«Туман нашей памяти»

Весеннее солнце уже вовсю заливало улицы города тёплым, золотистым светом. Ощущение свободы, почти детского восторга, охватило меня, как только мы выехали на его мотоцикле на оживлённый проспект. Ветер трепал мои рыжие волосы, выбивающиеся из-под шлема, который я намеренно немного сдвинула на затылок. Я крепко обнимала Эйдана со спины, прижимаясь щекой к его тёплой кожаной куртке, чувствуя его силу и надёжность. Солнечные лучи играли на его светлых, немного растрёпанных ветром волосах, и он выглядел таким молодым и  беззаботным. Между нами витало какое-то особенное, молчаливое понимание, мы обменивались редкими, но такими тёплыми улыбками, когда наши взгляды на мгновение встречались в маленьком зеркале заднего вида. Эйдан вёл мотоцикл уверенно, плавно. Теперь он чувствовал меня за своей спиной, и эта ответственность, казалось, придавала его движениям какую-то новую, оберегающую мягкость.

Ветер, солнце, его сильная спина, которую я так доверчиво обнимаю... Это было так просто и так невероятно, до головокружения, хорошо. Словно все мои тревоги, все его страхи, всё то тяжёлое, что мы пережили за последние дни, остались где-то там, далеко, в душном, суетливом городе, а здесь, на этой дороге, уносящей нас всё дальше и дальше, были только мы вдвоём, и это пьянящее, почти забытое чувство свободы. Интересно, понравится ли ему наше озеро? То самое, где я провела столько счастливых, беззаботных дней своего детства? Сможет ли он там, среди вековых сосен и тихой, зеркальной воды, хоть на немного забыть о своих демонах, почувствовать себя таким же свободным и беззаботным, каким когда-то была я, приезжая туда с Сарой, Уиллом и Тэйном?

Мысли о Тэйне, о его неожиданном сообщении, всё ещё вызывали во мне странную смесь любопытства и какой-то затаённой, непонятной грусти. Странно, что он написал именно сейчас, когда в моей жизни столько всего происходит, когда я сама стою на пороге каких-то важных, судьбоносных перемен. Я обязательно ему отвечу... потом. Когда найду нужные слова, когда немного разберусь в своих собственных чувствах. А сегодня я просто хочу быть здесь и сейчас, с Эйданом и близкими,  наслаждаться этим прекрасным днём.

Где-то позади нас, в своей ярко-красной, открытой машине, похожей на какое-то хищное насекомое, неслась Сара. Из её машины, даже сквозь рёв мотоцикла, доносились обрывки какой-то громкой, зажигательной музыки, и я почти физически ощущала, как она там, за рулём, подпевает во всё горло, пританцовывая и строя гримасы своему отражению в зеркале. Рядом с ней, на пассажирском сиденье, высунув счастливую морду в окно и подставив её всем ветрам, восседал наш любимый Кейк. Его золотистые уши и длинный розовый язык смешно развевались на ветру, и он выглядел абсолютно счастливым. В машине Сары, я была уверена, как всегда, царила атмосфера предвкушения безудержного праздника, немного творческого хаоса от её спонтанных приготовлений – наверняка она красила губы на каждом светофоре или лихорадочно искала в своей необъятной сумке солнцезащитные очки, одновременно пытаясь не пропустить нужный поворот.

Наконец, после почти часа езды по извилистым дорогам, мимо полей, уже покрытых нежной, изумрудной зеленью молодой травы, и небольших, сонных деревушек, мы свернули на едва заметную, заросшую лесную тропинку, которая и вела к нашему заветному озеру. Мотоцикл Эйдана и ярко-красная машина Сары почти одновременно, словно сговорившись, выехали на знакомую, залитую солнцем поляну. И вот оно – наше озеро. Такое же, как в моих детских воспоминаниях, и одновременно немного другое, более таинственное, более взрослое. Вода, кристально чистая, почти прозрачная, сверкала на солнце сотнями ослепительных бликов, словно кто-то рассыпал по её поверхности горсть драгоценных камней. Высокие, стройные, вековые сосны, как молчаливые, мудрые великаны, стояли по его берегам, их тёмно-зелёные кроны отражались в неподвижной, зеркальной воде, создавая почти мистическую, двойную реальность. Тишина, почти оглушающая после городского шума, нарушаемая лишь тихим, убаюкиющим пением невидимых лесных птиц и едва слышным, меланхоличным шелестом прошлогодней листвы под ногами. Воздух был густым, пьянящим, наполненным терпким, смолистым запахом хвои, пресной озёрной воды и влажной земли.

Кейк, не дожидаясь, пока Сара заглушит мотор, первым выскочил из машины и с громким, радостным лаем, словно выпущенная из лука стрела, понёсся к воде, оставляя на влажном песке смешные, глубокие следы своих огромных лап.

