Рождество в Роузмонте.
Седьмое января выдалось морозным и ясным. Снег переливался искрами под зимним солнцем, а в поместье Роузмонт с самого утра царило оживление. Слуги носились по залам, развешивая гирлянды из еловых ветвей и зажигая сотни свечей, на кухне пахло корицей, ванилью и горячим шоколадом, а в воздухе витал смех.
Ивлин проснулась рано — не из-за привычки, а от волнения. С детства для неё Рождество было чем-то особенным: моментом, когда семья собирается вместе, и когда можно снова почувствовать себя ребёнком, окружённым заботой.
Она накинула зелёное платье с серебристой вышивкой и спустилась вниз. В зале уже сидели родители, брат, бабушка с дедушкой и двоюродные братья с сёстрами. Огромная ель сияла так, что казалось, будто её украсили настоящие звёзды.
— Наша красавица! — воскликнула мама, обняв дочь. — С Рождеством, Иви!
— С Рождеством, — улыбнулась она, вдохнув аромат домашнего пирога, который мама держала в руках.
День пролетел в вихре веселья. Сначала все вышли во двор: они катались на заколдованных санях, лепили снежных сов и даже устроили небольшую снежную битву, где Дэмиан, конечно же, старался обстрелять сестру чаще других.
— Ты же ловец, тренируй реакцию! — смеялся он, кидая снежки так быстро, что казалось, он сам стал метлой.
— Ах ты! — смеясь, отвечала Ивлин, метко попадая прямо в его плечо.
Даже отец и дядя приняли участие, превращая снег в целые фортификации, а бабушка наблюдала из окна, качая головой, но улыбаюсь.
Вечером все собрались в гостиной у камина. Под елкой лежали подарки, и каждый, по очереди, открывал свой.
— Ивлин, это от нас с дедушкой, — сказала бабушка, вручая ей коробку. Внутри оказалась пара серёг из тончайшего серебра, украшенных янтарём.
— А это от нас, — родители подарили ей изящный плащ с вышивкой змей — символом их рода.
Но самым неожиданным оказался маленький свёрток, без подписи. Он был завязан зелёной лентой.
— Это от кого? — удивилась Ивлин, оглядываясь.
— Не от нас, — переглянулись родители.
— Может, кто-то из родственников? — предположил Дэмиан, но никто не признался.
Ивлин развязала ленту. Внутри лежала тонкая серебряная заколка в форме крылатого снитча. На обратной стороне выгравировано: «Для ловца, чей свет заметен даже в темноте».
Семья ахнула, а брат прыснул со смеху:
— Ну всё, сестрёнка, теперь у тебя тайный поклонник!
Ивлин залилась краской. Её сердце бешено заколотилось: подарок был слишком личным, слишком точным, чтобы быть случайностью. Но кто мог отправить его? Эдгар? Люциус?..
— Я... я не знаю, от кого, — прошептала она, сжимая заколку.
Вечер закончился весёлым застольем. Мама подала свою знаменитую выпечку, отец рассказал старую семейную легенду, дедушка читал стихи, а дети смеялись и бегали вокруг ёлки. Но Ивлин, хотя и смеялась вместе со всеми, то и дело касалась серебряной заколки, лежавшей у неё на коленях.
Она смотрела на танцующее пламя камина и думала: «Если это Флинн — он слишком смелый. Если Малфой — он слишком скрытный. Но кто бы это ни был... я должна узнать».
И в ту ночь ей снилось, как серебряный снитч летит по звёздному небу, а два голоса зовут её по имени — один тёплый и добрый, другой холодный, но надёжный.