Клетка

Soundtrack

https://youtu.be/JN3r3R5UMMQ

За окнами темнело, а омега всё ждал, печально любуясь мириадами снежинок, искрящихся в свете огней вечернего мегаполиса. От горячего дыхания его стекло запотевало, но благодаря кондиционеру в номере в считанные секунды становилось вновь прозрачным. Ресницы смаргивали подступающие слёзы, Джин упрямо убеждал себя, что в полном порядке, но сомнения отвоёвывали в его взбудораженной душе прежнее место. Нужно было прекратить бесполезное созерцание, дозвониться до сотрудника отеля, дознаться видели ли Хо - наверняка стряслось непредвиденное - не мог же он без уважительной причины задержаться так надолго. Обычное недоразумение, досадная заминка - внушал себе омега - они обязательно посмеются после возвращения альфы над его глупыми переживаниями, но сделать шаг и поднять трубку телефона почему - то до последнего не отваживался, тянул время. Боль в охваченном лихорадкой теле путала мысли, но он отмахивался от неё, как от назойливой мухи, стараясь не поддаваться напрасной панике. Однако, как Хван не храбрился, то, что творилось с ним, не походило ни на рассказы Энн, ни на почерпнутые из интернета научные факты, даже на откровения опытных коллег моделей из агентства. В памяти ожил образ доктора Хве с её предупреждениями и опасениями, пугая не на шутку. Коцентрируясь внизу живота, боль носила спазматический характер, и Джин благодарно выдыхал, когда та в итоге отступала, но новый виток её, гораздо более интенсивный, чем предыдущий, через небольшой промежуток времени настигал омегу, доводя до слёз. Страх перед неизвестностью, грозящей мучениями, парализовывал, а отсутствие истинного, того единственного, кто мог излечить, привести в норму, только добавлял Джину панических настроений. Розовые мечты, романтика, связанная с этим периодом, воспринималась сейчас как верх глупости, омежьей наивности, вскорменной мелодрамами и книгами, воспевающими истинность, и вызывала у него стойкое отторжение. Реальность не имела ничего общего с ванильными бреднями, Джин получил редкую возможность прочувствовать эту вопиющую разницу на собственной шкуре, чему был не рад от слова совсем. Сосредоточившись всецело на очередном приступе, он не услышал скрип входной двери, и воодушевлённо встрепенулся, когда позади раздались шаги, намереваясь задушить Хо в обьятьях, а следом отчитать за задержку, но поменявшись в лице, замер. Аромат, ворвавшийся в номер освежающим бризом, опережая хозяина, окатил бедного Хвана с головой, едва не сбив с ног и заставил в неверии приоткрыть рот. То не был шоколад, в нём не таилось ни единого намёка на его горьковатую терпкую сладость. Спутать невероятный морской с травами микс, по воздействию равный атомному взрыву, с другим казалось чем - то невообразимым - настолько тот отличался, был уникальным в своём роде. Нарочито мужественный, эффектный и безоговорочно, всей душой Хваном ненавидимый. Однако законы природы редко считались с человеческой логикой, принципами и предпочтениями, существуя скорее им в противовес, а в случае Джина и вовсе намерились воздать омеге по заслугам за полное к себе пренебрежение. Запах альфы провоцировал необъяснимые химические реакции внутри, прошивая тело небывалым напряжением. Электрический ток как шальной гулял по венам, и кровь в них вскипала - омегу неосознанно, как магнитом тянуло к источнику живительной силы и средоточию альфьих феромонов. Брюки к стыду Хвана безбожно промокали, по позвоночнику нёсся сонм мурашек, благодаря которым озноб пробирал до самого затылка. Бан же не торопился, ступая беззвучно, словно дикая кошка на охоте в саванне, но каждый шаг его отзывался в Джине волной непреодолимого возбуждения, подстрекающего двинуться навстречу альфе.

- Где Хо? - с трудом отлепив язык от нёба, промямлил Хван, боясь пошевелиться, ни на йоту не доверяя себе.

