ужин
Сегодня Элизе исполнилось девятнадцать.
Но в этом доме, в этом теле, в этой жизни не было места праздникам.
День рождения — лишь отметина на грубом камне, у подножия которого покоятся воспоминания.
Самое яркое из них — мёртвое лицо Натаниэля. Тепло, которое не вернётся. Улыбка, которую больше никто, кроме неё, не помнит.
Он умер в день её шестнадцатилетия.
Его голову преподнесли ей как подарок.
А потом... потом они слились в одно целое. С каждым куском плоти, с каждой каплей крови она впитывала его силу, его храбрость, его суть.
Это был перелом. Момент рождения новой Элизы.
С того дня она наполнилась тёплой кровью Натаниэля и диким, жгучим желанием взять в руки не только свою судьбу, но и судьбу рода. Мира.
Стать совершенством.
Второе, но подлинное желание Элизы.
С тех пор каждый её день рождения пах не свечами, а трупным холодом.
Не вином — а кровью.
⸻
Проснувшись, она лениво потянулась. Тело ломило, шея ныла после долгих часов, проведённых над древними фолиантами.
Снился Натаниэль.
Он снова был жив.
Она гладила его золотистые волосы, ловила на себе лисьи зелёные глаза — дерзкие, заботливые, тёплые.
Мягкие руки укрывали её от ночного холода.
Руки, которые она больше никогда не ощутит.
Элиза резко села, тряхнула головой, прогоняя сон, будто призрак.
Сегодня был важный день — но вовсе не из-за дня рождения.
Сегодня семья Бладмуров отправлялась на званый ужин к герцогине Элеоноре.
Сегодня Элиза впервые должна была встретиться лицом к лицу со своим женихом — Тейтом.
Мужчиной, которого она ещё не видела, но уже прокляла тысячу раз.
Служанка принесла таз с водой.
Завершив утренние приготовления, девушку начали одевать.
Роскошное чёрное платье обтягивало её фигуру, подчёркивая тонкую талию.
Глубокое декольте подчёркивало юную грудь, а мягкий бархат — болезненную бледность кожи.
Корсет был затянут туго — как петля, как напоминание: ты пока жива, но не свободна.
⸻
У ворот замка герцогини семью встретил мужчина средних лет. Он провёл их в главный зал.
— Только она? — с удивлением подумала Элиза.
Она ожидала званый ужин с множеством гостей, музыкой, шумом, пышностью.
Но в огромном зале было тихо. Слишком тихо.
Посреди помещения стоял длинный стол, накрытый угольно-чёрной скатертью.
На ней — серебряная посуда, бокалы, холодные закуски.
В центре — череп козла с горящей в нём свечой.
Было много свечей.
Луна не пробивалась сквозь плотные бархатные шторы.
На высоких потолках висела старая паутина, как занавес веков.
Комната дышала тьмой.
И это не удивляло.
Все, кто был связан с Бладмурами, жили во мраке.
Они и были этим мраком.
— Рада вас видеть, — раздался мелодичный голос. — Присаживайтесь. Мои повара весь день трудились, чтобы угостить вас лучшим.
Элеонора улыбалась широко, почти радушно.
Высокая, стройная, с разными глазами — один зелёный, как дубовые листья весной, второй — глубокий, как морская бездна.
Она напоминала изысканную фарфоровую статуэтку.
Тонкие черты лица, пухлые губы, изящный нос.
Её пышная грудь казалась нелепо объёмной на фоне осиной талии, но герцогиня подчёркивала её с гордостью — вырез на её алом атласном платье был вызывающим.
— Благодарю за тёплый приём, — ровным тоном произнёс отец. Он галантно отодвинул стул для Мариэль, а затем — для Элизы.
Когда все сели, графиня Мариэль заговорила:
— Сегодняшний ужин ради наших детей. Чтобы они смогли познакомиться.
Где же Тейт?
Элеонора улыбнулась снова. На этот раз — с оттенком насмешки:
— Он немного задерживается. Нервничает перед встречей с невестой. Думаю, скоро присоединится.
Элиза едва заметно усмехнулась.
Наигранная чушь.
Нервничает?
