27. Преграда
Не прикасайся! Обожжёшь
Не только руку – сердце, душу.
Ты, может, с кем-то обретёшь.
А я, что вижу – всё разрушу!
Души рыдания глухи.
Шёл март. Морозно. Не согреться.
Во мне рождаются слова –
Кровоточат сквозь раны сердца.
Прошу, давай забудем хоть на час
О, том что не свободна, не свободен.
Мы в поцелуе, позабыв о непогоде,
С ума сойдём, покуда вечер не угас.
17 марта, 854 год.
Маленькая скромная могилка на холме. На треснувшем камне кривовато выбито имя.
— Здравствуй, Фэй.
Рубина убрала ветки и сухие листья, протёрла надгробие, показавшееся ей настолько убогим, что она засомневалась в любви старших Йегеров к своим детям. Закончив, Аккерман несколько минут молча стояла напротив могилки, с чувством меланхолии снова и снова про себя читая имя: Фэй Йегер. Девочка, из-за собственного любопытства убитая марейцами.
Ярая положила на небольшой надгробный камень несколько полевых цветов, когда услышала позади себя голос:
— Что ты здесь делаешь?
— Прибираюсь. Могу спросить тебя о том же.
— Пришёл навестить тётю.
Разведчица обернулась в его сторону, приподняв бровь.
— Не думала, что ты испытываешь какие-либо тёплые чувства к поколению своего отца.
— Тц. Я не считаю мою тётю виноватой в её судьбе. Она была ребёнком и многого не знала.
Рубина медленно подошла ближе, остановившись в двух шагах от Зика. Посмотрела ему в глаза.
— А как же святость Маре? Это они решили, что Фэй не заслуживала жить, но марейцы всегда правы, разве нет?
— Чего ты добиваешься? — спросил Йегер, недоверчиво нахмурившись. — Никто из нас не приверженец идеи о святости Маре. Мы просто искупаем грехи предков и выполняем свой долг перед тысячелетней историей.
— Проблема в том, Мохнатый, что историю пишут победители.
Не дожидаясь ответной реплики, Руна прошла мимо него, намереваясь вернуться в казармы. Зик недолго смотрел ей вслед, прежде чем небрежно бросить:
— Ты соврала, так? — Аккерман остановилась. — О том, что не веришь в историю Гриши.
Снова развернувшись к Звероподобному и скопировав его небрежный тон, она сказала:
— Я ни во что не верю. Что бы ни было в прошлом на самом деле, нам уже никогда этого не узнать. Увидимся на полигоне.
Она развернулась, но не успела сделать даже шаг, будучи схваченной за запястье.
— Откуда тебе известно про это место?
Рубина ясно видела, что факт её нахождения здесь отчего-то сильно задевал Зика. Быть может, он считал этот холм своим укрытием и был оскорблён присутствием постороннего. Эта мысль пришла на ум Руне самая первая. Некоторое время она отвечала ему только спокойным расслабленным взглядом.
— От твоего отца, разумеется.
— Как много ты узнала от него?
— Увидимся на полигоне, — Ярая высвободила руку и вновь не успела уйти. Резко развернув за плечо, её грубо прижали к стволу дерева, сильно надавив предплечьем. Секундой позже Рубина заметила нож у своей шеи и со скепсисом подняла взгляд на Воина. — Что ты делаешь, Йегер?
Что удивило разведчицу, так это ярость в его глазах, причину которой Руна не могла понять.
— Откуда, мать твою, ты всё знаешь? — Зик терял самообладание. Из спокойного и расчётливого человека он в пару мгновений превратился в типичного молодого Йегера – вспыльчивого и несдержанного. — Гриша не стал бы тебе доверять, не убедившись в твоих мотивах и идеалах. Он хоть и был фанатиком, но фанатиком чертовски умным. Он бы тебя раскусил.
— Ты слишком высокого мнения о нём, учитывая твою ненависть.
— О чём именно он тебе рассказал? И почему? Что в тебе такого, Унор, что его зацепило и побудило довериться? Ты кого-то убила для него? Спасла его семью? Что ты сделала для него?
