Глава 6. Красивая картинка трещит по швам. Часть 1.
Сон ещё крепко держал Кику, но обоняние уже очнулось – в воздухе витал знакомый, тёплый аромат, такой домашний, будто он вырвался прямо из прошлого. Он напоминал о тех тихих утрах, когда на летней кухне с открытыми окнами готовились разные блюда, а в беседке за домом стелился полумрак. Там, в сопровождении утреннего света и звуков просыпающегося сада, они с няней садились завтракать – без слов, без спешки.
С ней было спокойно, но по-настоящему близкой женщина так и не стала. За всё детство рядом сменилось несколько нянь, каждая из них старалась по-своему, но ни одна не задержалась надолго. Кику не позволяла. Её капризы и требовательность были не просто чертой характера – это была её защита, попытка наощупь достучаться до родителей, привлечь внимание, которого ей так не хватало. Она не хотела причинять боль этим женщинам, но тогда казалось, что у неё просто не было другого выбора.
Теперь, лежа в чужом, непривычном месте, она ощущала, как где-то в глубине этих запахов пряталась прежняя, забытая нежность. Тот редкий покой, что нельзя вернуть, но можно поймать на вдохе и на несколько мгновений снова ощутить себя в безопасности.
– Я сейчас съем все одна, если ты не откроешь глаза, – над ухом прозвучал голос Чи, кажется, девушка была в приподнятом настроении.
– Как же я рада, что это не сон, – Кику потянулась и улыбнулась.
Чи стояла около кровати и медленно водила двумя шампурами перед носом спящей. На них были нанизаны несколько кусочков аппетитного кроличьего мяса, от которого уже текли слюнки.
– С чего такая щедрость?
– Пошли прогуляемся.
Пахло свежестью, а в глаза резко ударило яркое солнце, которое уже добралось до зенита. Девушки вышли из номера не торопясь, в движениях Кику чувствовалась усталость после недавней игры и недосып из-за того, что до самого рассвета провела время на крыше с Чишией.
Он понял ее и не стал больше заводить никаких разговоров. Кику была слегка разочарована в нем после игры, понимая, что этот парень такой же бесчувственный, как и остальные. Но ворошить его душу и что-то выяснять в тот момент совершенно не хотелось. Она решила оставить это на потом, конечно, если еще раз встретятся. Ей было слишком хорошо просто сидеть в тишине.
Тепло солнца разливалось по коже, впитывалось в волосы, просачивалось в одежду. Можно было бы представить, что это просто жаркий летний день где-нибудь на курорте… если бы не редкие фигуры, идущие навстречу. Люди в бинтах с причудливыми красными узорами, как живые знаки из иной реальности. Кто-то прикрывал лицо, кто-то шёл с трудом, поддерживаемый за плечи. Они были напоминанием: ничто здесь не по-настоящему мирно.
Обе девушки молча прошли мимо, найдя укромный уголок в тени широкого зонта, подальше от взглядов и бесцельных прохожих. Присев на шезлонги, скинули обувь и наконец позволили себе выдохнуть.
– Удалось поймать этого кролика недалеко от Пляжа, без понятия как он тут оказался, но как нельзя кстати, – прервала молчание Чи.
– И как мне воспринимать этот жест доброй воли? – по-доброму усмехнулась Кику.
– Не хочу, чтобы ты боялась меня и относилась также, как к остальным военным. Здесь собрались люди, которые берут от жизни все и готовы биться за себя до последнего вздоха, – ответила девушка. – То, что ты оказалась здесь стоит расценивать как подарок бога за твои страдания.
– В таком случае ты и есть бог?
Чи перевела взгляд на девушку, которая как ни в чём не бывало жевала поджаренное кроличье мясо, аккуратно придерживая его двумя пальцами. В её движениях была почти детская беззащитность – как будто весь ужас предыдущих дней не оставил на ней и царапины. Щёки слегка розовели от жары, губы сосредоточенно приоткрыты, а взгляд спокоен, будто в этот момент существовал только вкус, лето, да лёгкий шум ветра.
Ее знакомая не сдержала улыбку. Вначале она просто фыркнула сквозь нос на последнюю фразу, опустив голову, будто смеялась про себя. Но спустя пару секунд звонкий смех вырвался наружу – чистый, светлый, по-юношески живой. Он совершенно не вязался с её собранным обликом: холодный взгляд, точные движения, всегда ровная интонация. Как будто на короткий миг маска дала трещину, и из-под неё выглянуло что-то удивительно простое.
– Прости, – сказала она, чуть прикрыв рот рукой, – просто ты выглядишь так серьёзно, а ешь кролика, словно это десерт из детства.
Улыбка Кику расползлась против воли. Она глотнула кусочек слишком быстро, почти поперхнулась от собственной реакции, и, прикрыв рот тыльной стороной ладони, с едва слышным смехом пробормотала:
– Я не знала, что ем так... вдохновляюще.
Чи всё ещё смеялась, но взгляд у неё был мягкий, почти нежный. Без укоров, без тяжести – просто искренняя разрядка между штормов.
– Это не упрёк, – сказала она, опершись локтем на подлокотник шезлонга. – Просто есть в этом что-то… нормальное. Настоящее. Как будто ты не боишься быть живой.
Они молчали несколько минут, доедая то, что осталось, и просто слушали веселящихся людей где-то за спиной. Этот шум сейчас успокаивал, как будто весь остальной мир отступил и оставил им это крохотное пространство для отдыха. Никаких игр, ни смертей, ни тревожных голосов. Только мягкие мелодии, растекающиеся по Пляжу и ленивое солнце.
Кику откинулась на спинку шезлонга, прикрыв глаза, и прошептала:
– Я забыла, как это – просто сидеть и не трястись от страха за свою жизнь. Сейчас так хорошо…
Чи вытянула ноги, обвела взглядом горизонт, затем посмотрела на неё.
– Ты учишься отпускать. Это редкий навык в этом мире.
