Часть 2
Первый удар пришёлся в лицо. Она упала на пол, чуть приподнялась на локте, но встать ей не дали. Удары посыпались один за другим, расчётливые, сильные, страшные в своём равнодушии к беззащитному телу. Грудь, живот, снова лицо... Жертва уже не сопротивлялась, даже не пыталась прикрыться, словно ужас происходящего лишил её не только сил для отпора, но и необходимого для всех живых существ инстинкта самосохранения. Избиение закончилось так же внезапно, как и началось. Рука, ещё мгновение назад приносящая боль, осторожно, почти бережно убрала со лба некогда платиновую, а сейчас ярко-алую от крови прядь волос, открывая лицо. Пальцы любовно очертили нежный овал лица и, скользнув вниз, сжали тонкую, почти детскую шею. Девушка попыталась освободиться, но её движения становились всё слабее. Когда руки жертвы бессильно упали, убийца разжал пальцы, грубо сдёрнул с её шеи тонкую золотую цепочку с кулончиком в виде капельки, равнодушно переступил через тело и покинул место преступления.
***
– Что вы хотите услышать?
– Правду.
– Хорошо, только потом не пожалейте об этом, – сложенные в замок пальцы сильнее сжались, выдавая внутреннее волнение. Люси отвела глаза. Она знала, что часто начать разговор гораздо сложнее, чем его закончить. Обычно перед интервью девушка просматривала дело своего будущего собеседника, но в этот раз у неё не было такой возможности. Ну, что же, придётся импровизировать. Пожалуй, так будет даже интереснее.
– Вы сказали, что вас обвинили в убийстве вашей девушки, – она специально употребила это слово вместо более резкого «вы убили», чтобы вызвать у сидящего напротив молодого человека симпатию к себе и создать иллюзию того, что она всё понимает и сочувствует ему. Это потом, позже, она станет более жёсткой, называя всё своими именами, чтобы преступник хотя бы попытался осознать то, что сделал. Сейчас же подобное давление приведёт к совершенно противоположному результату. – Может, расскажете о ней? Как вы познакомились, сколько встречались?..
Драгнил вскинул на неё глаза, которые до этого старательно рассматривали матовую холодную поверхность железного стола, за которым они сидели:
– Это обязательно?
– Это помогает начать разговор, – спокойно ответила девушка. Однако на самом деле всё было немного сложнее. Когда речь шла о преступлении против близких людей, подобная тактика только усугубляла раскаяние: вспоминая о хорошем, что было между жертвой и преступником, последний сильнее понимал, насколько страшным и бесчеловечным был его поступок. Разве не это было главной целью их репортажей?
Серые глаза снова вернулись к разглядыванию поцарапанной от долгого использования столешницы, пальцы задумчиво отбили короткую чечётку. Куда делся тот наглый, опасный тип, что несколько минут назад забавлялся с ней, как кот с мышкой? Что было маской, притворством, бессовестной игрой? Люси задумчиво рассматривала парня, стараясь ничем не выдать своего интереса. За полгода, что их проект воплощался в жизнь, ей довелось встречаться с разными людьми, но такой, с позволения сказать, экземпляр попался впервые. Журналистка знала, что чаще всего грубость и наглость были своеобразной защитной реакцией. Как её равнодушие и внешнее спокойствие. Правда, ещё ни разу сидящие напротив насильники и убийцы не вызывали в ней такого панического страха и... любопытства. Нацу Драгнил разительно отличался от серой, безликой массы своих предшественников во всём: от поведения до внешности. Это разжигало профессиональный интерес, к которому (Люси не призналась бы в этом даже самой себе) примешивались нотки чисто женского внимания.
Между тем объект её размышлений, видимо, налюбовавшись мебелью, откинулся на спинку стула и, устремив задумчивый взгляд на пыльное, ни разу не мытое окно, начал говорить:
– Мы познакомились с Лис около года назад. Случайно столкнулись в супермаркете. Вернее, она работала там, а я только переехал в новую квартиру, и этот магазин был единственным, в который я успевал заскочить после работы. Сначала просто здоровались, потом стали перебрасываться короткими фразами, а если посетителей не было, я задерживался ненадолго, чтобы поболтать с ней. Вскоре Лис уже знала о моих кулинарных предпочтениях и иногда заранее собирала мне пакет, чтобы у нас было больше времени для разговоров. Месяца через три мы начали встречаться, ещё через два – жить вместе. Планировали пожениться, завести детей, как многие пары, – Драгнил потер переносицу, посмотрел на Люси в упор и ухмыльнулся: – Ну, что? Это помогло нам начать разговор?