- Он благоразумно предпочёл тебе нечто более существенное...- встав за спиной омеги, доверительно прошептал над ухом Бан, - клан, деньги, власть, которая после смерти братьев у него практически в руках. Неужели ты и впрямь не отдавал себе отчёт в том, что для Ли истинность и чувства не главное?

Джин зло растёр по щекам слёзы, но к альфе не повернулся, уставившись в ночную, сияющую рождественскими огнями даль. Счастливые обнимающиеся парочки, праздничное убранство улиц, даже сказочный танец снежинок за окном, застеливших белым покрывалом землю, больше не грели сердце, а отвращали, мозолили покрасневшие от слёз обиды и предательства глаза - щёлочки.

- Он не стоит ничьих слёз. Всё будет хорошо, я позабочусь о тебе..- пообещал Бан, задевая губами пылающее ухо, с нежностью глядя на неподвижного, как натянутая струна омегу, узкие плечи которого подрагивали от тихих рыданий.

- Катись к чёрту, не верю ни единому слову. Твои благие намерения сводятся к одному - затащить меня в постель! - психанув и распрямившись, сбросив с плеч руки альфы, вскричал заплаканный парень и метнулся к выходу.

Он безуспешно тряс ручку, без устали барабанил по двери, но та была заперта на ключ, а производимый шум, как будто других постояльцев не беспокоил.

- Отткрой, сейчас же...- угрожающе начал Хван, заикаясь невпопад.

Омега в нём упёрто порывался назад, мечтал укутаться в волшебный аромат, молил поддаться, а после тщетных попыток, взбунтовавшись, требовал прекратить самоистезание и, признав поражение, послушно склонить перед альфой голову. Джина не просто трясло, его рвали на части противоречивые желания. В то время как Бан не подгонял, внимательно наблюдая за поединком омеги с собой и предвкушая развязку, не сомневаясь в положительном для себя исходе. Сохраняя достоинство, он отошёл от окна, но к взвинченному до предела парню приближаться не стал, боясь ненароком вспугнуть.

- Или что? - сухо поинтересовался альфа, засунув руки в карманы брюк, не сводя глаз с разрумянившегося, кусающего нервно губы, не знающего куда себя деть омеги,- сиганёшь из окна, будешь кричать до посинения, а может, воспользуешься ножом с сервированного столика?Драмы несчастной любви всегда заканчиваются кроваво и пафосно... только учти, что дешёвый спектакль возлюбленный не оценит. Уверен, сейчас он крайне занят, под кайфом приходуя пятого по счёту омегу в номере отеля, что в квартале отсюда...

Бан с лёгким презрением кивнул на столик, на белоснежной скатерти которого поблёскивало столовое серебро, успев поймать оскорблённый взгляд Хвана, прежде чем тот резко отвернулся.

- Доверчивый, несмышлёный... лезешь в пекло, отвергаешь помощь. Напрашиваешься на неприятности с маниакальной целеустремлённостью, словно мотылёк, принявший тусклое механическое мерцание за свет солнца и бьющийся до смерти о стекло засаленной лампы, - с сожалением произнёс Бан, и лоб его пересекла глубокая морщинка, похоже, что последовавший вопрос давно не давал ему покоя, - почему как будущему журналисту тебя не осенила идея проверить его? Навести справки, пролазить интернет, у друзей по лицею спросить, на худой конец - провести расследование, прежде чем падать в пропасть с завязанными глазами? Ты же ничего о Ли и его семье до сих пор не знаешь, я прав?