– А ты умеешь отдыхать?
Знакомая усмехнулась, сдвигая волосы со лба.
– Не уверена. Наверное, вот это сейчас – ближе всего к отдыху, чем я была за всё время.
– Знаешь, – сказала Кику, поворачивая голову к ней, – если бы мы встретились до всего этого… Может, мы бы пили чай на веранде и жаловались на работу и учебу.
– Или спорили о книгах в переполненной кофейне. Где максимум риска – это недосоленный салат.
Обе рассмеялись тихо, почти неслышно, словно боясь разрушить хрупкость момента. И всё же смех был настоящим. Живым.
– Может быть, – произнесла Чи, глядя в небо, – когда всё это закончится, именно так и будет. Без игр, бинтов и карточных мастей. Я бы хотела узнать тебя в настоящем мире.
Кику вытянулась на шезлонге, прикрыв глаза от солнца. Тело впитывало тепло, и она ловила себя на мысли, что хочет сохранить этот момент целиком – ощущение покоя в груди, вкус не спешащего никуда дня. Она знала, как редки такие минуты здесь, и почти инстинктивно старалась врезать их в память, будто снимок – чтобы потом, возможно, вспоминать его перед следующей игрой.
Недалеко волны с лёгким плеском бились о камни, разбиваясь в белую пену и катясь обратно. Эта повторяющаяся мелодия действовала убаюкивающе, как знакомая колыбельная. Пляж постепенно оживал. Кто-то проходил мимо, и Кику украдкой наблюдала за каждым. Внезапно её взгляд задержался.
Чуть в стороне, на пирсе, в свете морской глади стоял он. Чишия. Белые волосы отражали свет так, будто в них застрял рассвет. Он стоял, сложив руки в карманах. Его фигура, тонкая, но твердая, излучала то самое равновесие, которого ей всегда не хватало – ни тревоги, ни оглядки, только внутренняя неподвижность. Словно он был не участником игры, а наблюдателем. Как будто всё происходящее не касалось его напрямую, но он видел в нём нечто большее.
Его глаза смотрели вдаль не цепляясь за детали, не выискивая смыслов. Казалось, он просто позволял себе раствориться в линии горизонта. К нему подошла Куина. Яркая, прямая, как всегда уверенная в себе. Она что-то сказала, улыбаясь, и он развернулся к ней полубоком, слегка кивнул. И в этот момент, будто почувствовав, он перевёл взгляд в сторону Кику.
Их глаза встретились. Несколько секунд – или вечность – всё вокруг словно стало тише. Даже море смолкло. Он не моргнул. Только лёгкая, почти неуловимая ухмылка скользнула по лицу, как лёгкий всплеск в зеркальной воде. Она не отвела взгляд сразу. Что-то в этой улыбке было вовсе не насмешливым – скорее, приветствием.
– Ты знакома с Чишией?
Слова Кику словно сдвинули что-то внутри Чи. Та не ответила сразу – только её взгляд резко метнулся по сторонам. Лёгкость в её лице испарилась, улыбка застыла на полпути, углы губ чуть подрагивали, словно не знали, стоит ли им расплыться в усмешке или исчезнуть вовсе. Спина выпрямилась, пальцы, ещё секунду назад игравшие с песком, стиснулись в комок.
– Чи? – тихо спросила Кику, приподнимаясь, ощутив, как напряжение почти физически распространилось по воздуху между ними.
Девушка продолжала быстро сканировать Пляж глазами, и, наконец, взгляд зацепился за беловолосую фигуру на пирсе. Она застыла, а лицо сжалось в неузнаваемую маску: не страх – что-то тревожное, личное, как будто в груди сработал старый, забытый сигнал. Уголки губ окончательно дрогнули вниз.
– Да, – произнесла она наконец, и голос её был сухим, почти хриплым. – К сожалению.
Пальцы правой руки вжались в подлокотник шезлонга, оставляя бледные следы. Кику напряглась, почувствовав, как воздух стал плотнее.
– Не нравится мне эта обстановка, что-то случилось?
– Кику, – Чи развернулась к ней и прямо в глаза медленно сказала, – никогда, слышишь, никогда с ним не общайся. Обходи стороной, не попадайся на глаза. Этот человек опасен и за маской равнодушия скрывается подлость и циничность.
– Ты говоришь так, как будто он сделал что-то ужасное...
Чи отвела взгляд, а на щеке дернулась мышца.
– Он не просто игрок. Он разрушает людей, Кику. Не ударами, не словами – он ломает изнутри. Холодно. Методично. Потому что ему интересно, как далеко можно зайти, прежде чем ты начнёшь трещать. Для Чишии все люди пешки и не более, использует тебя в своих целях и бросит умирать.
Девушка ощутила, как у неё по позвоночнику скользнуло что-то прохладное. Она снова повернула голову в сторону пирса, парня там уже не было.
– Ты знаешь его слишком хорошо, – тихо сказала она.
– Поверь, я бы предпочла не знать его вовсе.
Внутри Кику всё словно перевернулось. Слова Чи легли тяжело, как камень – чужая правда, сказанная уверенным голосом, способна разрушить даже то, чему ты хотел бы верить. Она молча кивнула, сделала вид, что всё поняла, и отвела взгляд в сторону… но мысленно всё ещё оставалась в комнате игры. В том ярком, тревожном вчера, которое она теперь не решалась назвать вслух.
Рассказать Чи? Она почти открыла рот, но язык не пошевелился. Внутри всё сжалось. Девушка вспомнила, как Чишия стоял рядом с ней в напряжённой тишине, как смотрел сквозь неё – не тепло, не враждебно, а просто… ровно. Тогда это казалось спокойствием. Сейчас – безразличием с холодным дном.
«А если Чи права? Если он действительно… наблюдает, как под микроскопом? И всё то молчание, та едва заметная улыбка на крыше – были не попыткой разделить момент, а простой игрой, изучением очередной пешки?»