Мы с Эйданом тоже слезли с мотоцикла, сняли шлемы. Я глубоко, с наслаждением вдохнула этот чистый, лесной воздух, чувствуя, как лёгкие наполняются какой-то новой, живительной энергией. И тут, на нашем самом любимом месте для пикника, под раскидистой, старой, плакучей ивой, у самой кромки воды, мы увидели то, чего никак не ожидали увидеть. На большом, ярком, клетчатом пледе, который показался мне смутно, до боли знакомым, уже был накрыт импровизированный «стол»: аккуратно расставленные тарелки, плетёная корзина, из которой аппетитно выглядывали какие-то сэндвичи и домашняя выпечка (явно не та, что привезли мы с Сарой), большая стеклянная бутылка с домашним лимонадом, запотевшая от холода, в ведёрке, наполненном колотым льдом, и скромный, но такой милый букетик полевых цветов – ромашек, васильков и каких-то ещё, неизвестных мне, но таких нежных и трогательных, – в простой, обычной стеклянной банке. А рядом с пледом, прислонённая к стволу ивы, стояла акустическая гитара, не Эйдана, другая, более старая, с какими-то выцветшими наклейками.

— Ого! – присвистнула Сара, подходя ближе и с любопытством оглядывая это неожиданное пиршество. Её солнцезащитные очки в форме сердечек съехали на самый кончик носа. – А у нас тут, оказывается, весьма серьёзные конкуренты объявились! Или это лесные феи решили нам такой шикарный пикник устроить в честь нашего приезда? Уилл, дорогой, это случайно не твоих золотых рук дело? Признавайся, романтик ты мой подпольный!

Уилл, который как раз в этот момент подъехал на своей машине и, увидев накрытую поляну, тоже выглядел немало удивлённым (или, по крайней мере, очень хорошо делал вид, что удивлён, зная Сару, она вполне могла и его втянуть в какой-то свой хитроумный заговор), лишь пожал плечами, стараясь сохранить невозмутимый вид.

— Я бы, конечно, с превеликим удовольствием присвоил себе все лавры такого утончённого и предусмотрительного романтика, моя дорогая, – он с усмешкой поклонился Саре, – но, увы и ах, это не я. Видимо, кто-то решил нас опередить. Может, это местные жители, прослышав о нашем визите, решили проявить своё знаменитое лесное гостеприимство?

— Странно всё это... – пробормотала я, внимательно всматриваясь в детали этой неожиданной сервировки. – Этот плед... он кажется мне таким знакомым... И гитара... эта наклейка с какой-то дурацкой рок-группой, которую мы слушали в детстве, помните? Неужели...

И тут, словно из-под земли, из-за могучего, раскидистого ствола старой ивы, с широкой, немного смущённой, но такой до боли знакомой улыбкой, вышел он. Тэйн.

— Ну что, банда, не ожидали такого тёплого приёма? – его голос, немного повзрослевший, ставший ниже, с лёгкой хрипотцой, но всё такой же узнаваемый, прозвучал так неожиданно, что я на мгновение застыла, не веря своим ушам. – Или вы думали, я совсем забыл наше секретное место?

Тэйн... Это был действительно он. Мой Тэйн. Мой лучший друг детства. Он так изменился за эти долгие, бесконечные годы разлуки. Вытянулся, возмужал, плечи стали шире, черты лица – более резкими, более мужественными. Немного изменилась причёска – его тёмные волосы, которые раньше всегда были коротко подстрижены, теперь были чуть длиннее, небрежно спадая на лоб. Стиль одежды тоже стал другим – вместо привычных джинсов и футболок на нём были светлые льняные брюки и простая белая рубашка с закатанными рукавами. Его руки и шея были забиты изящными, витиеватыми татуировками, которые придавали ему чужой, неузнанной мной дерзости. Но глаза... его глаза остались теми же – большими, карими, с тёплыми золотистыми искорками, такими же добрыми и внимательными как и много лет назад. В руках он держал ещё один маленький, скромный букетик полевых цветов – тех самых, которые мы так любили собирать в детстве на этой самой поляне.

— Тэйн! – вырвалось у меня, и я, кажется, даже не сразу поняла, что это мой собственный голос. – Боже мой, Тэйн, это... это правда ты? Я не верю своим глазам! Что ты здесь делаешь? Как ты здесь оказался? —  Я, забыв обо всём на свете, бросилась к нему, и в следующий миг уже крепко обнимала его, уткнувшись носом в его плечо, пахнущее чем-то неуловимо-знакомым, чем-то из нашего далёкого, такого счастливого детства – солнцем, лесом, приключениями. Слёзы радости, непрошеные, но такие искренние, сами собой покатились у меня из глаз.

— Привет, Нисс, – он рассмеялся, его смех был таким же тёплым, таким же заразительным, как и раньше, и тоже крепко обнял меня в ответ. Его объятия были сильными и надёжными – родными. – Ну, конечно, это я. Не привидение же. Решил вот устроить вам всем небольшой, скромный сюрприз. Соскучился, не представляешь, как. Да и повод, как мне кажется, весьма уважительный – я слышал, ты у нас теперь абсолютно свободная птица, готовая к новым полётам. Ну и... за Иду хотел ещё раз, уже лично, тебя поблагодарить. Ты настоящий друг, Нисс. Всегда им была.