Хёнджин, не расстающийся с многострадальной дверной ручкой, опешил. Ему, несмотря на миллион поводов, никогда не приходило в голову усомниться в Ли. Ответ на вопрос почему напрашивался сам собой и был очевиден. Потому что влюбился с первого взгляда, подпав под обаяние истинного, стал зависим, предпочёл игнорировать тревожные знаки... поверил в то, что особенный и сможет альфу изменить. Причин множество, а награда за самоотверженную бескорыстную любовь одна - нож в спину. Поверженный, как - никогда уязвимый, Джин уворачивался от прямого, честного до блевоты взора Бана, но от себя не скроешься. Горькая пилюля эта правда, разжевать которую придётся, если намерен вылечиться и жить долго и счастливо...кривясь от отвращения и стыда, мучительно свыкался Хван с реальностью, в которой главным злодеем был не Бан, а тот, кого он до потери пульса любил, кому простил бы что угодно....кроме предательства, которое простить нельзя. Голос Бана звучал примирительно, без сарказма, когда тот заговорил.

- Для Донхэ дети разменная монета - это ни для кого не новость. Сан Ука он женил на дочери главного прокурора, когда появились трудности с законом. Требовалось срочное решение, и Ли без раздумий его принял, не беря в рассчёт устремления сына. Сан Ук тогда встречался с юной актрисой, та забеременела, и альфа разрывался между долгом перед любимой и семьёй, но Донхэ избавил сына от мук выбора. Он выписал омеге чек на круглую сумму, чтобы та покинула город, настоял на оборте, но девушка и впрямь любила, наотрез Ли отказала. Бедняжка плохо соображала, ведь такие как Донхэ отказов не принимают...через неделю состоялось пышное открытие перинатального центра на Каннаме, строительство которого спонсировал фонд компании Ли. На мероприятие пригласили все сливки общества, в том числе мэра, прессу, был и Сан Ук с новоиспечённой женой. Толпа рукоплескала меценату, пела дифирамбы его ангельской доброте, не подозревая, что в асфальте перед зданием, по которому прошлись десятки важных гостей и зевак Донхэ заживо похоронил любовницу сына с внуком...

Бан выдержал паузу, пристально поглядел на окаменевшего, бледного как мел омегу и продолжил.

- День свадьбы Минхо с наследницей семьи Тан уже назначен, она состоится сразу после выпуска альфы из лицея. Алмазные прииски, которые та заберёт в качестве приданного, решат серьёзные финансовые проблемы семейства Ли. Ты хоть представляешь, что уготовил бы Донхэ тебе, выясни он о связи Минхо с парнем и вашей истинности?

Раздавленный Хван болванчиком тряхнул в неопределённом жесте головой, он еле держался на ногах. Обрушившаяся правда во всей её чудовищной неприглядности чугуном давила на плечи. Однако даже сейчас всё, о чём он мог думать - как бы прилечь на ковёр и свернуться в клубочек, тогда спазмы не атаковали бы столь беспощадно. Измученный взгляд бросил Хван на альфу, склонил голову и опёрся спиной о дверь. Кроме невыносимого зуда и жара ни на чём толком не получалось сконцентрироваться. Глаза случайно наткнулись на рюкзак в кресле и на какой - то миг Джину показалось, что спасение возможно. Собравшись с силами, он оттолкнулся от двери, рывком подобрав его, перетряхнул содержимое, едва не вскрикнул, когда нащупал баночку с подавителями. Те могли снять хоть немного боль и зависимость от запаха, но едва он несдержанно начал открывать крышку, банку вырвали из рук.

- Разве мисс Хве не предупреждала о побочке? Химией ты больше не пользуешься, неужели даже диагноз бесплодие не останавливает? - прогремел Бан в бешенстве, опустошил рюкзак и, не обнаружив ничего крамольного, решительно направился с банкой в туалет.

Звук сливающейся воды лишил Хвана последней надежды вместе с таблетками, спущенными в унитаз, и руки его обессиленно повисли вдоль тела. В гостиной появился выведенный из себя альфа, и Джин опасливо попятился, недоумённо следя за каждым его движением. За тем, как дорогущий шерстяной пиджак ручной работы полетел тряпкой на пол, а за ним с противным звяканьем запонки покатились по стеклянной поверхности журнального столика. Раздевался альфа небрежно, отрывисто. Округлившимися от ужаса чёрными глазами пуговками омега проводил взметнувшуюся в воздух рубашку, которую, наскоро вытащив из брюк, Бан отправил на ближайшее кресло, и часто заморгал. Джин озабоченно изучал накаченный разрисованный торс, пока не запаниковал и переключился на окна и стены номера.