Она чувствовала, как в груди клубится раздражение. И не столько на Чишию, сколько на саму себя – за то, что ей действительно хотелось увидеть в нём нечто большее. За то, что, зная, какой он, она всё равно искала в нём оправдание. Просто пытается выжить, просто замкнут, наверное, не такой, каким кажется…
Но теперь эта картина начинала рассыпаться. Слова Чи были словно крючками: цепляли улики в её памяти и вытаскивали их на свет. Неприятные фразы, взгляды, моменты. А самое страшное – образ того Чишии, который тихо сидел рядом и смотрел на рассвет, теперь тоже менялся. Всё то, что казалось еле уловимым доверием, теперь окрашивалось в тревожные, вязкие тона.
«Кажется, здесь все-таки не осталось нормальных людей.»
***
Свет в комнате был рассеянным, снаружи слегка дрожали жалюзи от ветра, отбрасывая полосатые тени на стены. Кику сидела на краю кровати, вытянув руку перед собой. Она осторожно размотала последний виток бинта и уронила его на простыню. Кожа уже зажила, не болела и не ныла, но на её месте тянулся длинный, тонкий шрам.
Девушка цыкнула языком и качнула головой:
– Ещё не хватало оставить на себе шрамы после всего этого, – пробормотала она себе под нос, будто обижаясь на собственное тело за память, которую она не просила хранить.
Пальцем провела вдоль красной линии и тут же отдёрнула. Не от боли. От раздражения. Где-то в коридоре хлопнула дверь, приглушённо рассмеялись голоса. А у неё внутри – тишина, но не из тех, что приносят покой. Пустота, как между мыслями, когда ничто не движется вперёд.
«Это место, люди – все раздражает. Шляпник забирает карты, столько людей умирает, а прогресса никакого.»
Кику наклонилась вперёд, уткнулась лбом в ладони и стиснула зубы. Всё начинало казаться бессмысленным. Не потому, что она устала – потому что всё это больше не вело никуда. Ни надежды, ни цели. Только шрамы, один из которых теперь остался и снаружи.
Девушка медленно поднялась с кровати, чувствуя, как прохлада от пола отзывается в ступнях. Она подошла к большому зеркалу, застыв на мгновение перед своим отражением. Шорты и тонкий топ словно подчеркивали уязвимость – не столько телесную, сколько внутреннюю.
Кику скрестила руки на груди, немного поёжилась и нахмурилась: ей стало неуютно. Шагнув к шкафу, открыла дверцу и, не раздумывая, вытащила первую попавшуюся вещь – мужскую рубашку в светлую клетку. Кику накинула её на плечи, оставив пуговицы расстёгнутыми, и только тогда вдохнула немного глубже. Теперь в зеркале отражалась совсем другая картина: не девочка в тонком белье напоказ, а человек, вернувший себе хотя бы часть контроля. И пусть эта рубашка была не её – сейчас она стала её панцирем.
Она чувствовала, как стены комнаты начинают давить – слишком много мыслей, слишком мало воздуха. Ей вдруг остро захотелось найти Чи. Не для чего-то важного, а просто посидеть рядом, заговорить о чём угодно. Чтобы в этом «о чём угодно» можно было спрятаться от всего остального.
Кику вышла в коридор, стараясь не привлекать внимания. Длинный, тускло освещённый проход был почти пуст, лишь вдалеке что-то глухо хлопнуло. Когда она дошла до двери, за которой жила Чи, постучала раз, другой. Тишина. Ни звуков, ни шагов, даже тени не дрогнуло под щелью.
Она уже собиралась повернуть назад, когда из-за поворота появилась Куина.
– Привет, – та ей улыбнулась. – Ищешь кого-то?
– Да, Чи. Ты не видела ее?
– Могу ошибаться, но она скорее всего поехала на игру. Машины недавно отъехали.
– Понятно, – ответила Кику слегка расстроенно.
– Не хочешь спуститься к бассейну? Пообщаемся хоть нормально, – весело сказала Куина.
– Я не против.
Народу было заметно меньше – большинство отправились на игры, и только несколько человек лениво коротали время в шезлонгах или беседовали у кромки воды. Кику и Куина устроились у бара. Высокие стулья были прохладные на ощупь, барная стойка пахла цитрусами и морем. Бармен не спешил – всё вокруг двигалось в расслабленном, почти ленивом ритме.
– Почему ты всегда витаешь где-то в облаках?
– Столько вопросов и нет ни одного ответа, не могу расслабиться.
– Так спроси у меня, может я помогу тебе с этим, – улыбнулась Куина.
Немного подумав, Кику спросила:
– Что ты знаешь об этом месте? Не о Пляже, а о мире, где мы оказались.
– Это место не поддается никакому адекватному объяснению. Собирая по крупицам знания остальных людей, мы пришли к такому мнению: каждый человек пропал в один и тот же день, но здесь появились в разные промежутки времени, не происходило ничего подозрительного, каждый был занят своими будничными делами, – Куина отпила из бокала и продолжила свой монолог. – Игры появляются самостоятельно, никто никогда заранее не сможет узнать где будет находиться следующая игровая арена. Кто всем этим управляет также неизвестно. Что происходит за пределами Токио узнать невозможно – электричество не работает, сеть не ловит от слова совсем. Мы пытались наладить частоту радиосообщений, чтобы словить что-нибудь, но кроме ближайших раций – ничего.
– Но здесь же есть электричество.
– Здесь оно работает за счет генераторов и солнечных панелей. Нам повезло собрать несколько умных ребят, которые занимаются этим.
Кику вздохнула и отвела взгляд куда-то в сторону.
– Да не переживай, мы все обязательно выберемся отсюда. Наслаждайся моментом, пока можешь.
– Вот именно, пока могу…
– Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Они просидели у бара больше получаса, позволяя себе редкое в этих стенах удовольствие – говорить не о выживании, не об играх, не о том, кого потеряли. Только лёгкие темы, будто выдранные из жизни, которую когда-то они обе знали: чьи-то странные привычки, нелепые истории из детства, еда, которую так и не довелось попробовать.
Куина оказалась на удивление живой собеседницей. Она легко перебрасывалась словами, ловила интонации, и каждую неловкость оборачивала в шутку. В её голосе не было фальши – или она умела маскировать её так мастерски, что даже Кику захотелось расслабиться хоть немного.
Вдруг знакомая прервала смех. Словно кто-то нажал на паузу – она замерла посреди движения, взгляд её резко сместился в сторону, скользнув мимо Кику, туда, за спину. Улыбка исчезла с лица, глаза стали настороженными, даже голос будто исчез. Девушка почувствовала, как что-то внутри сжалось. Инстинктивно напряглась, тело застыло. Она медленно, словно бы нехотя, обернулась через плечо. К бару приближались военные. Их было трое.
Кику сидела, стараясь выглядеть спокойно, хоть внутри уже ощущала, что что-то не так. Их короткий отдых у бара резко прервался, когда за спиной раздался шаг, слишком тяжёлый и уверенный, чтобы не насторожить. Тепло чужой ладони легло ей на плечо, и это прикосновение будто вытянуло воздух из лёгких.
– Отдыхаешь, принцесса? – прошипел голос рядом, чуть ближе, чем позволял комфорт. Было в нём нечто слишком знакомое – ленивая насмешка, щепоть сладковатой угрозы.
– Мы чем-то мешаем?
– Я вроде не к тебе обращался, Куина. Кстати, где занозу свою потеряла? Вы обычно вдвоем.
– Я не слежу за Чишией.
Кику уже напряглась от этого приторно дружелюбного разговора.
– Мы, пожалуй, пойдем, – сказала она.
– Ну как так, ты такая грустная, это не дело, – парень спрятал локон ее волос за ухо. – Пошли с нами, весело проведешь время.
Двое мужчин за спиной смазливо усмехнулись. Парень взял ее за талию и снял с барного стула, прижимая к себе. Куина тоже поднялась.
– Нираги, тебе Чи голову открутит.
– Тц, успокойся, ничего с ней не случится, – растянуто ответил он. – Тебя, если что, не приглашаем.
Кику шла бок о бок с Нираги, тот прижал ее к себе не оставляя ни шанса на побег. Она украдкой оглядывалась, надеясь заметить кого-нибудь знакомого, но всё было тихо, слишком тихо. Девушка уже в сотый раз мысленно ругала себя за то, что спустилась к бассейну.
Они свернули куда-то налево и Кику не узнала это место. Темный коридор с множеством дверей, за которыми были слышны разного рода звуки. Когда Нираги остановился у одной из дверей, она замерла, не делая шаг вперёд. Напряжение внутри переросло в дрожь.
– Что ты от меня хочешь? – выдохнула она, не повышая голоса, пальцы сжались в кулаки. – Я же ничего тебе не сделала.
Он усмехнулся. Медленно, лениво, с той же издёвкой, что звучала в его голосе у бара.
– Неужели тебе не хочется развлечений? – проговорил он, склоняясь ближе, будто пытаясь заглянуть в глаза. – Ты ведь с Чи, да? Значит, приближённая. Своя.
Она не ответила, и он продолжил, теперь ровнее:
– Интересно… почему она не приводит тебя к нам? Здесь, знаешь, весело. Хорошо. Мы своих не обижаем.
Кику отступила на шаг. Спиной почти коснулась ледяной стены. Её дыхание стало резче, взгляд скользнул в сторону, в поисках хоть какого-нибудь выхода.
– Я не ищу компании, – сказала она резко, срываясь, – особенно такой.
Нираги не ответил сразу. Он просто смотрел на неё, пристально, слишком долго. Его ухмылка больше не выглядела игривой, в ней сквозило то, чего она не хотела понимать.
Кику стояла, сжав руки в кулаки, пытаясь сохранить самообладание. Воздух в коридоре будто стал плотнее – стены давили, свет стал тусклым, как перед грозой. Она смотрела в лицо Нираги, ища в нём хоть намёк на то, что всё это – просто игра, шутка, пугающее баловство. Но взгляд его был другим.
Парень быстро сократил дистанцию, и прежде чем она успела отпрянуть, резким движением поднял автомат, будто просто опирался на него, но угол оружия лег прямо под её подбородок. Не больно, не резко, но ясно, угрожающе, будто черта была прочерчена. Его глаза были спокойнее, чем ситуация этого заслуживала.
Внутри Кику всё сжалось. Мгновенный озноб прошёлся по позвоночнику, дыхание стало частым. Она не сделала ни шага – не потому, что не могла, а потому что любое движение сейчас ощущалось как спусковой крючок.
– Начинаешь раздражать.
Кику рвано выдохнула, понимая, что назад дороги нет.
– Убери, я поняла.
И только потом – лёгкая усмешка, как будто он чего-то добился. Автомат отстранился, но напряжение в воздухе осталось, тянулось между ними, как электрическая нить. Кику почувствовала, как ладонь Нираги толкнула её в спину – не грубо, но достаточно, чтобы она потеряла равновесие и шагнула вглубь. Дверь за спиной захлопнулась с глухим звуком, отрезая от коридора и того куска безопасности, который ещё оставался.
Внутри помещение было совсем другим. Свет тусклый, жёлтый, лампы под потолком будто покрыты пылью. В углах комнаты – кожаные диваны, на которых расположились люди, смеющиеся, почти не обращающие внимания на происходящее. Кто-то курил, кто-то держал девушек на коленях. В воздухе висел тяжёлый запах алкоголя, табака и духов. На фоне играла тихая музыка с хрипотцой, старая, будто из другого времени.
Посередине стоял круглый покерный стол. Карты лежали небрежно, пустые бокалы отражали мутный свет. Никто не смотрел на неё напрямую, но Кику чувствовала взгляды – скользкие, мимолётные. Чужие.