Сара, издав какой-то восторженный, почти поросячий визг, тоже подбежала к нам и буквально повисла на шее у Тэйна, засыпая его градом вопросов и восклицаний.

— Холден, негодяй ты этакий! Ну ты даёшь! Мастер конспирации! Я уж думала, ты про нас совсем забыл в своей этой далёкой, холодной Канаде! Ни одного звонка за столько лет! Как же я рада тебя видеть, негодник!

Уилл, который, кажется, единственный из нас сохранял хотя бы видимость олимпийского спокойствия, тоже подошёл и крепко, по-мужски, пожал Тэйну руку.

— Рад тебя видеть, старина, – его голос был немного хриплым от волнения. – Давненько мы вот так, все вместе, не собирались. Лет сто, не меньше. Какими судьбами в наших краях?

— Да вот, решил навестить старых, добрых друзей, – Тэйн с тёплой улыбкой посмотрел сначала на Уилла, потом на Сару, а потом его взгляд снова остановился на мне. – Такие места, знаешь ли, Шелдон, не забываются. Да и повод, как я уже сказал, весьма веский.

Я стояла, всё ещё немного ошеломлённая, не в силах до конца поверить в реальность происходящего, и украдкой вытирала слёзы, которые всё ещё продолжали катиться по щекам. Я обернулась. Эйдан всё так же стоял чуть поодаль, у своего мотоцикла, сняв шлем и держа его в руке. Он молча, почти не двигаясь, наблюдал за этой нашей бурной, немного сумбурной сценой воссоединения. Его лицо было, как всегда, почти непроницаемым, но в его глазах, в его чуть напряжённой позе, в том, как он слегка сжимал шлем, я уловила какую-то тень – удивление, смешанное с чем-то ещё, с чем-то похожим на настороженность, на лёгкую, почти незаметную ревность. Он видел, как я свечусь от радости рядом с этим внезапно появившимся парнем, как искренне, почти по-детски, я рада этой встрече.

— Эйдан, подойди, я хочу тебя познакомить, – я взяла Тэйна под руку и повела его к Эйдану, стараясь говорить как можно более непринуждённо, хотя сердце всё ещё колотилось от волнения. — Эйдан, это Тэйн Холден, мой... наш очень, очень старый, почти доисторический друг. Мы вместе выросли. Тэйн, это Эйдан Уайт.

Тэйн с дружелюбной, открытой улыбкой протянул Эйдану руку.

— Очень приятно наконец-то познакомиться, Эйдан, – его голос звучал искренне, без тени фальши. – Сара много хорошего о тебе рассказывала... ну, в тех редких, почти коллекционных сообщениях, которые мне удавалось от неё получить. — Он подмигнул мне, и я почувствовала, как снова краснею. Эта его старая привычка поддразнивать меня...

Эйдан, помедлив какую-то долю секунды, и всё же пожал протянутую руку. Его улыбка была чуть натянутой,  вежливой, но он старался, я это видела, быть дружелюбным.

—  Взаимно, – его голос прозвучал немного глуше, чем обычно. – Наслышан о ваших многочисленных детских приключениях. Кажется, вы тут все окрестности облазили вдоль и поперёк.

Он явно чувствует себя немного лишним, «новичком» в этой нашей сплочённой компании, со своим общим прошлым. Я слышала, как Тэйн с Сарой и Уиллом легко, почти не задумываясь, перебрасывались какими-то старыми шутками, понятными только им, какими-то кодовыми словами, отсылками к давно забытым событиям. Я видела, как Эйдан внимательно, почти изучающе, наблюдает за тем, как я смеюсь над чем-то, что сказал Тэйн, как мы с ним легко, почти не сговариваясь, заканчиваем фразы друг за другом. Ревность... это была не явная, не агрессивная ревность, а скорее какое-то лёгкое, почти неуловимое, но такое неприятное покалывание где-то глубоко внутри, которое он, я была уверена, отчаянно пытался подавить, понимая всю её неуместность. Но оно всё равно было. И я это чувствовала.

Мы расположились на пледах, которые так предусмотрительно приготовил Тэйн. Еда, которую он принёс, оказалась просто восхитительной – тут были и те самые сэндвичи с какой-то невероятно вкусной домашней ветчиной и сыром, которые он так мастерски готовил ещё в детстве, и его фирменный лимонад по старинному рецепту его бабушки, и даже мои любимые шоколадные маффины. Солнце припекало всё сильнее, лёгкий, тёплый ветерок лениво колыхал высокую траву на берегу, а вода в озере сверкала так ослепительно, что на неё больно было смотреть. Кейк, после недолгого, но очень тщательного обнюхивания нового члена нашей компании, кажется, полностью одобрил Тэйна и теперь самозабвенно пытался стащить что-нибудь особенно вкусное с нашего импровизированного стола, время от времени получая от Сары шутливый щелчок по своему любопытному носу.

Разговоры лились легко и непринуждённо. Мы вспоминали наше общее детство, все те смешные, нелепые, а иногда и немного опасные истории, которые происходили с нами на этом самом озере. Тэйн и я, кажется, больше всех погрузились в эти тёплые, немного грустные, но такие дорогие сердцу воспоминания, от которых у Сары и Уилла тоже то и дело появлялись на лицах широкие, ностальгические улыбки.

