Глава 1
В Санкт-Петербурге первым, что встречало гостей города была надпись "ГОРОД—ГЕРОЙ ЛЕНИНГРАД" на здании гостиницы «Октябрьская», вторым шпиль и площадь, а третьим поток бешеных машин, кольцующих по перекрёстным дорогам.
Вокзал, оставленный позади с заполненными перронами и высокими скоростными поездами, шумом и гамом перемешал в себе первые впечатления, воссоздав из чувств неконтролируемый хаос эмоций. Огромный пассажиропоток поглотил все тело и остротой сначала оглушил, а затем и вовсе сбил с ног, заставив споткнуться о чемодан мужчины, идущего впереди.
Он пробормотал извинения мужчине, стараясь не вдумываться в слова ведущей новостей с экрана — "зверское убийство пятнадцати человек, произошедшее в полдень двадцать третьего апреля, было признано самым масштабным за историю Костромы. Власти уверяют, что преступник найден мертвым, однако..."
Однако эта новость заполонила собой все социальные сети.
Побывать в Питере было мечтой Кости, он горел этим желанием больше, чем Денис учился, и увидь он письмо с приглашением на свое имя, наверняка не сдержал бы восторга, вынудив Дениса задыхаться и блокировать чувствительность. Он никогда не был скуп на эмоции. Денис всегда говорил, что однажды Костя просто взорвется от своих непомерных впечатлений.
Не то сжатие в руке треугольного гагата, спрятанного от чужих глаз в кармане, не то выход на свежий воздух под апрельские солнечные лучи, помогли привести голову в чувство, а когда сердцебиение нормализовалось, последовал последний приветствующий тяжелый вздох.
Здесь теперь будет новый дом.
– Эй, — окликнул парень со стороны арки, снимая солнцезащитные очки, чтобы рассмотреть встречаемого, — ты новенький студент КАРПа?
В ответ последовал слабый кивок.
Если на вокзале был шторм, то здесь, прямо у самого выхода, был полнейший штиль. К нему тоже нужно было привыкнуть.
— Я сразу понял. У тебя глаза такие потерянные, — не без смешка отметил парень. — Да ты расслабься, со мной не заблудишься. Я Стас.
Стас оторвался от стены и подошел ближе, чтобы протянуть руку. Его ладонь была теплой и мягкой, несмотря на прохладный ветер и неуместную свободную красно—желтую футболку. Стас был выше сантиметров на десять, но из—за высокой подошвы кед, казалось, что почти на пятнадцать.
— А ты... — протянул Стас, надеясь на помощь.
— Не запомнил мое имя? — без упрека повис вопрос.
– Ну да. Ты меня раскусил.
Он вопросительно посмотрел, оценивая дорожную сумку вещей, белую футболку под спортивной кофтой и серые штаны, которые без конца носил Костя и так ненавидел Денис. Они хорошо смотрелись только с рубашками, но рубашки были неудобными и постоянно рвались на вылазках.
– Пока на высокомерного придурка не тянешь, — констатировал Стас, разглядывая каштановые волосы и мягкие черты лица. