тех каналов, где круглосуточно показывают старые фильмы, которых никто уже не смотрит.

Девушка прошла в гостиную. Отец сидел на полу, прислонившись к дивану, с полупустой бутылкой в руке. Глаза были полузакрыты, лицо красное, уставшее. Он даже не посмотрел на неё. Только поморщился от света, падающего из коридора, и пробормотал:

— Ты уже пришла? Где мама?.. Где Сон И?..

— Мама у подруги, Сон И у бабушки, — тихо ответила она, чувствуя, как горло сжимается от напряжения.

Она говорила спокойно, но внутри дрожала боль. Боль от того, что этот когда-то сильный, весёлый, добрый отец стал чужим. С каждым годом он будто растворялся — не в воздухе, а в бутылке. И никакие воспоминания не могли вытянуть его обратно.

Ха Рин молча подошла, взяла со стола пустую банку из-под пива, бросила в мусор. Старалась не смотреть на него. Старалась не чувствовать. Не думать о том, что она снова одна — в этом доме, с этим человеком, которого любила когда-то.

Но она не сказала ничего. Не упрекнула, не вспылила. Ха Рин просто молча поднялась по лестнице к себе в комнату, закрыв за собой дверь.

Там, в своём маленьком мире, где пахло только бумагой, книгами и красками, она могла дышать. И думать. И плакать, если захочется. Но она не заплакала. Она села за стол, включила настольную лампу и достала альбом для рисования.
Линия за линией, штрих за штрихом — она будто бы вычерчивала из себя всё то, что не могла сказать. Всё то, что болело. И всё то, чего так сильно не хватало.

***

Ночь опустилась на город, обволакивая улицы мягкой тьмой и тишиной, нарушаемой лишь изредка лаем соседской собаки или шелестом ветра за окном. В комнате Кан Ха Рин горела тёплая лампа. Девушка сидела за своим столом, облокотившись на локоть и водя кисточкой по бумаге, будто растворяясь в мазках.

Сегодняшний день был слишком тяжёлым, слишком шумным, слишком эмоциональным. Словно с утра до ночи на неё сыпались испытания — удар, страх, тайна, тревога. Она пыталась забыться, рисуя. Рука механически выводила линии, краски смешивались, превращаясь в глубокие тени, а на листе рождались образы, отражающие её усталость и беспокойство. Глаза слипались, мысли путались. Наконец, отложив кисть, Ха Рин зевнула и медленно опустила голову на руки. Хотелось уснуть, просто исчезнуть хотя бы на несколько часов.

Но в этот момент — резко, нарушая тишину, раздался звонок.
Ха Рин вздрогнула и подняла голову. Экран телефона светился в темноте, выхватывая её лицо бледным светом. Незнакомый номер. Сердце кольнуло тревогой. Она колебалась, но всё же провела пальцем по экрану.

— Алло? — голос у неё был сонным, хрипловатым.

В трубке послышалось дыхание. А затем — знакомый, раздражающе уверенный голос:
— Это я. Ми Хи.

У Ха Рин в тот же миг исчез весь сон.
— Ты время видела? — зло бросила она, не скрывая раздражения. — Мы не подруги, чтобы ты звонила мне так поздно.

— Надо встретиться. Сейчас же, — ответила Ми Хи жёстко, без лишних слов. — Иначе ты пожалеешь. Я у тебя под домом. Можешь выходить.

Раздались гудки.

Ха Рин оторопела. Она так и застыла с телефоном в руке, глядя в тёмный экран. Сердце заколотилось, как бешеное. В голове тут же закрутились мысли — почему она здесь? что ей нужно? почему так поздно? что за угроза?..

И всё же, несмотря на страх, что-то внутри толкнуло её встать. Может, это была злость. Может, тревожное любопытство. А может, просто желание закончить всё раз и навсегда.

Она натянула широкую толстовку, джинсы, спрятала телефон в карман. В коридоре пахло табаком — отец спал на диване перед телевизором, раскинувшись, как мешок, и громко храпел. Мама до сих пор не вернулась. В доме стояла мёртвая тишина.

Ха Рин украдкой, почти неслышно, открыла входную дверь и вышла на улицу.

Холодный ночной воздух хлестнул по лицу, заставив её вздрогнуть. Темнота обволакивала улицу, и только редкие фонари отбрасывали длинные тени на асфальт. Она огляделась, и спустя пару секунд заметила чью-то фигуру у угла — Ми Хи стояла, скрестив руки на груди, в короткой кожанке, с таким выражением лица, будто уже знала, что Ха Рин выйдет.

Ха Рин сжала кулаки и медленно подошла.
— Что за бред ты несёшь? — бросила она, остановившись в нескольких шагах. — Что тебе нужно посреди ночи?

Ми Хи посмотрела на неё с холодным прищуром. Её взгляд был тяжёлым, полным чего-то нового. В нём не было привычного высокомерия — только тревога, смешанная с решимостью.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что поняла, — сказала она, шагнув ближе. — Но не здесь.

— Чего? — Ха Рин сделала шаг назад, нахмурившись. — Ты с ума сошла?

— Просто пойдём, — коротко кивнула Ми Хи. — Тебе это нужно. Даже если ты не понимаешь этого сейчас.

И откуда-то в эту ночь, в это странное, пропитанное сигаретами и напряжением мгновение, у Ха Рин внутри что-то дрогнуло. Как будто всё только начинается.

***

Тёмный переулок, по которому вела её Ми Хи, казался бесконечным. С каждой секундой шаги Ха Рин становились всё осторожнее. Мутный свет редких ламп оставался позади, и теперь девушек окутала почти полная темнота. Глухая тишина, нарушаемая только их шагами, будто давила на грудь.

Ха Рин зябко передёрнулась. Что-то внутри уже начинало кричать: «Уходи! Беги!», но было поздно — она зашла слишком далеко.

— Ми Хи, куда мы... — начала она, но не успела договорить. Девушка внезапно остановилась и резко развернулась.
В тусклом свете луны её лицо выглядело чужим. Ни следа раскаяния. Ни тени сожаления. Только странная тревожность в глазах и сжатые губы.

— Ох, бедная Ха Рин... — неожиданно жалобно начала Ми Хи, хватая её за руку. — Я не хотела ударять тебя по лицу...

Сердце Ха Рин сжалось. Может, она поняла, что это всё было ошибкой? Может, она устала от злости и сплетен?

Но на лице Ми Хи медленно появилась холодная, злая улыбка. Ха Рин не успела ничего сказать.

— Я хотела гораздо большего. Хотела тебя отпинать и выдрать тебе волосы, мразь.

Резкая боль пронзила колено. Тело предательски пошатнулось и осело на землю. Шок сковал разум — мозг отказывался верить в происходящее. Ха Рин вскрикнула, но её голос утонул в пустоте.

— Что... ты... — прошептала она, но тут из тени, словно по команде, вышли три фигуры. Ха Рин напрягла зрение и поняла — это её одноклассницы. Подруги Ми Хи.
В груди у Ха Рин что-то оборвалось. Горечь предательства застлала глаза пеленой.

— Зачем?.. — дрожащим голосом выдохнула она, пятясь назад, упираясь руками в холодную бетонную землю.

Ответа не было. Только тяжёлые тени, окружающие её, с каждым мгновением сужали круг. Вдруг Ха Рин почувствовала резкую боль в животе. Следом в руке, в ноге, в боку. И так по всему телу. Мир рассыпался на куски. С каждым ударом Ха Рин чувствовала, будто тонет в сырой земле. Слёзы застилали глаза, дыхание сбивалось при каждой попытке ровно дышать, воздуха просто не хватало.

Но вот холодная рука вцепилась в волосы, и чьё-то лицо нависло над ней. Лицо, искажённое злобой и презрением.

— Знай своё место, дрянь, — процедила Ми Хи, прежде чем разжать пальцы и отпустить её голову.

В одно мгновение раздался глухой, будто гулкий колокол, звук. Последний удар пришёлся в голову — резкий, ломкий, как треск ломающейся кости. Перед глазами всё заволокло туманом, мир потерял чёткость, будто кто-то резко выкрутил звук и приглушил свет. Она всё ещё слышала: торопливые шаги, шорох одежды, дыхание... А потом — безжалостная тишина. Они ушли.

Ха Рин осталась в темноте одна, на сырой, липкой земле. Тело ныло, как будто кости больше не были её. Горячие слёзы бесшумно текли по лицу, впитываясь в пыль и кровь. Они жгли, словно вырывались не из глаз, а из самой души.

С каждой секундой ей казалось, будто сердце не просто сжимается — его кто-то с силой давит изнутри. Уже не от физической боли. От того, как легко её сломали. Как просто прошли мимо, будто перед ними была не она, а ненужный мусор.

«Не должно было так быть...» — тихо мелькнуло в разбитом сознании. Никто не должен был видеть её такой слабой, разбитой, настолько уязвимой, что даже дышать больно.

С каждым вдохом становилось тяжелее. Воздух не доходил до лёгких — он застревал где-то в горле, разрывая её изнутри. Мир начал медленно таять, теряя очертания. Звук, свет, мысли — всё уходило.

И под гнетущим потолком ночи, с горьким вкусом одиночества на губах, Ха Рин позволила глазам закрыться.

_________________

здравствуйте, любимые читатели!! эта глава выдалась очень большой по сравнению с предыдущими, прошу прощения за огромное количество экшена, нужно развивать сюжет!!
жду ваши оценочки и комментарии по поводу этой главы. а ещё, если хотите, можете предложить свои идеи для продолжения🫶🏻🫶🏻🫶🏻