40
Аэропорт встретил нас шумом, запахом кофе и чем-то слегка металлическим — будто воздух там был особенным, впитавшим в себя тысячи историй пассажиров. Люди спешили, перекрикивались объявления, багажные тележки скрипели по плитке. Я шла рядом с Егором, держа в руках паспорт и билет, и чувствовала, как сердце всё ещё подрагивает после нашего почти сорванного момента в отеле.
Он шёл уверенно, в капюшоне и тёмных очках, хотя было уже за полночь. Люди узнавали его даже так: кто-то бросал быстрый взгляд, кто-то шептал соседу на ухо, но никто не решался подойти слишком близко. Рядом шёл Рома, наш охранник, контролируя пространство, а Маша то и дело проверяла расписание на телефоне.
Мы с Егором отстали на пару шагов.
— Ну что? — он наклонился чуть ближе, почти касаясь губами моего уха. — Будешь вести себя в самолёте прилично? Или опять устроишь саботаж, как на репетиции?
Я тихо прыснула, стараясь скрыть смех за ладонью:
— Посмотрим... зависит от твоего поведения.
Егор прищурился и слегка толкнул меня плечом, будто мы были подростками. Но в его взгляде читалось другое: нам обоим не хватало той самой паузы, которую прервал стук в дверь.
Когда объявили посадку, мы прошли в салон бизнес-класса. Салон был тихим, полупустым — только несколько пассажиров.
Я устроилась у окна, а Егор сел рядом, снимая капюшон. Его волосы снова слегка упали на глаза, и я машинально провела рукой, убирая прядь.
— Спасибо, — сказал он негромко, и в этот момент его пальцы накрыли мою ладонь.
Я почувствовала тепло, и сердце сделало резкий скачок. Снаружи мерцали огни полосы, самолёт готовился к взлёту.
— Ты понимаешь, что это всё ненормально? — вдруг сказал он, глядя прямо в глаза.
— Что именно? — спросила я, стараясь не выдать волнения.
— Всё. Тур, постоянные перелёты, концерты, фанаты... и при этом мы с тобой пытаемся прятаться где-то между строк. — Его пальцы сжали мою руку сильнее. — Я всё время думаю о тебе, Ева. Даже на сцене.
Я на секунду задержала дыхание.
— Но ведь ты сам сказал... — прошептала я. — Это и есть наш маленький мир.
Он усмехнулся, но в глазах мелькнуло что-то серьёзное:
— Я боюсь, что однажды этот мир разрушится. Что реальность вмешается слишком жёстко.
Я хотела что-то ответить, но самолёт начал набирать скорость. Мы синхронно вжались в кресла, и шум моторов заглушил всё. В этот момент Егор вдруг сжал мою руку обеими ладонями и не отпускал, пока лайнер не оторвался от земли.
Взлёт всегда пугал меня, но рядом с ним я почувствовала только лёгкое волнение — совсем другого рода.
Когда свет в салоне приглушили, Егор наклонился ко мне:
— Если бы сейчас не было Маши и Ромы неподалёку... — он усмехнулся, но взгляд был горячим. — Я бы показал тебе, насколько сильно ты сводишь меня с ума.
Я чуть не покраснела, но ответила в тон:
— Ну, у тебя ещё будет шанс. Казань впереди.
Он откинулся на кресло, не отпуская мою руку. И я поняла, что этот перелёт станет ещё одним моментом, который останется только нашим.
За иллюминатором мерцали звёзды, и в их свете я видела, как его глаза всё ещё сияют — словно концерт не закончился, а продолжается прямо здесь, рядом со мной.
Казань встретила нас влажным осенним воздухом и серым небом, которое будто давило на плечи. Но у меня внутри всё равно было тепло — рядом шёл Егор. Толпа у аэропорта встретила его громкими криками, и Роме с Машей пришлось почти силой уводить нас к машине.
— Ну вот, началось, — усмехнулся Егор, садясь рядом со мной.
— Ты будто удивлён, — хмыкнула я, прижимая к груди папку с документами.
— Нет, просто... каждый раз ощущение, что это как первый.
До арены добрались быстро. Зал был огромный, и пока шла саундчек-репетиция, я успела прогуляться по пустым рядам.
Представить, что через пару часов здесь будут тысячи людей, которые кричат его имя, было почти нереально.
Егор вышел на сцену в чёрной футболке и лёгкой куртке. Музыка загремела, и он тут же перевоплотился: больше не тот, что смеётся и шепчет мне на ухо в самолёте, а артист — сильный, уверенный, сияющий.
Я стояла сбоку, в кулисах, и наблюдала. В каждом движении, в каждом взгляде он будто говорил со зрителями, но иногда я ловила ощущение... что это для меня. Его глаза скользили к закулисью, и тогда сердце начинало биться быстрее.
Когда он закончил песню и зал взорвался аплодисментами, я поймала себя на том, что улыбаюсь так же широко, как фанаты на первом ряду.
— Гордишься? — Маша подкралась сзади, тихо спросив.
— Очень, — призналась я, не отрывая взгляда от сцены.
После концерта шум не стихал ещё долго: автографы, фото, фанаты у выхода. Мы с Машей помогали Роме, чтобы Егор быстрее добрался до машины. Он устал, но глаза всё равно светились, адреналин ещё держал его.
В отель мы приехали ближе к полуночи.
Коридоры были тихими, свет — мягким. Маша пожелала нам спокойной ночи и ушла в свой номер. Рома остался где-то у лифтов, контролируя этаж.
Я открыла дверь в наш номер и сразу почувствовала: наконец-то мы одни.
Я поставила сумку у стены и потянулась, снимая куртку. В это время Егор закрыл за нами дверь, молча подошёл и прижал меня к стене. Его дыхание всё ещё было тяжёлым, словно он продолжал концерт.
— Ты видела, как они орали? — прошептал он, прижимая губы к моей шее. — Но знаешь, кого я искал глазами всё время?
— Кого? — еле выдохнула я, хотя ответ знала.
— Тебя. — Его голос был низким, хриплым. — Только тебя.
Я обняла его за шею, и мы поцеловались. Сначала нежно, будто проверяя границы, а потом всё сильнее, жаднее, пока я не потеряла дыхание. Его руки скользнули по моей талии, подняли вверх, и я оказалась в его объятиях, словно весь мир перестал существовать.
Мы рухнули на кровать, и я смеялась сквозь поцелуи. Он тоже смеялся, но взгляд у него был такой... будто это не игра, а что-то большее, чем просто туровое увлечение.
— Ева, — прошептал он, уткнувшись в мои волосы, — ты понимаешь, что я уже не могу без тебя?
Я замерла на секунду, чувствуя, как сердце колотится в груди. Но потом крепче прижалась к нему и ответила:
— Я тоже.
И в ту ночь, среди тишины казанского отеля, мы наконец перестали сдерживаться. Тур, фанаты, сцена — всё это осталось за дверью. А здесь был только он и я.