Рубина никогда не видела его таким прежде. Сегодня годовщина распада их семьи? День смерти Ксавьера? Почему он стал таким не-Зиком именно сегодня?
— Да ты же.. одержим им.
— Или он просто нашёл тебя симпатичной, и вы переспали? — Зик блокировал направившийся к его лицу кулак Рубины и усмехнулся. — Что, попал?
Разведчица закатила глаза, кратко выдохнула и ответила без эмоций:
— Даже если твой отец был фанатиком, он был человеком чести и никогда бы не поступил так со своей семьёй, которую до одури любил. Почему кто-то вроде меня это знает, а ты, его сын, ни сном ни духом?
Блондин сперва намеревался ответить колкостью и напомнить ей, как Гриша поступил со своей первой семьёй, но замер, потрясённый. Зик отступил на несколько шагов, неаккуратно дёрнув рукой и задев лезвием ножа шею Рубины. Та, быстро убедившись, что рана несерьёзная, подняла выжидающий взгляд на Йегера, мысленно прогоняя собственные слова в попытке понять, что его так ошарашило. И вздрогнула, осознав, в чём дело, затем сделав шаг к нему.
— Нет, Зик, подожд... — Рубина осеклась и замерла, буравя взглядом направленный на неё пистолет. Посмотрела немного выше, наткнувшись на пронизывающие, сейчас негодующие серые очи.
— Ты говорила, — в его настороженный тон вернулась холодность, — что я похож на него. То, что чуть не произошло тем вечером, Руна, случилось лишь по этой причине?
— Нет.
— Слишком быстрый ответ.
— Тут нечего размышлять над ответом. Если ты думаешь, что я настолько ненормальная, чтобы влюбиться хоть в кого-то вроде Йегера, — она не уточнила имя, как бы обобщив их семейку, — то это в корне неверно. Опусти пистолет, Зик. Мёртвая я вам ни к чему.
— Да и живая... Я имею право тебя убить, если хоть на миг заподозрю в предательстве.
— Ты не убил меня раньше, но убьёшь сейчас? Ты не сможешь.
— Неужели? — Йегер взвёл курок, подошёл ближе, уперев дуло оружия ей в лоб. — Почему он доверял тебе, Руна?
— Не знаю наверняка, но... срок моей жизни зависел от него. Умирать я не хотела, и Гриша это знал. Едва ли ты можешь предать человека, держащего в своих руках твою жизнь... У меня нет иного объяснения, Йегер.
Увидев, что указательный палец Зика медленно переместился на спусковой крючок, Аккерман в одно мгновение ступила влево, уйдя с линии атаки, правой рукой крепко взяла Воина за запястье, левой обхватила ствол пистолета и выбила его из хватки противника. Заломила руку за спину, параллельно с этим быстрым взмахом высунув из наруча нож и поднеся его к горлу элдийца. Зик повернул голову, искоса направив удивлённый, но по-прежнему сосредоточенный взгляд на возвышающуюся над ним фигуру. От этого движения кожа шеи соприкоснулась с заточенным лезвием, по которому тут же скользнула капля крови.
— Тц. Мне стоило забрать у тебя всё оружие уже давно.
— Да, — холодно. — Стоило.
— Убьёшь?
— А ты разве сохранишь мне жизнь, если отпущу?
— Хм. Ты права.
Следующий его шаг удивил Рубину. Ранее Зик Йегер никогда такого не делал, даже в серьёзном бою с врагами. Он резко поднял корпус, вывернув сустав руки, зафиксированной Аккерман, и попав затылком ей по скуле. Правой ногой стремительным и сильным движением выбил почву из-под ног разведчицы, тем самым повалив её на землю. Удар затылком о корень дерева отозвался острой болью по всей голове, и Руна не успела сфокусировать внимание до того, как Зик сел на неё и обездвижил, прижав руки к земле за запястья, одно из которых неестественно вывернулось. К несчастью для Рубины, он наклонился не настолько близко, чтобы было возможно одним рывком ударить головой по его носу.
Оценив своё максимально невыгодное положение, Аккерман постаралась абстрагироваться от острой неутихающей боли в то ли сломанной, то ли вывихнутой руке, фыркнула и сдула с лица растрепавшиеся чёрные пряди.
— Чёрт. Я ведь просто пришла навестить могилу маленькой девочки. В какой момент я совершила ошибку?
— Я думал о тебе и твоих мотивах. «Если я это сделаю, ни я, ни ты уже не сможем оставаться в игре», – это твои слова. Помнишь, что я говорил после банкета Тайберов?
— Не стоять на твоём пути.
— И в тот вечер ты косвенно подтвердила, что собираешься помешать.
— Как моя жизнь зависела от Гриши, так сейчас она зависит и от тебя, Мохнатый. Я никогда не говорила, что поддержу твои идеи, но говорила, что готова сотрудничать и быть верной в обмен на продление моей жизни.
— Да что ты?
Рубина сделала попытку вырваться и сбросить его с себя, но ноющая боль в затылке и неровная поверхность земли и корней стесняли движения и доставляли ещё бóльший дискомфорт. Йегер уже зажившей рукой обхватил шею, надавив. По выражению гетерохромных глаз он ясно видел, что разведчица пыталась прочитать его, понять, действительно ли он собирается её убить. Но, как и ожидалось, не заметил и капли страха. И тут возникало два варианта: либо Руна Унор отличная актриса, контролирующая свои эмоции (в чём Зик уже неоднократно убеждался), либо вопрос жизни и смерти волновал её не так сильно, как она утверждала. А с учётом того, что Рубина сейчас не смотрела на него с безразличием, первый вариант казался менее правдоподобным конкретно в данной ситуации.
— Зик...
Он на секунду убрал руку, но лишь за тем, чтобы вынуть из ботинка нож и уже им надавить на шею той, что (чего греха таить?) по-настоящему его зацепила.
Ярая тихо выдохнула, закрыв глаза. Общая слабость, рука и голова в разной степени травмированы, кости стонали как при болезни – Звероподобный припозднился с инъекцией, и теперь Руна знала причину. Аккермана сложно на самом деле загнать в угол, в безысходную ситуацию. Но если это Аккерман с паршивым здоровьем, неспособный достать лекарство самостоятельно... Что ж, с таким человеком справиться куда проще.
— Почему перестала биться?
«Серьёзно?»
— Йегер... — произнесла тихо и устало, не открывая глаз. — Знаешь, я такого отборного дерьма за свои годы пережила... Я хочу жить, но конкретно сейчас сил нет.
Зик смотрел на неё, разрываемый внутренней дилеммой. Он знал: ему может дорого стоить сохранение её жизни. С другой стороны, во что превратятся его собственные последние годы без Разведчицы?
«Я ведь жил как-то раньше без тебя. Жил своей целью... Ты ведь с большой вероятностью всё мне разрушишь, Разведчица. Я должен... Так почему моя рука дрожит, Руна?»
Он смотрел на начавший проявляться на скуле Унор синяк. Смотрел на красную полоску на шее, ненароком оставленную им самим ранее. По истечении нескольких минут Аккерман открыла глаза, всё больше уверяясь в том, что Смерть сегодня не придёт по её душу. Она ничего не говорила, смиренно ожидая, когда Зик осознает собственную слабость и уберёт нож. Рубина безмолвно наблюдала за борьбой Йегера с самим собой, уже совсем не беспокоясь. Да, внутри него по-прежнему гремело сражение двух зол, взгляд бегал, рука подрагивала, однако исход был ясен. Он не убьёт её.
Так и случилось – Зик Йегер опустил руку с ножом, уперевшись ею в землю. Зажмурился, всё ещё пытаясь заставить себя пойти наперекор собственным эмоциям и чувствам.
— Не могу, — прошептал он, виновато смотря в разноцветные холодные глаза.
Интуитивно Рубине было понятно, что вину Воин чувствовал не перед ней, а скорее перед своей "Высшей целью". Зик встал и пошёл прочь, будучи равнодушным к тому, воткнут ли ему при этом нож в спину. Он просто оставил всё, как есть. Нужно время, чтобы осмыслить произошедшее сегодня. Во-первых, Зик подтвердил свои слова, брошенные у моря, о том, что не сможет убить Рубину. Во-вторых, сама Руна, имея возможность, тоже не убила его даже после явной реальной угрозы. В-третьих, их взаимоотношения не сулили ничего хорошего. Хотя по поводу второго пункта Йегер сомневался. Он знал об ослабленном из-за задержки лекарства состоянии Руны и предполагал, что Унор могла не успеть собрать мысли в кучу. Но для них обоих теперь очевидно: Воин никогда не прикончит Разведчицу.
***
Размеренный шорох волн и ветра прерывал скрип досок пирса, и Рубине не нужно было гадать или оборачиваться, чтобы узнать нарушителя её покоя. Спросила без интереса:
— Пришёл на второй раунд или попрощаться, потому что сдал меня как предательницу?
— Ни то, ни другое. — Зик опустился в метре от неё, так же свесив с пирса ноги. Скосил взгляд на Ярую, подметив лиловую отметину в области левой щеки. — Прости за синяк на лице.
— Тц. А за это извиниться не хочешь? — Рубина приподняла руку с туго перебинтованным запястьем. — Было не слишком приятно вправлять.
Зику хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть навсегда – только бы не мучиться от противоречивых мыслей. Ровно шестнадцать лет назад он сдал своего отца и всех его сторонников марейским военачальникам. Ровно шестнадцать лет назад он добровольно лишил себя родителей. И сегодня... едва не совершил ошибку, чуть не лишив себя последнего шанса прожить оставшееся ему время, а не просуществовать. Она – не его отец и мать. Она ни к чему не обязывала, не принуждала и не давила. Пусть даже они будут врагами на фронте, здесь и сейчас им не нужно сражаться друг против друга.
Но это были рассуждения Зика, и он не мог быть уверен в мыслях Рубины касательно их проблемы.
— Что будем делать?
— Хороший вопрос. Как насчёт того, чтобы ты отстал от меня?
— Ха. Тебе же скучно станет.
— Уж лучше так, чем делить пространство с тем, кто дважды пытался меня убить... Почему ты не смог?
Зик приподнял уголки рта, ненадолго задумавшись. Каждый год в этот день прошлое напоминает ему о себе, не позволяя забыть. Каждый год самые невыносимые ночные кошмары приходят именно в ночь на семнадцатое марта. Каждый грёбаный год... Но, быть может, старые кошмары возможно закрыть хоть чем-то? Или кем-то.
— Мне осталось полтора года, Руна. И я не знаю, как вынесу их, если самолично убью тебя... А ты?
— Хочу пожить, пока это возможно. Без тебя я откинусь месяца через три.
Он усмехнулся, покачав головой.
— Ну да... Признайся, Разведчица, ты просто неравнодушна ко мне.
— Я неравнодушна к твоей спинномозговой жидкости, блондинка. Ты правда не пошёл излагать свои предположения на мой счёт марейцам?
— Правда. В конце концов, сегодня я был.. немного неуравновешенный, если можно так сказать. Не знаю, что на меня нашло. Нервы сдали, наверное... Прости.
— С тебя выпивка. И не делай так больше. — Рубина взглянула на него, подняла руку и коснулась ладонью щетинистой щеки, погладив. — С психически стабильным тобой приятнее иметь дело. У меня своих бесов хватает, не хочу ещё и с твоими возиться.
На несколько мгновений в разум Зика закралось подозрение. Слишком уж быстро она согласилась. Обычно человеку требуется время для анализа собственных чувств, восприятия и отношения к проблеме. Обычно. Это его отрезвило. Он имел дело не с обычным человеком и даже не с заурядным солдатом. Возле него сидела Руна Унор – исключительный солдат, Разведчица, перебежница с Парадиза, на котором она пережила никому не известное количество тяжёлых моментов. Йегер понимал: она другая; ей чужды тривиальные проблемы и примитивные дилеммы. У неё иные цели и мотивы, иные склад ума и мировоззрение.
— Хорошо. Пока ты не станешь прямой преградой для меня, я тебя не трону.
Чуть наклонившись и поцеловав его украдкой, Рубина тут же отстранилась и, смотря ему в глаза, ответила сухим тоном констатации факта:
— В следующий раз я не дам тебе такой возможности.
— Договорились, Разведчица.
•••••