Разница между тем, как он рассказывал о своей девушке, и этим насмешливым замечанием была столь разительна, что по спине снова побежали мурашки. Да что же с ней такое? Никогда раньше она не позволяла своим эмоциям мешать в работе: как бы хорошо или плохо не было Люси, Люсьена Сердоболия, репортёр известной телекомпании, всегда оставалась спокойной и уверенной в кадре, вызывая восхищение и зависть своих коллег. Но сегодня эта привычная броня впервые дала трещину. Одного взгляда внимательных серых глаз или саркастической насмешки сидящего напротив человека было достаточно, чтобы немел язык или холодели руки. Может, Грей всё-таки прав, и эти «прогулки» на казни уже начали сказываться на психике? Нет, что бы ни происходило за толстым стеклом камеры смерти, это её не трогало и не застревало в памяти. Значит, дело в другом. Наверное, она просто устала.
Не получивший ответа вопрос повис в воздухе. Надо было что-то говорить, спросить, но мозг отказывался включаться в работу, выдавая только жалкие обрывки ничего не значащих фраз. Заключённый молчал и не двигался, явно не желая помогать ей исправлять ситуацию. Сзади послышался шорох: очевидно, Фуллбастер просто переступил с ноги на ногу, шаркнув подошвой ботинок о бетонный пол. Люси заправила волосы за ухо и опустила глаза на девственно чистый лист перед собой. Как ни странно, это помогло; перед мысленным взором тут же встал примерный план интервью, который она разрабатывала перед самой первой передачей: имя, возраст, род занятий, отношения с жертвой... Чуть кашлянув, чтобы прочистить горло, она задала следующий вопрос из этого списка:
– Расскажите о том, как погибла ваша девушка.
– Её задушили.
– И всё? – подобное преступление не тянет на смертный приговор.
– Нет. Сначала Лис жестоко избили. На ней практически не было живого места.
«Лис». Он всегда называет её по имени. Причём, не полным, а так, как обращаются к близкому человеку. Не отстранённо. Слишком лично.
– Вы сказали, что не убивали свою девушку...
– Да, и могу повторить это ещё раз.
– Но вас осудили и приговорили к смертной казни.
Руки, лежащие на столе, снова сцепились в замок, уголок рта болезненно дёрнулся:
– Служители закона тоже люди. Они могут ошибаться.
Люси нахмурилась:
– Разве в деле не было улик, подтверждающих вашу вину? – и через секунду поняла, какую ошибку она совершила. Драгнил прищурился и с явной издёвкой посмотрел на неё:
– Откуда вы знаете, что было и чего не было в моём деле? Вы же не читали его, верно? – парень наклонился вперёд, облокотился на стол и пытливо заглянул в глаза. – Почему, Люси? Куда вы так торопились? Ведь это не по правилам. Помните: одна неделя, одно интервью, один смертник. Что заставило вас сделать сегодня исключение и согласиться на встречу именно сейчас, а не через семь дней?
– Вас это не касается, – почти прошипела в ответ журналистка. Это было крайне непрофессионально, но сил сдерживать себя уже не было. Её буквально затрясло от желания съездить по этой смазливой, нагло ухмыляющейся физиономии, и девушка изо всех сил сжала кулаки, чтобы не поддаться искушению. Драгнил же, наоборот, расслабился и, вальяжно развалившись на стуле, процедил:
– Ошибаетесь, Люси. И знаете, почему? Потому что через неделю меня, как цыплёнка, поджарят на электрическом стуле, и я хочу знать, по какой причине вы будете лишены столь увлекательного зрелища.
– С чего вы решили, что я захочу на это смотреть?
– С того, что я попрошу вас об этом. Вы ведь никому не отказываете, если вас попросить. Ну, так что, Люси, вы придёте на мою казнь? Хотя можете не отвечать, я уже знаю ответ, – заключённый резко поднялся и, перегнувшись через стол, хлопнул ладонью по чёрной кнопке, вызывающей охрану. – Интервью закончено.
Вошедший конвойный увёл Драгнила. Сзади зашебуршился Грей, вторично собирая аппаратуру. Люси продолжала сидеть за столом, смотря в одну точку. Хорошо, что сейчас Фуллбастер не мог видеть её лица. Лишние вопросы ей ни к чему. Он и так услышал много такого, чего ему знать не надо. Потому что есть такие тайны, которые не стоит знать даже лучшему другу.