Она застыла у порога, будто оказалась не в комнате, а в капкане.
– Вот, – лениво произнёс Нираги ей на ухо. – Видишь, как здесь замечательно? У нас тут… своя атмосфера.
Кику сглотнула. Грудь сдавило. Она ощутила себя чужой среди чужих. Всё в этом месте казалось напоказ – сила, власть, беспечность, за которой пряталась опасность. И она, стоя посреди этого, чувствовала себя так, будто попала в эпицентр чего-то, из чего уже сложно выйти прежней.
Девушка застыла на месте, едва удерживая дыхание. Всё внутри уже кричало: нужно уходить, нужно вырваться отсюда. Но внешне сохраняла видимость контроля, хоть мышцы под кожей дрожали от напряжения. Нираги шагнул ближе, взгляд ленивый, почти убаюкивающий и оттого вдвойне опасный.
– Ну что же ты такая стеснительная, – протянул он с полуулыбкой и взял её за локоть. Его хватка не была грубой, но твёрдой – такой, от которой не так просто отстраниться, не вызвав новой волны давления.
Он повёл её к покерному столу, где всё ещё горела одна лампа, отбрасывая тёплый круг света, как будто здесь и правда кто-то когда-то играл. Кику не сопротивлялась – не потому, что не хотела, а потому, что в эту секунду инстинкт говорил ей не рвать, а выждать.
Парень опустился на старый кожаный стул, скрипнувший под ним, и потянул девушку за собой. Её дыхание стало прерывистым. Он легко, почти небрежно, прижал её ближе, как игрушку, как часть интерьера, которая должна украсить эту мёртвую, пыльную картину.
Она оказалась у него на коленях, тело всё напряглось. Сердце стучало в ушах, глаза метались по комнате, и ни один взгляд в ответ не сулил спасения. Кто-то ухмыльнулся в полумраке, кто-то отвернулся. Никто не вмешался. Нираги положил ладонь ей на бедро и сжал его.
– Выпьешь со мной?
– Я не пью.
– Какая же ты скучная, – он притянул к себе два бокала и расплескал по ним жидкость. – Пей.
Девушка провела глазами по сидящим за столом и обнаружила за чьей-то спиной знакомую светловолосую девушку. Она смеялась и изгибалась под чужими сильными руками. И явно была этим очень довольна. Кику скривилась от неприязни ко всей ситуации. Нираги вложил бокал в ее ладонь. Выхода не оставалось, ее никто не спасет. Чи на игре, Куина скорее всего даже не знает, как сюда добраться. И все, больше знакомых у нее здесь не было.
Кику сглотнула подступающий к горлу ком и сделала глоток.
– Ты серьезно? – громко сказал парень. – До дна давай.
Атмосфера в комнате становилась всё тяжелее. Табачный дым висел в воздухе, приглушённый свет от ламп оставлял жёлтые пятна на стенах и лицах. Шум затихал, за громким смехом и разговорами постепенно наступала вязкая, глухая тишина. Кику сидела на колене парня, спина натянутая как струна, руки сжаты в тонкие кулаки.
Нираги играл в покер с тремя мужчинами. Один был в форме, второй – с ярким платком на запястье, третий что-то бубнил, опираясь на спинку кресла, уставившись в карты. Они разговаривали громко, но слова расплывались. Лишь изредка, между ставками и выкладками, Нираги поворачивал голову и, не говоря ни слова, показывал на очередной бокал.
– Хорошая девочка, – однажды бросил кто-то за столом, но Нираги только усмехнулся и продолжил игру, даже не взглянув.
Время текло медленно. Кику надеялась, что когда игра закончится, всё разойдётся само собой. Что, возможно, это просто демонстрация. Показная власть. Что её оставят в покое, как только насытятся вниманием. Но эта мысль всё чаще казалась детской. Наивной.
Комната продолжала гудеть напряжением. Нираги, бросив карты за спину, выдохнул как человек, получивший ровно то, чего хотел. Его внимание снова обратилось к Кику, и в тусклом свете она увидела в его лице перемену, которая не сулила дальше ничего хорошего.
Он наклонился ближе, и девушка почувствовала, как пульс участился. Алкоголь в крови туманил все реакции, и она понимала: контроль ускользает.
– Зачем ты напялила эту рубашку? – он стал стягивать ту с плеч. – Не надо скрывать такие красивые формы.
– Прекрати, Чи не одобрит такого поведения, – голос дрожал, она пыталась вырвать одежду из его рук.
– Чи? Да она рада будет, если ты наконец-то расслабишься! – парень начинал злиться.
Он зажал ее запястье в своей руке и, уже без напускной вежливости, стал покусывать за тонкую женскую шею. На глазах Кику проявились маленькие капельки слез. Она понимала, что вырваться шансов никаких, она возненавидела его за эту ситуацию, за то, что он себе позволял. Алкоголь сильно бил по голове, сколько она выпила? Четыре полных стакана? Пять? Девушка проклинала себя за то, что была такой беспомощной. Нираги оставил несколько красных пятен на шее, словно помечая, что он тут был. Рука скользила по женским изгибам.
– Прекрати… прошу тебя…
– Просишь значит? – он сильно укусил ее за плечо.
– Нираги, пожалуйста, – девушка уже не выдержала и по щекам побежали горячие слезы. – Я не скажу Чи, только отпусти, прошу тебя.
– Да сколько ты уже будешь скулить, как щенок? Как же бесишь.
Он резко оттолкнул её. Кику не успела удержаться – тело соскользнуло с колена и глухо ударилось о пол. Боль в бедре пронзила мгновенно, но она даже не вскрикнула. Всё, что происходило, уже было слишком – и телом, и духом.
Нираги что-то выругал сквозь зубы, но она не слушала. Сердце билось где-то под горлом, а ноги, будто сами по себе, подняли её. Дверь распахнулась. Свежий воздух ударил в лицо. Кику бежала не оглядываясь, не думая, не соображая, куда ведут эти тускло освещённые коридоры. Слёзы катились по щекам, её трясло. В голове не было мыслей. Где-то за спиной послышался громкий мужской смех.
Боль, страх, горечь – всё намешалось. Ей хотелось исчезнуть. Найти место, где никто больше её не коснётся, где можно просто стать невидимой. Девушка свернула за угол, не замечая, как сужается пространство, как ноги заплетаются. Следующий поворот и всё: споткнулась, тело рухнуло на пол. Холодный бетон, запах сырости. Пьяная голова гудела, грудь вздымалась от рыданий. Она подползла к стене и уткнулась лицом в колени.
Где-то слева, приглушённо и коротко, раздался вежливый кашель. Не громкий – но ровно такой, чтобы его нельзя было не услышать. В этом пустом, гулком коридоре он прозвучал, как выстрел по тишине. Кику резко вскинула голову, дыхание всё ещё сбивалось, щеки мокрые от слёз, пальцы дрожали. В её взгляде – растерянность и страх.
Перед ней стоял человек. Его силуэт расплывался – глаза Кику всё ещё слезились, взгляд был смазан. Она пыталась сфокусироваться, но зрение подводило, в голове стучало.
И всё же... голос. Когда он заговорил, спокойно, даже мягко – в нём не было ни угрозы, ни насмешки.
– Откуда ты такая?
– Ты ведь не из заботы интересуешься, а просто потому что стал невольным свидетелем? – душа Кику наполнилась злостью, копившейся все эти дни и готовилась разорваться в клочья.
Чишия ненадолго замолчал.
– Да.
– Спасибо за правду, – девушка стала подниматься на ноги. – Ты всегда такой холодный?
– А почему должен быть другим? – он выгнул бровь.
Кику была совсем пьяна и грубые слова стали вытекать из нее рекой, ей уже было все равно кто перед ней стоит, внутри разгоралась ненависть ко всему. Чишия стоял ровно, спрятав руки в карманы, его внимательные глаза скользнули по ее растрепанному виду и красным отметинам на шее.
– Потому что нормальные люди, видя такую картину, реагируют совсем иначе.
Он не шелохнулся, но брови на секунду слегка сдвинулись к переносице.
– Ты сильно пьяна. Не стой здесь и иди к себе, пока новую беду не нашла.
– Спасибо за дельный совет.
Кику развернулась и шатающейся походкой направилась в поисках своей спальни. Она больше не плакала, щеки высохли. То, что под ее разгоряченную руку попал Чишия сейчас совершенно не волновало.
– Кажется, ты забываешь, где мы находимся. Здесь ничего нормального уже давно не существует, сегодняшний вечер, похоже, напомнил тебе об этом.
Девушка остановилась и повернулась к нему.
– Каждый человек сам решает – какую картину мира вокруг себя построить. И если ты думаешь, что попав в такое уродливое место, можно оправдать все мерзкие поступки людей «обстоятельствами», то ты и сам, похоже, не прочь изваляться в грязи.
Она резала словами как раскаленным ножом, даже не задумываясь.
– Сними розовые очки. Когда наступает вседозволенность и появляется страх за собственную шкуру, человек в последнюю очередь будет думать о других и о правильности, – Чишия усмехнулся.
– Нет, пожалуй, я лучше умру человеком, чем опущусь до таких убеждений.
– Вот именно, умрешь.
– «Не люблю слабость в людях, а от тебя ей веет за километр»… Ну, тогда держись подальше, Чишия.
Кику снова развернулась и пошла прочь. Она не слышала удаляющихся шагов, словно он еще стоял на месте. Внутри что-то сломалось и разлилось ощущением пустоты, будто там гуляет холодный ветер. Девушка не чувствовала такого одиночества давно, хотелось провалиться сквозь землю.
***
Она проснулась медленно, как будто всплывала со дна. Голова пульсировала тупой болью, будто память самой ночи ещё гудела в висках. Свет за окном был тусклым, но резким для её воспалённых глаз. Она лежала прямо на полу, согнувшись, как ребёнок, прижав колени к груди – и на какое-то мгновение даже не поняла, где находится.
Внутри пустота. Не лёгкая, не очищающая, а тяжёлая, вязкая. Та, что разрастается, будто покрывает тебя изнутри сажей. Девушка поднялась, шатаясь, словно под ней не ноги, а сломанные пружины. Каждое движение отзывалось болью – не только физической. В теле жила усталость, в которой больше не было злости, только онемение.
Она дошла до душа вслепую, по памяти. Вода заструилась. Сначала ледяная, потом чуть теплее. Она встала под поток, позволив ему стекать по коже, по волосам, по щекам, по воспоминаниям. Её дыхание стало чаще. В груди сжималось так, словно что-то застряло внутри и не выходило. Чи была права, Чишия абсолютно бессердечный человек. Кику упёрлась лбом в холодную плитку стены душа. Вода лилась и лилась, а она стояла, едва держась на ногах. Хотелось закричать – громко, чтобы кто-то услышал. Или наоборот: чтобы всё стихло навсегда. Внутри билась только одна мысль:
«Слабая. Беспомощная. Одинокая.»
И в этой тишине, под ревущей водой, она медленно собиралась заново. Из боли. Из обид. Из пустоты. Пар из душа начал оседать на зеркале, оставляя мутные разводы и блики от света. Кику тянулась за полотенцем, когда в стекле мелькнуло что-то. Она прищурилась, приблизилась и замерла.
На коже шеи проступали тускло-красные пятна. Не синяки, не ссадины – просто отпечатки. Но в тусклом зеркале, на её бледной коже, они казались чернильными кляксами, предательскими.
«Как метки», – подумала она. – «Как клеймо.»
Сначала девушка провела пальцами осторожно, будто хотела убедиться, что это не воображение. А потом потянулась к мочалке. Тёрла мягко, круговыми движениями. Ничего. Тогда сильнее. С нажимом. С рвущейся паникой. Мыло давно смылось, кожа вспыхнула розовым, потом красным, но пятна не уходили или, может быть, это уже были новые, от её собственных действий.
– Сотрись, – прошептала она, – пожалуйста, просто... уйди.
Но кожа не слушалась. Кику замерла, стоя в облаке пара, тяжело дыша. Грудь ходила ходуном, глаза наполнились новыми слезами, но она не позволила им упасть. Просто упёрлась лбом в запотевшее стекло.
Чи узнает. Спросит. Конечно спросит, она всегда замечает всё. И что тогда? Что сказать? Что всё в порядке? Что ничего не произошло? Сказать правду – значит стать предателем. Получить взгляды, жалость, ярость и снова ощущать себя разорванной. Нет. Этого нельзя. Она не должна знать. Никто не должен.
Вода капала с кончиков волос на прохладный пол, когда Кику, закутавшись в полотенце, вышла из душа, в воздухе повис запах мыла и сырости. Комната встречала её привычной тишиной, но в ней больше не было ощущения укрытия. Всё казалось обнажённым, незащищённым.
Она бросила взгляд на дверь – щеколды нет. Замка нет. Даже задвижки. Только пустая ручка и тонкий слой краски, отслаивающейся у косяка. Кику застыла, прислушалась, и сердце стукнуло чаще: что, если кто-то решит войти?
Глаза выхватили из полумрака комод у стены – невысокий, с ободранными краями и двумя ящиками, которые почти не закрывались. Но он был тяжёлый. Достаточно тяжёлый. И мысль родилась мгновенно, без колебаний.
Кику двинулась к нему, с трудом сдвигая его с места. Дерево скрипело, ножки царапали пол, но она не остановилась, даже когда одна из ручек вывалилась и отскочила в сторону. С шумом, с усилием и всё-таки комод встал поперёк двери. Словно щит. Пусть хлипкий. Пусть временный. Но её.
Убедившись, что больше ничего не шевелится, она обернулась и медленно подошла к кровати. Одеяло, сбившееся в угол, показалось ей вдруг самым тёплым, самым надёжным из всего, что у неё оставалось. Она нырнула под него, свернувшись калачиком, как будто могла скрыться даже от собственных мыслей.
Снаружи, за окном внизу, звучала музыка. Кто-то смеялся. Крики, хлопки, чей-то голос в микрофон – дневная суета, наполненная алкоголем и беспечностью, словно в другом мире. В мире, где люди продолжают радоваться, не зная о том, что творится у них под носом.
Кику зажала уши подушкой, как ребёнок, пытающийся спрятаться от грома. Музыка глушилась, но всё равно лезла внутрь – не звуком, а ощущением: будто ты выброшен за пределы чужого счастья. И с этой мыслью, в этой тишине из хлопков сердца и глухого раздражения, Кику снова провалилась в сон. Тяжёлый, без сновидений. Словно забвение.
***
Комната наполнилась глухим, настойчивым стуком. Кику дёрнулась, глаза распахнулись – сначала не понимая, где она, кто она, и что за гул пробивается сквозь ватную тишину в голове. Стук повторился. Теперь сопровождался мягким, но напряжённым голосом за дверью:
– Кику? Ты там?
Она села. Волосы растрёпаны, подушка упала на пол. Сердце глухо колотилось не от страха, а от понимания того, кто стоит за дверью и насколько же она была права.
Девушка посмотрела на дверь – комод всё ещё стоял вплотную, не давая никому войти. Она не вспомнила, сколько времени проспала. Но внизу уже стемнело, за окном пробивались огни, а голос Чи становился всё настойчивей.
– Эй, ты заперлась? Что случилось?
Кику прикусила губу. Медленно поднялась, ноги подкашивались после сна, словно тело не желало снова включаться в реальность. Подошла к двери и молча прислонилась лбом к деревянной панели. Странно, как хочется говорить, но нет ни одного слова.
– Ты в порядке или нет? Я серьёзно, если ты не ответишь, я позову кого-нибудь, чтобы выбили эту чёртову дверь, – голос стал чуть громче, но не резкий, в нём пряталась тревога. Настоящая. Такая, от которой ещё больнее молчать.
Кику провела рукой по заплаканному лицу, по шее – следы стали бледнее, но всё ещё чувствовались. И всё-таки – нельзя. Она сделала глубокий вдох.
– Прости. Я… просто спала.
Пауза. Снаружи снова зазвучал голос, уже тише:
– Что-то у двери. Ты спала с баррикадой?
Кику сглотнула.
– Мне... было нужно закрыться. Только на сегодня.
Тишина. Чи не ответила сразу. Но Кику могла почти услышать, как та отступила на шаг, пытаясь переварить.
– У тебя все нормально? Откроешь?
Слова повисли между ними. Простые, но с таким количеством слоёв. Кику долго стояла у двери, прислонившись к ней лбом, будто могла через неё передать всё то, что не решалась произнести вслух.
– Я… не знаю, – прошептала она, едва слышно, – может, чуть позже. Я устала, если честно, хочу побыть одна.
– Хорошо. Я не обязана лезть в твои стены, но если ты снова исчезнешь – я всё равно приду. С дверью или без.
Это было не требование. И не угроза. Это звучало, как неизбежность. Чи всегда была такой: молчаливая, прямая, не всегда ласковая, но настоящая. И оттого ещё труднее было её не пускать.
Кику прижалась к холодной поверхности двери сильнее и закрыла глаза. Горло жгло. Всё внутри металось между желанием разрыдаться и стремлением сохранить ту тонкую грань самообладания, которая ещё держалась.
– Да, конечно, – наконец выдохнула она. – Но не сегодня.
Ответа сразу не было. Только шаги, удаляющиеся по коридору. Спокойные. Без театра. И в этом молчаливом уходе Чи было больше принятия, чем в любой обнадёживающей фразе. Как будто она дала Кику пространство выбрать самой – без давления, без условий.