— А помнишь, Тэйн, – хихикала Сара, отпивая большой глоток лимонада, – как ты однажды полез на ту самую высокую, почти до неба, сосну за какой-то особенно красивой шишкой для Ниссы? Ты же у нас всегда был её личным рыцарем без страха и упрёка! И так эпично застрял там, на самой верхушке, на целых полчаса, пока наш доблестный Уилл, рискуя жизнью, не притащил откуда-то с соседнего склада старуюьлестницу?

Тэйн рассмеялся, его смех был таким же открытым, таким же заразительным, как и раньше:

— О, да! Как такое забудешь! А наша Нисса стояла внизу, бледная, как полотно, и таким трагическим голосом кричала, чтобы я ни в коем случае не шевелился, а то непременно упаду и разобьюсь насмерть. Она всегда была такой невероятно заботливой, такой ответственной. — Он с такой неподдельной теплотой и нежностью посмотрел на меня, что я почувствовала, как мои щёки снова начинают гореть.

— Ну, ты же мог и правда упасть! – попыталась я оправдаться, слегка краснея под его пристальным взглядом. – А шишка, между прочим, была действительно очень красивая! Я её до сих пор храню.

— Кажется, у вас тут было на удивление весёлое и очень насыщенное событиями детство, – тихо, почти неслышно, сказал Эйдан, обращаясь ко мне. В его голосе не было ни тени сарказма, только какая-то тихая, почти задумчивая грусть.

— Да. Было, – я благодарно сжала его руку, которая так удачно оказалась рядом с моей на пледе. – Было очень хорошо. И я очень рада, что ты теперь тоже здесь, с нами.

Он ничего не ответил, только чуть крепче сжал мои пальцы, и я почувствовала, как его напряжение немного спадает.

После сытного и очень весёлого обеда, когда солнце начало припекать уже сильнее, неугомонная Сара, конечно же, предложила искупаться:

— Ну что, тюленьчики, хватит греть бока на солнышке! – заявила она, решительно стягивая с себя джинсовое платье-рубашку, под которым оказался яркий, почти неоновый купальник. – Вода так и манит! Кто последний – тот прокисший огурец!

Вода в озере, как всегда, оказалась довольно прохладной, почти ледяной, но такой кристально чистой и освежающей, что устоять было просто невозможно. Первой, с громким, победным визгом, который эхом разнёсся по всей округе, в воду, как торпеда, бросилась Сара, поднимая фонтан брызг. За ней, фыркая и отряхиваясь, но с явным удовольствием, последовал Уилл. Я и Тэйн, немного помедлив, обменявшись понимающими усмешками, тоже присоединились к ним. Эйдан сначала немного колебался. Он стоял на берегу, засунув руки в карманы шорт и с какой-то задумчивой, едва заметной улыбкой наблюдал за нашим весельем. Но потом, поддавшись общему безудержному веселью и моим настойчивым, почти умоляющим уговорам, сопровождаемым градом ледяных брызг, он тоже медленно, но решительно зашёл в воду.

Мы плавали, брызгались, дурачились, как маленькие, беззаботные дети, забыв на время обо всех своих взрослых проблемах, страхах и тревогах. Кейк, конечно же, не остался в стороне и с отчаянным, почти героическим лаем пытался нас всех «спасать», смешно барахтаясь у самого берега, хватая зубами волны и вызывая у нас новые, неудержимые приступы хохота. Тэйн и я, как в старые добрые времена, устроили настоящую, ожесточённую «водную битву», отчаянно пытаясь перебрызгать друг друга, и я, к своему величайшему удивлению и тайной гордости, обнаружила, что ничуть не растеряла своих детских, почти профессиональных навыков в этом нелёгком деле.

Эйдан, сначала державшийся немного особняком, словно всё ещё не до конца веря в реальность происходящего, постепенно расслабился. Я видела, как исчезает напряжение с его лица, как разглаживаются морщинки у глаз, как в его голубых глазах, обычно серьёзных и печальных, зажигаются озорные, почти мальчишеские искорки. Он даже несколько раз довольно метко, с какой-то неожиданной для него ловкостью, запустил в меня целым потоком ледяных брызг, от чего я взвизгнула от неожиданности и попыталась уплыть от него подальше, смеясь и отфыркиваясь

В какой-то момент, когда Сара, Уилл и Тэйн увлеклись какой-то своей, особенно шумной игрой у берега, мы с Эйданом оказались немного в стороне от них, там, где вода была глубже и спокойнее. Солнце припекало, его лучи дробились на поверхности воды тысячами ослепительных, золотистых бликов. Мы плыли рядом, почти касаясь друг друга плечами, и молчали, но это молчание не было гнетущим или неловким. Наоборот, оно было наполнено каким-то особенным, почти интимным пониманием, какой-то новой, хрупкой близостью.