- Я хочу уйти... - плаксиво пробормотал он.

Бан прекратил сбрасывать с себя одежду, подошёл ближе, и Джин неловко отшатнулся, едва не упав, но ладони альфы по хозяйски обхватили тонкую талию.

- Куда? Наглотаешься блокаторов и заработаешь бесплодие, позвонишь истинному, продавшему тебя без зазрения совести первому встречному? А... может, попросишь школьного приятеля альфу по дружески выручить? - изводил Бан, сжимая до синяков, и Джин царапал его пальцы, пытаясь оторвать от себя.

- Игра в кошки мышки окончена. Сам пойдёшь или тебя отнести в спальню? - строго спросил альфа, но омегу выпустил, и тот как пойманный сурок заметался по номеру.

- Мы оба знаем, что ты попросишь сам, это лишь вопрос времени....- укоризненно выговаривал альфа, так как мучил Хван не только себя - крышесносный, витающий густым облаком клубничный аромат сводил с ума, заставляя Бана терять проверенную годами выдержку.

Будто в подтверждение слов альфы низ живота пронзило по ощущению остриём иглы и спазмом свело мышцы. Джин, согнувшись, облокотился о дверь, чтобы удержаться на ногах. С остервенением вгрызалась вернувшаяся боль в ослабшую плоть, безжалостно указывая омеге его место. Незаметно подобравшийся Бан обнял, и Джин, заливаясь слезами, горестно уткнулся в его плечо.

Смятенный, отвлекающийся без конца то на жар, опаляющий внутренности, то на спазмы - волнующие, пугающие сигналы собственного тела, Джин пропустил, как одежда очутилась на полу, а сам он распластанный, почти нагой на огромной кровати. Заторможенно разглядывая массивную хрустальную люстру на потолке, он вяло реагировал на всё, что происходило вокруг, пока лизнувшее низ живота пламя не сорвало жалобный полустон с его губ. Приподнявшись на подушках, омега осоловело глянул вниз и, зажмурившись, беспомощно рухнул обратно, кусая губы. Бан, стягивая с него насквозь промокшее от смазки бельё, задел стоящий колом член, это интимное секундное касание и вернуло Джина на грешную землю. Что есть сил омега мял пальцами простыни, но альфа медлил, увлечённый разглядыванием. Джин затрепетал, когда тёплая большая ладонь его легла сначала на грудь, поглаживая, затем собственнически поползла к впалому животу, спустилась ниже и застыла на бедре.

- Само совершенство...- жадно глотая слова, благоговейно восхищался Бан, бездействуя, наслаждаясь видом обнажённого парня, который наконец-то был в его полной власти, - природа - выжившая из ума старая карга, ты должен был быть моим и ничьим больше...но я исправлю её оплошность.

Подбородок неконтролируемо затрясся, глаза Джина наводнили слёзы. Сцепив зубы, он отвернулся, отказываясь смотреть на альфу, но взвился на постели, стоило мокрому нескромному поцелую ужалить внутреннюю, особо чувствительную сторону бедра. В опасной близости от изнывающего органа, от чего Хван поражённо охнул, тут же раскрыв глаза. Язык Бана неустанно смачивал слюной бледную кожу, поцелуи продолжали жалить, подбираясь к разбухшему органу, вынуждая омегу скулить и ёрзать. Рука Бана обхватила чужой стояк, и робкие всхлипы обратились в полноценные порнографические стоны.

- Нетерпеливый, хочешь кончить прямо сейчас, мне в руку? Давай, малыш, поговори со мной, - откровенно издевался альфа, проезжаясь ладонью по стволу слишком медленно, и Джин, искусавший до крови губы, от безысходности прикусил изнутри и щёку.