Пусть кто-нибудь другой и поверит.
Она — нет.
Всем нутром чувствовала: в этом доме живёт зверь.
Элеонора — змея.
Холодная, ядовитая, хитрая.
Но он, Тейт — был зверем. Настоящим.
Послышался скрип деревянных ступеней.
Зверь шёл посмотреть на свою будущую жертву.
Так думали они. Элеонора, её родители.
Тяжёлый, размеренный стук мужских каблуков по старому дереву эхом отдавался в зале
Элиза не двигалась.
Она сидела с прямой спиной, сложив руки в замок на коленях.
Глаза — полуприкрытые, лицо — маска невозмутимости.
Внутри — пульсировало, звенело, натягивалось, как струна.
Он вошёл.
Высокий. Статный.
Словно сошёл с портрета какого-то проклятого полководца: идеальная осанка, крепкие плечи
белые волосы как первый снег были заплетены в короткий хвост ,лишь пара прядей выбивший из прически обрамляли точенное лицо и надменный изгиб бровей.
Улыбка — неоткрытая, но ощущаемая. Угрожающая, как полутень под ножом.
но были в нем что то неправильное -глаза
они были разного цвета как и у матери,зеленый и синий . непростительный изъян в идеальной внешности ,который делал его загадочнее ,красивее ,притягательнее
Он окинул всех взглядом.
Задержался на Элизе.
Ни удивления, ни смущения.
Только интерес. Похожий на тот, с каким палач рассматривает новое лезвие.
— Рад, наконец, познакомиться, — произнёс он, поклонившись с издевательской вежливостью. — Леди Элиза.
— Честь взаимна, — ответила она, почти не двигая губами.
Голоса их звучали тихо, обманчиво ровно, как шелест шелка перед ударом клинка.
Тейт подошёл ближе и, не спрашивая разрешения, взял её руку.
Его пальцы были холодны. Не от температуры — от внутренней пустоты.
Он чуть наклонился и коснулся её костяшек губами.
— Вы куда прекраснее, чем я ожидал.
— Значит плохо ожидали
Ни один мускул не дрогнулся на его лице от колкости Элизы ,будто он не услышал ,что она сказала
девушка же отвела взгляд и убрала руку ,потупив взгляд куда то в даль зала ,будто он ей наскучил .
Но мужчина не собирался присоединяться к ужину ,он продолжил свой спектакль
Тейт (медленно обходит Элизу, наклоняясь ближе, чем нужно):
— Знаете, юная Герцогиня ,я пытался представить, какой вы окажетесь ...
(взгляд скользит по её плечам, задерживается на шее)
— Но реальность оказалась... оказалось скучноватой
(чуть тише)
— Ты всегда носишь чёрное? Или специально для меня — как вдова по своему будущему мужу?
Элиза подняла равнодушный взгляд,показывая ,что этим ее не заинтересовать и тем более не задеть Ответила улыбкой больше похожей на оскал .
Тейт (ухмыляется, опираясь ладонью на спинку её стула):
— Кусучий взгляд
(наклоняется ближе к уху)
— Надеюсь, ночью ты тоже так колешься. Я люблю острых.
Элиза (плавно отстраняется, поворачивая голову к нему):
-Манерам вас никто не учил,вижу мне придется этим заняться .
Ужин продолжился.
Элеонора увлечённо говорила об искусстве, погоде, политике при дворе.
Родители улыбались, бросали благожелательные фразы.
А между Тейтом и Элизой натягивалась незримая нить.
Из колючек, подозрений и двусмысленных взглядов.
Он наблюдал за ней — слишком внимательно, слишком долго.
Пытался пробить её оболочку.
Но натыкался лишь на лёд.
⸻
В какой-то момент, между вторым и третьим блюдом, Элиза ощутила — он играет.
Он проверяет её:
будет ли смущение от прикосновения,
вздрогнет ли она от намёка,
поддастся ли в диалоге.
Он пытался вывернуть её изнутри.
Разобрать, как часы.
И взломать, как сейф.
Но ей было достаточно одной мысли, чтобы держать лицо:
«Издевками не охладить пыл моих намерений
».
Только вот...