— Ну, Эйдан, – рассмеялась я, отряхивая с ресниц капли воды и пытаясь отдышаться после нашей небольшой перестрелки брызгами, – я, честно говоря, не ожидала от тебя такой невероятной прыти! Думала, ты будешь скромно сидеть на берегу с какой-нибудь очень умной книжкой и философски, свысока, взирать на наши эти детские забавы!

— Иногда, – он улыбнулся, и его глаза, обрамлённые мокрыми, потемневшими от воды ресницами, блестели от капель и какого-то внутреннего, светлого счастья, —  даже такие мрачные, задумчивые, почти безнадёжные типы, как я, не прочь немного поплескаться в прохладной, освежающей воде. Особенно, — он на мгновение замолчал, его взгляд стал таким глубоким и проникновенным, что у меня перехватило дыхание, —  особенно в такой приятной компании.

Он посмотрел на меня так нежно и открыто, что у меня снова предательски, почти болезненно, перехватило дыхание, а сердце забилось часто-часто, как пойманная, испуганная птичка.

Не знаю, кто из нас сделал это первым. Может быть, я, повинуясь какому-то внезапному, неосознанному порыву. А может, он. Но в следующую секунду наши губы встретились. Это был не такой отчаянный, почти болезненный поцелуй, как той ночью, в моей квартире, когда он был так сломлен и изранен. И не такой робкий, почти невесомый, как тогда под звёздным небом. Этот поцелуй был другим. Он был тёплым, как летнее солнце, ласковым, как прикосновение озёрной воды, и одновременно – пьянящим, как глоток старого, выдержанного вина. В нём была и нежность, и зарождающаяся страсть и глубокое чувство единения. Я запустила пальцы в его мокрые, прохладные волосы, а его руки крепко, но очень бережно обнимали меня за талию, прижимая к себе так близко, что я чувствовала, как бешено колотится его сердце. Мир вокруг перестал существовать. Были только мы, это солнце, вода, и этот бесконечный поцелуй.

— О-пань-ки! А что это у нас тут происходит, а? – внезапно раздался громкий, донельзя довольный голос Сары, такой близкий, что мы с Эйданом от неожиданности резко отпрянули друг от друга, как нашкодившие школьники, застигнутые врасплох строгим учителем.

Мы обернулись. Сара, Уилл и Тэйн плыли к нам, хитро улыбаясь и глядя на нас с таким видом, словно они только что стали свидетелями чего-то невероятно важного и сенсационного.

— Кажется, кто-то решил не терять времени даром и устроить романтическое свидание прямо в воде! – Уилл подмигнул мне, и я почувствовала, как мои щёки вспыхивают огнём.

— Ну, наконец-то! Я уж думала, не дождусь! – театрально вздохнула Сара, всплеснув руками, и на мгновения уйдя под воду с головой. – А то ходят тут вокруг да около, вздыхают, глазами стреляют... Скукота! А тут – такой экшн! Молодцы!

И в следующий миг на нас обрушился целый шквал ледяных брызг. Это Тэйн, с самым невинным видом, начал нас «поздравлять» таким своеобразным способом. Сара и Уилл тут же с радостным гиканьем присоединились к нему. Мы с Эйданом, смеясь и отмахиваясь, попытались отбиваться, но силы были явно неравны. Через несколько минут мы все, мокрые с головы до ног, но невероятно счастливые, хохотали так, что, наверное, распугали всех рыб в озере. Ревность Эйдана, если она и была, то сейчас, кажется, окончательно улетучилась, смытая этой весёлой водной феерией. Он выглядел таким расслабленным, беззаботным и настоящим.

Когда солнце начало медленно, но верно клониться к закату, окрашивая небо, а неподвижную гладь озера в невероятные золотисто-розовые, персиковые и лиловые тона, мы, уставшие, но невероятно счастливые, выбрались на берег. Тэйн, как оказалось, всё предусмотрел – у него в машине нашёлся даже небольшой походный чайник и термосы, так что вскоре мы уже сидели у небольшого, уютно потрескивающего костерка, который так мастерски развёл Эйдан, завернувшись в тёплые пледы и попивая горячий, ароматный чай с травами и мёдом. На берегу уже лежала кучка идеально круглой, вымытой картошки, готовой отправиться в горячую золу – ещё одна наша детская традиция, о которой позаботился Тэйн.

И тут неугомонной Саре, конечно же, пришла в голову очередная «гениальная» идея:

— А давайте сыграем в «Правду или Действие»! – заявила она с таким энтузиазмом, словно только что изобрела вечный двигатель или, по крайней мере, лекарство от всех болезней. – Как в старые добрые времена! Помните, как мы обожали эту игру? Сколько секретов было раскрыто, сколько неловких моментов пережито!

Я немного напряглась. Эта игра, такая безобидная на первый взгляд, в нашей компании часто приводила к самым неожиданным, а иногда и весьма неловким, почти катастрофическим последствиям. Но спорить с Сарой, когда она чем-то загоралась, было абсолютно, категорически бесполезно.

— Ну что ж, почему бы и нет, – пожал плечами Тэйн, его глаза лукаво, почти по-мальчишески блеснули в тёплом свете догорающего костра. – Только чур, без слишком откровенных, компрометирующих вопросов и слишком экстремальных, опасных для жизни действий. Мы уже не совсем дети.