Комната снова погрузилась в тишину. Комод всё ещё стоял у двери, но уже не казался единственной защитой. Она сделала шаг назад, села на край кровати. Сердце билось чуть ровнее. Впервые за много часов она почувствовала, что ещё может держаться.
Кику сидела на краю кровати, кутаясь в одеяло, которое не грело. В голове крутилась одна и та же мысль – рассказать Чи. Просто сказать, как всё было. Честно. Чтобы та, со своей силой и прямотой, поставила Нираги на место. Чтобы он знал: так – нельзя. С ней – нельзя.
Это казалось правильным. Даже необходимым. Но за каждой возможностью стояли последствия. Он ведь не сделал ничего ужасающего. Никакого откровенного насилия. Только страх. Только бессилие. Только ощущение, будто она была не человеком, а декоративной деталью в чужом сценарии.
Но осадок остался. И с каждым часом он становился не слабее, а наоборот – чётче, гуще. Как послевкусие, которое ни водой, ни сном не смоешь. Через пару часов, когда за окном окончательно стемнело, и в коридоре стихли шаги, Кику почувствовала: ей нужно выйти. Просто вдохнуть.
Она подошла к двери и на мгновение замерла, вслушиваясь. Тишина. Осторожно потянула комод по сантиметру, стараясь не шуметь. Тяжёлый, упрямый, он наконец занял прежнее место у стены. Воздух в комнате вдруг стал легче. Или, может быть, это в ней что-то приоткрылось.
Кику накинула рубашку, закутавшись поплотнее. Она приоткрыла дверь, выглянула. Пусто. Словно крадучись, девушка вышла из номера и пошла по коридору, прижавшись к стене, словно это могло защитить.
Пляж был почти пуст – только редкие силуэты внизу, музыка стала далёким фоном. Шум прибоя доходил глухо, словно через слой ваты. Наверху – простор. Воздух прохладный, резкий, чистый. И никого. Только звёзды, если поднять голову. Кику вышла на край, вдохнула глубоко. Как будто впервые за долгое время смогла сделать это по-настоящему.
– Здесь становится тесно.
Она даже не стала оборачиваться.
– Ты живешь тут что ли?
Парень усмехнулся, но не стал подходить ближе.
– Я тут уже давно, это ты ворвалась в мой покой.
Она аккуратно села на край, свесив ноги, опустила руки на хлипкую перегородку. Чишия остался неподвижен где-то на другой стороне крыши, Кику даже не видела его.
– Я не отказываюсь от своих слов.
– Я и не приближаюсь.
Девушка грустно выдавила из себя что-то похожее на кривую улыбку. Ей не хотелось видеть его здесь, да и вообще где-либо, но судьба словно плевала на ее «хочу» и «не хочу». Она просидела так некоторое время в тишине, расслабившись под потоками прохладного воздуха.
– Как ты справляешься? Как избавляешься от гнетущих чувств?
– Я их и не чувствую.
– А хоть что-нибудь ты чувствуешь? – девушка резко развернулась в сторону голоса парня.
Он сидел на другом краю, натянув капюшон на голову, и смотрел ей в спину. Чишия действительно не позволял себе приближаться. Он выглядел сосредоточенным и спокойным, лениво улыбался.
– Наверное, нет.
– И тебе нормально так жить? С выжженным сердцем.
– Вот и вопросы, – он усмехнулся.
Девушка обернулась обратно и опустила голову на руки, рассматривая территорию отеля, которая в такой час уже пустовала. На небе вырисовывались красивые созвездия, и луна освещала гладкую воду реки неподалеку.
– Мне не нравится идея кричать о себе через крышу, чтобы весь Пляж слышал.
Кику вздохнула, а затем, взвешивая что-то в голове, протянула руку в сторону в приглашающем жесте. Сзади послышался смешок и тихие шаги. Чишия опустился на край крыши неподалеку, но не стал сильно приближаться.
– Ну так что? Раскроешь свои тайны?
– Нет, – он улыбнулся.
– Зачем тогда попросился сюда?
– Я не просил, ты сама пригласила.
Девушка выгнула бровь, а потом закатила глаза.
– Чишия, да кто ты такой? Я не представляю даже, что у тебя происходит в голове, что ты такой спокойный и равнодушный ко всему.
– Ты слишком любопытная. Это не всегда доводит до чего-то хорошего.
– Мне не интересно твое прошлое, не лезу в что-то слишком личное, оставь все это при себе. Я просто спрашиваю о том, как ты живешь с таким умиротворением и безразличностью. Я никогда не встречала таких, как ты и мне, – она вздохнула, – интересно послушать мнение по ту сторону баррикад.
Чишия смотрел куда-то вперед, слабый ветерок играл с прядями его волос, выбивающимися из-под капюшона. Он олицетворял само слово «спокойствие».
– Зачем? Чтобы начать спор и доказывать свою правоту? – парень посмотрел ей в глаза. – Тебе это не нужно. Мне – тем более. Мне не интересно потом выслушивать какой я плохой человек по твоему мнению.
– Ты абсолютно прав, – она замолчала ненадолго. – Давай тогда снова просто посидим.
Он усмехнулся и перевел взгляд куда-то себе под ноги.
– Еще вчера ты не желала, чтобы я приближался.
– И до сих пор не хочу. Мне просто стало интересно тебя понять, но, кажется, это лишнее. Думаю, где-нибудь в душе ты хороший человек и просто пытаешься выжить как можешь. Чи запретила общаться с тобой и, возможно, я сейчас совершаю самую большую ошибку… Но мне здесь хорошо, а раз и ты здесь, то давай не будем портить друг другу обстановку.
– Вот как. Интересно, – он задумался. – Ты слишком добрая, это может когда-нибудь сработать тебе во вред.
– Боже, меня уже раздражает эта фраза.