– Я готов. Идём? – голос оператора заставил девушку прийти в себя. Она быстро собрала так и не исписанные листы и поднялась:
– Да, конечно.
Длинные серые коридоры, железные решётки, цепкие, серьёзные взгляды охранников. Люси уже не раз бывала в этой тюрьме, но именно сегодня ей хотелось покинуть это здание как можно быстрее. Приходилось сдерживаться, чтобы не сорваться на бег. Выйдя за периметр, девушка не смогла сдержать вздоха облегчения. Пока Фуллбастер убирал технику в багажник автомобиля телекомпании, на котором они выезжали на задания, Люси, закрыв глаза, откинулась на спинку сиденья и с удовольствием втянула наполненный запахом хвойного освежителя и нагретого пластика воздух салона. Хлопнула дверца, потянуло табаком – в машину сел Грей и, как обычно это делал после окончания съёмки, закурил. Когда сигарета закончилась, парень щелчком выбросил её в окно и поморщился:
– Псих.
– Кто? – не открывая глаз, спросила девушка. Впрочем, ответ на свой вопрос она и так знала.
– Да этот, последний... – Фуллбастер повернул ключ в замке зажигания и плавно тронул машину с места. – Тебя домой?
Люси кивнула. До её дома они больше не произнесли ни слова. За окном неслышно проносился однообразный, ничем не примечательный пейзаж: тюрьма находилась далеко за городом, и поэтому на дорогу уходило не менее четырёх часов в обе стороны. Наконец, бесконечные лысые холмы, обступавшие трассу с двух сторон, расступились, уступая место зелёным садам и белым домикам пригорода. Бетонные многоэтажки выросли перед глазами совершенно неожиданно, мгновенно изменив окружающую атмосферу и настроение пассажиров. Грей подобрался, как охотничья собака перед лисьей норой, уверенно управляя машиной в бурном, многоцветном потоке городского транспорта. Его спутница, наоборот, чуть расслабилась, опустив плечи и пристроив блондинистую макушку на подголовнике кресла. Скоро она будет дома.
Минут через сорок автомобиль свернул к обочине и остановился. Водитель повернулся к пассажирке и, положив руку на спинку её кресла, негромко спросил:
– Мне подняться?
Девушка отвела глаза:
– Не сегодня, Грей. Я устала, – это было лишь наполовину правдой: самым главным было избежать ненужных и неудобных вопросов, которые, скорее всего, обязательно последуют, стоит им подняться в квартиру.
– Тогда, может, завтра? У меня только утренняя съёмка, а ты весь день будешь свободна. Просмотрим сегодняшний материал, потом можем поехать к тебе, заказать пиццу.
– Прости, боюсь, ничего не получится. Ни завтра, ни в другой день.
Парень внимательно посмотрел на неё, кивнул и отвернулся:
– Я понял.
Люси искоса посмотрела на своего друга. Сейчас Фуллбастер напоминал взъерошенного воробья, который проиграл в ожесточённой схватке за большую хлебную крошку и теперь обиженно распушал перья, выражая своё недовольство. За все годы их знакомства он нисколько не изменился: такой же красивый (чего стоили одни темные, почти чёрные глаза, в минуты страсти становящиеся бездонными омутами), внешне всегда спокойный, даже отстранённый, но при этом по-детски задиристый и обидчивый. Худой, поджарый, он не производил впечатления мачо, но при этом никогда не страдал от недостатка женского внимания. И всегда болезненно, хотя и не очень долго, переживал расставание с очередной пассией. Ей, как старой подруге, приходилось периодически выступать в роли спасительной жилетки, в которую он изливал свою обиду. Кто бы мог подумать, что однажды и ей суждено будет перейти в стан врага? Впрочем, это рано или поздно всё равно случилось бы. Так почему не сейчас?
– Прости, – глупое слово, но это всё же лучше, чем ничего. Парень не шелохнулся, явно игнорируя и извинение, и её саму. Люси закусила губу, подхватила сумку и вышла из машины. Как только за ней захлопнулась дверца, Фуллбастер резко нажал на газ, заставив автомобиль обиженно фыркнуть. Девушка глубоко вздохнула и вошла в подъезд. Сегодня дома её ждали цыплёнок по-пекински, бутылка Шардоне и одиночество.