— Ой, да ладно тебе, Холден, не будь таким занудой! – отмахнулась от него Сара, уже потирая руки в предвкушении. – Немного здоровой перчинки нам всем сейчас точно не повредит! Итак, мои дорогие, кто первый отважится бросить вызов судьбе и своим самым потаённым секретам

Игра началась довольно невинно и даже немного скучно – Уилл, выбравший «действие», по требованию Сары, с самым серьёзным видом изображал кукушку, сидящую на ветке, от чего мы все, включая его самого, покатывались со смеху. Сара, в свою очередь, выбрав «правду», была вынуждена под градом каверзных вопросов от Уилла признаться, что её самое первое, самое «трагическое» любовное разочарование случилось в детском саду, когда её «жених»  променял её на другую девочку из-за лишней конфеты. Но потом, когда бутылочка, которую мы крутили, указала на Тэйна, атмосфера немного изменилась.

— Правда или Действие, Холден? – хитро, почти по-лисьи, прищурилась Сара, её глаза в полумраке блестели, как у любопытной кошки, выследившей особенно жирную мышку. – Если выберешь правду, то будь добр, признайся честно! Без увиливаний и недомолвок, ты всё ещё хоть самую малюсенькую, самую крошечную, почти микроскопическую чуточку влюблён в нашу несравненную, нашу прекрасную, нашу единственную и неповторимую Ниссу, как в том далёко пятом классе?

Тэйн на мгновение замолчал, его лицо, освещённое неровным, пляшущим светом костра, стало неожиданно серьёзным, почти непроницаемым. Он посмотрел на меня долгим, каким-то очень глубоким, почти изучающим, почти гипнотизирующим взглядом, от которого у меня по спине предательски пробежал неприятный холодок, а сердце забилось немного быстрее. Эйдан, сидевший рядом со мной, заметно напрягся, его рука, до этого момента расслабленно лежавшая на моей, чуть сильнее  сжала мои пальцы.

— Ну, Лакер, ты, как всегда, в своём неповторимом репертуаре, – наконец, немного криво усмехнулся Тэйн, но усмешка получилась какой-то вымученной, немного грустной. – Скажем так, Нисса всегда была и, я думаю, всегда останется для меня очень дорогим человеком. И я, честно говоря, невероятно рад, что мы снова, спустя столько долгих лет, встретились.

Он снова посмотрел на меня, и в его взгляде, было столько невысказанных, забытых чувств, что я невольно смутилась и быстро опустила глаза, чувствуя, как мои щёки заливает предательский, горячий румянец. Я почти физически ощущала, как напряжение Эйдана нарастает с каждой секундой.

— Так, теперь моя очередь задавать вопросы! – Тэйн, кажется, решил поскорее перехватить инициативу и сменить тему. – Нисса, правда или действие?

— Действие, – немного нервно, стараясь, чтобы голос не дрожал, ответила я, изо всех сил стараясь не смотреть ни на Тэйна, ни, тем более, на Эйдана.

— Хорошо, – Тэйн хитро, почти по-мальчишески улыбнулся, и в его глазах снова заплясали знакомые хулиганские чертики. – Если действие, то... поцелуй самого симпатичного, самого обаятельного, самого неотразимого, самого желанного парня в этой нашей такой замечательной, такой дружной компании. Кроме Уилла, конечно, он, как-никак, твой родной брат, это было бы уже слишком, даже для нашей продвинутой компании.

Я почувствовала, как мои щёки вспыхивают таким огнём, что, казалось, от них можно было прикуривать. Ну, Тэйн, ну, спасибо тебе! Подложил свинью, так подложил! Я растерянно, почти с отчаянием посмотрела на него, потом на Сару, которая уже почти давилась от беззвучного, но такого ехидного смеха, потом на Уилла, который невинно делал вид, что его это абсолютно не касается, и он вообще тут случайно, а потом  я посмотрела на Эйдана. Он сидел, не двигаясь, его лицо в неровном свете костра казалось высеченным из камня, но в его глазах, тёмных, почти чёрных, устремлённых на меня, я увидела такую невероятную бурю эмоций. Тэйн, я была в этом абсолютно уверена, явно, без тени сомнения, имел в виду себя, он всегда был немного самовлюблённым, даже в детстве. Я медленно, стараясь не смотреть Тэйну в глаза, наклонилась к Эйдану и быстро, почти невесомо, едва коснувшись, поцеловала его в щёку, там, где ещё виднелся слабый, почти незаметный след от недавнего синяка.

— Ну вот, – я постаралась улыбнуться как можно более беззаботно, хотя сердце в груди колотилось, как сумасшедшее. – Самый симпатичный. И самый лучший.

Я посмотрела Эйдану прямо в глаза, и он, кажется, понял всё без слов. Его напряжённое лицо немного смягчилось, а в глазах мелькнуло что-то тёплое, что-то благодарное. Тэйн на мгновение выглядел немного разочарованным, почти обиженным, но тут же снова улыбнулся своей обычной улыбкой.