Не добившись от мычащего, безостановочно трясущегося омеги ответа, Бан, усмехнувшись, убрал руку и нагнувшись, взял в рот красную блестящую головку, принялся энергично обсасывать. Надрывный стон, больше похожий на плач, стал лучшим поощрением, и альфа вобрал член полностью. Подключив язык, насаживаясь жёстко и быстро, помогая себе рукой, ему потребовались смешные пара минут, чтобы довести Хвана до финиша. Тот на пике напрягся и выгнулся дугой, протяжно стеная, изливаясь альфе в глотку. Разбитый оргазмом, со слезящимися, сонно закрывающимися глазами он позволил альфе широко развести свои тощие коленки, едва пискнул, когда два пальца погрузились во влажное нутро и вскрикнул, только когда тот стремительно ворвался в него на всю длину. Худые запястья с силой вжав в простыни, пресекая слабое сопротивление, альфа, не размениваясь на нежности, сразу начал вколачиваться, неистово набирая обороты. Джин вертел головой, пытался высвободиться, но тщетно - альфа, ни капли не жалея, беспощадно втрахивал распятого омегу в простыни. Постыдные звуки, благодаря естественной смазке, запас которой не иссякал, множились, громкие шлепки вспарывали воздух, становясь всё отвязнее, как и сам Джин, держать которого уже не было нужды. Инстинкты неумолимо брали вверх, отвоёвывали шаг за шагом законную территорию, сводя все помыслы к одному альфе, что щедро наполняя его, приносил долгожданное избавление, дарил чистое блаженство. Подхватив колени омеги, Бан прижал их к своей груди, на бешеной скорости продолжая таранить натруженный порозовевший зад, предчувствуя скорую развязку. Оттягивая её раз за разом, альфа стремился насытится божественным телом, опасаясь упустить малейшую крупицу накрывшего безумия, но быстро осознал, что затея невыполнима, так как Хвана ему всегда будет мало. В последний раз вогнав член в тесную глубину, дурея от сочетания их запахов, таких непохожих, но составивших на удивление оригинальный пикантный букет, Бан, глухо рыча, выпустил узел и пристроился на плече омеги, водя носом по потной ароматной шее. Вопли, слёзы и мольбы парня на альфу не действовали. Снова зафиксировав его запястья, не дав дёрнуться, он осыпал длинную шею ленивыми успокаивающими поцелуями и нашёптывал бесполезные для корчившегося в муках омеги слова утешения.

- Потерпи ещё чуть чуть ...

Постепенно боль и впрямь притупилась, стоило омеге привыкнуть к распирающему стенки прохода узлу. Вопли заменили рваные томные стоны, Джин больше не вырывался, млея от удовольствия под тяжестью крепкого тела. Подаваясь в агонии навстречу и впиваясь ногтями в могучие плечи альфы, как единственную опору в бесконечной череде головокружительных оргазмов, что взрывали хрупкое тело снова и снова. В перерыве между оглушительными фейерверками в местечко у основания шеи Бан с упоением вонзил клыки, и Джин заорал во всё горло, но сквозь пелену оргазменной неги, в которой боль тесно переплелась с наслаждением, даже не разобрал в чём дело. Силы его иссякли, конечности онемели, липкие змейки из открытой раны на шее ветвились по ключицам, а омега, теряя сознание, лишь отстранённо отметил, что кровь его вовсе не алая, скорее насыщенно бордового винного цвета...

Проснувшись, пока опухшие глаза бесцельно блуждали по спальне, Хван силился понять, где находился. Всхлипнув, вытянул шею и нащупал чуть поджившую рану. Наглухо задёрнутые шторы не давали возможности определить время суток, тусклый свет ночника слабо освещал спальню, а голова напрочь отказывалась высчитывать что - либо, делать логические выводы. Альфа спал на животе, перекинув руку через его талию, и Джин, осторожно сев на кровати, отодвинул её от себя. Растерянно скосившись на рельефную, забитую татуировками спину, на которой весьма красочно отметились его ноготки, какое-то время Джин тоскливо пялился на рисунки, не в силах оторваться, пока глаза не запнулись на бархатно - бордовом, цвета свежей крови цветке, что красовался между лопаток, и он не зарыдал навзрыд.

Те дни вспоминались Джину впоследствии обрывочными нечёткими образами, редкими вспышками осознанности в мареве похоти. Позы, слова и звуки, повторяющееся из раза в раз непотребное действо, от которого голова гудела и тяжелела, а окружающие предметы сумасшедше плясали по стенам и потолку. В плену забвения и дурмана, окружённый со всех сторон ароматом альфы, неизменно в его надёжных руках, Джин всё же изредко скидывал морок колдовских чар, всплывая на поверхность, ужасаясь и не узнавая себя. В такие моменты просветления он находился то в парящем джакузи, лежа на груди альфы, пока шустрые пальцы наносили шампунь на его волосы, заботливо массировали шею и плечи, орудуя мочалкой. Татуированные руки подхватывали, распаренного, чистого и, уложив на кровать, обтирали бережно пушистым полотенцем. То сидящим на коленях альфы, позволяющим кормить себя с рук, как птичку. Капризную и воротящую нос, но после увещеваний и вкрадчивых настоятельных просьб, трагично вздыхающую и снисходительно принимающую еду. От худшего из моментов содрогался, потому что проснувшись в один из дней или вечеров, обнаружил на кровати лишь вмятину вместо альфы и его обуяла жуткая паника. Съёжившись, представляя все круги ада и глотая едкие слёзы, Джин неуклюже сполз с кровати, едва не грохнувшись на пол, пошарив вокруг, отыскал единственную одежду - белую рубашку Бана, что доставала до колен - и выйдя из комнаты, как истеричка разревелся. Альфа посреди гостиной мирно разговаривал по телефону. Немигающий взгляд его хищно вперился в фигурку рыдающего босоногого омеги в безразмерной рубашке, сковано переминающуюся у двери спальни, и рука, держащая телефон, опустилась. Айфон он отложил на столик, продолжая, не двигаясь, облизывать юношу глазами.

- Я никуда не ухожу, малыш, иди ко мне... - правильно истолковав состояние парня, разглядев испуг на опухшем личике, успокоил альфа, с восторгом следя за его неуверенными шажками.

Нетвёрдые, вымученные, они вопреки природе, самой судьбе вели омегу к Бану в руки, а тот всё ещё не верил своему дьявольскому везению и безмерному счастью, которое хитростью отобрал у соперника, практически выкрал. Джин, не стерпев, кинулся в обьятия и прильнул к груди, овивая его шею руками, словно боялся, что тот передумает и уйдёт. Но Бан даже не помышлял о побеге, он парил на седьмом небе, беззаботно смеясь, игриво подхватывая омегу под попку и беспечно кружа по гостиной.

Однако всему наступает рано или поздно закономерный финал, затянувшаяся течка - не исключение, непроходимый предрассветный туман необратимо разгоняет солнечный свет нового дня. Путы, окольцевавшие омегу по рукам и ногам, разомкнулись, и одним зимним утром Хван очнулся ото сна в трезвом как стёклышко сознании, но с холодящим, терзающим совесть похмельем наворотившего дров гуляки. Осторожно омега стряхнул с себя руки дремлющего альфы, слез с кровати и на цыпочках юркнул за дверь. Затравленно озираясь, словно вор обшарил номер, отыскал одежду и, впопыхах натянув на себя, с колотящимся от волнения сердцем подошёл к двери, молясь, чтобы та оказалась не запертой. Трясущимися как у алкоголика руками, проклиная свою неловкость Хван задёргал ручкой, но голос позади словно ушат ледяной воды выхолодил его, заставив окоченеть на месте.

- Даже не попрощаешься? Так значит - воспользовался мной и бежишь от ответственности, как какой - нибудь слабовольный трус....- пугающе равнодушно упрекнул Бан и, невесело усмехнувшись, добавил,- отпусти ручку и отойди от двери.

Джин едва не рухнул на пол от страха, рука его взметнулась к ране на шее - ту словно прижгло раскалёным железом. Губы парня страдальчески скривились, лицо побелело. Напоминание, что отныне он меченый, и связь эта нерушима, вылилось в форменный шок для омеги, до конца ещё не осознавшего последствия.

- Ты получил, что хотел, дай мне уйти...- шёпотом, скорбно склонив голову, проронил он и вскрикнул от неожиданности, когда альфа, схватив за локоть, развернул и как следует встряхнул.

- И чего же я по - твоему хотел, течного омегу на недельку, дабы развеяться? - гремел Бан.

Вена на шее устрашающе вздулась, почерневшие глаза испепеляли гневом, и Джин, всё ещё слишком чувствительный, приложил ладони к ушам, лишь бы заглушить его звенящий негодованием голос. Бан с силой оторвал его руки, встряхнул основательно, потеряв всякое терпение.

- В тот вечер, когда мы встретились в клубе, я уже знал, что всё всерьёз и надолго. Разве дал я повод думать иначе, Джин, хоть раз? Чего не делал, как не унижался, но тебе мало, ты отказываешься слышать... Ты не омега на одну ночь, я намерен оформить отношения, завести детей. Только с тобой, понимаешь это? Куда, к кому ты направишься с меткой на шее, разящий мною за версту, возможно с моим ребёнком в утробе? - обхватив большими ладонями зарёванное маленькое личико, агрессивно вопрошал Бан, призывая омегу одуматься.

- Нет, это невозможно. Я не могу иметь детей, доктор Хве..- мямлил Хван сквозь слёзы, но Бан категорично отмахнулся от нелепых отговорок.

- Ты уверен на все сто, готов поклясться, что не понёс от меня, учитывая, что за всю течку не было ни разу соития, которое не завершилось бы сцепкой? - не отставал Бан, а Джин заходился в рыданиях ещё горше.

- Тебе известно кто я, в каких кругах вращаюсь, ты сам с недавних пор поневоле часть преступного мира, а сейчас ещё и удобная мишень, потому что, признаёшь или нет, но фактически ты - мой омега, так или иначе, об этом узнает весь город. Кто защитит тебя от моих врагов? Щенок Ли, что отказался от истинного, едва запахло жареным, Энн, которой ты не нужен, как рассчитываешь прожить без моей протекции в будущем?- с ещё большим рвением разбирал по кирпичику хилую броню альфа, замечая, как омега под натиском неоспоримых аргументов сдувался, теряя остатки былой уверенности.

Джин размяк, выдохся в борьбе с неравным по силе соперником. Он уже не просил, не предъявлял и не требовал отпустить, только кротко, безмолвно своим несчастным видом молил о свободе, на что альфа сурово поджал губы, на глазах мрачнея, однако недовольство его длилось недолго. Изысканый томлёный клубничный флёр, поначалу едва различимый, деликатно прокрался в воздух, с каждой секундой крепчая, расцветая и наливаясь завлекательной спелостью, вызывая слюноотделение и уже знакомую телу жажду. Победная мимолётная улыбка промелькнула на губах Бана, гнев которого по мановению руки испарился.

- Кажется, ты поспешил и всё ещё течешь...- мягко сообщил он, обвивая талию и страстно прижимая омегу к себе, большие ладони нагло устремляя к упругим ягодицам, с удовлетворением наблюдая за калейдоскопом из смятения, смущения и обречённости на прекрасном лице.

Возражения поутихли, а вскоре и вовсе сгинули в беспорядочном потоке мокрых поцелуев, настойчивых ласк и сладостного пылкого шёпота, от которого уши Хвана стыдливо зарделись. Протестующе мыча, он едва успевал отстраняться, чтобы глотнуть кислорода, мёртвой хваткой цепляясь за бугрящиеся предплечья альфы, лип к жаркому как печка голому торсу, зажмуриваясь до белых искр под веками, и без колебаний скрестил ноги на его пояснице, когда тот, не отрываясь от вызывающе пухлых губ, подхватил омегу как пушинку на руки и понёс обратно в спальню.