— Засчитано, Шелдон, – с деланной серьёзностью кивнул он. – Хотя я, конечно, от такой отчаянной девчонки, как ты, ожидал гораздо большего энтузиазма и решительности.

Теперь была очередь Уилла задавать свой каверзный вопрос Эйдану. Брат посмотрел на него с каким-то новым, почти отцовским, немного изучающим интересом.

— Эйдан, ну а ты что выберешь, правду или всё-таки рискнёшь на действие? – Уилл хитро прищурился.

— Правда, – коротко и твёрдо ответил Эйдан, его взгляд был спокоен.

— Хорошо, – одобрительно кивнул Уилл. – Тогда скажи нам честно, Эйдан! Что тебя больше всего, с первого взгляда, так сказать, привлекло в моей этой несносной, упрямой, но такой, безусловно, замечательной сестрёнке? Кроме её, разумеется, совершенно ангельского, покладистого характера и просто невероятной, неземной красоты, само собой. — Он подмигнул мне, и я шутливо, но довольно ощутимо пихнула его локтем в бок.

Эйдан на мгновение задумался, его взгляд, такой обычно печальный и отстранённый, стал неожиданно мягким и тёплым, когда он посмотрел на меня.

— Её сила, – сказал он тихо, но так, что все, даже треск костра, кажется, замолчали, чтобы его услышать. – Её невероятная, почти нечеловеческая, внутренняя сила духа. И её свет. Она как будто вся светится изнутри, даже когда вокруг совсем, совсем темно. Этот свет... он притягивает.

Его взгляд стал таким глубоким и проникновенным, что у меня снова, в который уже раз за этот безумный день, предательски перехватило дыхание, а слёзы навернулись на глаза. Я видела, как Тэйн внимательно, почти изучающе, с каким-то новым, непонятным мне выражением смотрит на Эйдана, и в его взгляде было что-то похожее на удивление и, возможно, я очень на это надеялась, даже на уважение.

— Так, теперь моя очередь! – я решила немного разрядить эту внезапно сгустившуюся атмосферу. —  Эйдан, правда или действие?

— Действие, – он улыбнулся мне.

— Хорошо, – я хитро, улыбнулась. – Если действие, то... сыграй нам что-нибудь на гитаре. Ту самую, твою, особенную мелодию. Ту, которую ты играл тогда, на смотровой площадке, помнишь?

Он молча, без лишних слов, взял свою акустическую гитару, немного подстроил слегка расстроенные струны, и его пальцы, такие сильные, почти невесомо, коснулись их. И полилась музыка. Та самая,  музыка. Немного грустная, меланхоличная, но такая невероятно красивая и пронзительная. Она заполняла собой всё пространство вокруг, она окутывала нас, как тёплый, мягкий плед, она проникала в самую душу, заставляла сердце то мучительно сжиматься от непонятной боли, то замирать от тихого восторга. Все замолчали, слушая, затаив дыхание, боясь пошевелиться, боясь нарушить это хрупкое, почти неземное волшебство. Даже наш неугомонный Кейк, кажется, перестал дышать, прижавшись к моим ногам и положив свою тяжёлую, лохматую голову мне на колени. Я смотрела на Эйдана, на его сосредоточенное, одухотворённое лицо, на его пальцы, так уверенно и одновременно так нежно скользящие по струнам, извлекая из этого инструмента такие неземные звуки, и чувствовала, как меня медленно, но верно переполняет любовь, бесконечная нежность и гордость за него. И я видела, как Тэйн, мой старый, добрый Тэйн, смотрит на Эйдана с каким-то новым, очень внимательным, оценивающим интересом, и в его взгляде уже не было и тени прежней насмешки или скрытого соперничества. Только искреннее, неподдельное удивление и, кажется, такое же искреннее, неподдельное восхищение.

Когда последние, затихающие аккорды музыки растворились в ночной тишине, на какое-то бесконечно долгое, почти вечное мгновение повисла абсолютная тишина. А потом Сара первая, не выдержав, громко захлопала в ладоши, и мы все, как по команде, присоединились к ней, наши аплодисменты эхом разнеслись над уснувшим озером.

— Эйдан, это было просто невероятно! – выдохнула Сара, её глаза, я это видела даже в полумраке, блестели от непролитых, восторженных слёз. – У тебя настоящий, Богом данный талант! Ты должен... ты просто обязан выступать! На большой сцене! Мир должен это услышать! Это просто преступление – скрывать такую красоту!

Эйдан смущённо, почти виновато улыбнулся, его щёки, даже в неверном свете костра, слегка покраснели.

— Спасибо, Сара. Я просто играю то, что чувствую. То, что рвётся изнутри.

Теперь была очередь Эйдана задавать свой вопрос. Он на мгновение задумался, а потом посмотрел прямо на Тэйна, и в его голосе, когда он медленно, почти растягивая слова, произнёс:

— Правда или действие? — мне отчётливо послышались какие-то новые, совершенно незнакомые, стальные нотки. Это был уже не тот немного смущённый Эйдан, которого я видела всего несколько минут назад. Это был мужчина, готовый защищать то, что ему дорого.

— Правда, – так же спокойно, не отводя взгляда, глядя Эйдану прямо в глаза, с едва заметной, почти вызывающей усмешкой ответил Тэйн. Он не отводил взгляда, принимая этот молчаливый вызов.

— Хорошо, – медленно, словно взвешивая каждое слово, кивнул Эйдан, его взгляд не отрывался от лица Тэйна, словно он пытался прочитать там что-то очень важное, что-то скрытое между строк. —Тогда скажи мне честно, Тэйн. Ты... надолго ли к нам в этот раз вернулся? Или это просто такой короткий, ностальгический, так сказать, дружеский визит, чтобы, ну, знаешь, освежить приятные детские воспоминания и, может быть, убедиться, что всё здесь осталось по-прежнему, на своих местах? — Последние слова прозвучали с едва уловимым, но отчётливым нажимом, и я почувствовала, как напряжение, которое, казалось, немного спало, снова вернулось. Оно густо повисло в прохладном вечернем воздухе, как грозовая, предвещающая неминуемую бурю, свинцовая туча.

Тэйн на мгновение замолчал, его обаятельная улыбка слегка померкла. Он задумчиво посмотрел на догорающие угли костра, потом его взгляд снова вернулся к Эйдану, и в нём промелькнуло что-то новое, что-то более серьёзное, почти жёсткое.

— Скажем так, Эйдан, — его голос звучал теперь ровно, без тени прежней игривости, —  я приехал не просто освежить воспоминания, хотя и это, безусловно, приятно. У меня здесь есть незавершённые дела. И люди, которые мне очень дороги, и которых я, возможно, слишком надолго оставил без присмотра. А что касается сроков... жизнь – непредсказуемая штука, не так ли? Иногда то, что кажется мимолётным визитом, может затянуться надолго. А иногда то, что планируешь на годы, обрывается в один миг. Так что, поживём – увидим.

Его слова, такие спокойные, но такие наполненные скрытым смыслом, повисли в воздухе, как дым от костра, густой и немного удушливый. Я видела, как напряглись желваки на скулах Эйдана, как его пальцы, лежащие на моей руке, сжались ещё сильнее. Сара и Уилл, почувствовав это почти физически ощутимое напряжение, неловко переглянулись, их весёлое настроение куда-то улетучилось.

Игра как-то сама собой, без объявления, закончилась, оставив после себя это неприятное, тяжёлое, почти тягостное послевкусие каких-то невысказанных слов. Мы сидели у догорающего, почти потухшего костра, который уже не давал тепла, и молча смотрели на звёзды, которые одна за другой, как бриллиантовые слёзы, зажигались на темнеющем, бездонном небе. Тишина, нарушаемая лишь тихим, едва слышным треском последних, истлевших углей и далёкими, таинственными, ночными звуками спящего озера, казалась неестественной и напряжённой.

Когда Сара и Уилл, сославшись на внезапную усталость и необходимость очень раннего подъёма на следующий день, начали собирать остатки нашего так и не до конца съеденного пикника, Эйдан молча, не говоря ни слова, отошёл к самой кромке воды. Он стоял там один, засунув руки глубоко в карманы штанов, и долго, неподвижно смотрел на тёмную, абсолютно неподвижную, как застывшее стекло, гладь озера, на которой тускло, почти призрачно отражались первые, самые яркие, холодные звёзды. Я подошла к нему, чувствуя какую-то необъяснимую вину перед ним, словно я в чём-то его предала.

— Эйдан? – тихо, почти шёпотом, позвала я, боясь нарушить эту его хрупкую, напряжённую тишину.

Он медленно, почти нехотя, обернулся. В тусклом свете его красивое, такое мужественное лицо казалось бледным, почти измученным, а глаза – тёмными, почти бездонными, как само это ночное озеро.

— Он... он хороший парень, этот Тэйн, – его голос был тихим, почти безразличным, но я отчётливо, каждой клеточкой своей души, уловила в нём затаённую, такую знакомую мне, горечь.

— Да, – я взяла его за руку, его пальцы были холодными, почти ледяными, как вода в этом озере. Я заглянула ему прямо в глаза, стараясь передать ему всю свою уверенность и любовь. – Да, Тэйн хороший. Он мой друг. Очень старый, очень близкий, почти как брат, друг. Но ты... ты для меня гораздо, гораздо больше, Эйдан. Гораздо больше, чем просто друг. Ты это знаешь. Правда ведь, знаешь?

Он молча, не отрывая от меня своего пронзительного, такого глубокого, такого всё понимающего взгляда, сжал мою руку чуть крепче и его губы, такие обычно плотно сжатые, тронула едва заметная и желанная мне улыбка. А его взгляд немного потеплел, и в нём снова, как и утром, появился тот самый особенный, родной, такой любимый мне свет. И в этот самый момент, стоя на берегу этого старого озера, под этим бездонным небом, я абсолютно точно, поняла, что, несмотря на все сложности, тени прошлого, которые так настойчиво пытаются омрачить наше настоящее, несмотря на все наши страхи и все наши сомнения, мы справимся. Мы обязательно, во что бы то ни стало, справимся. Вместе.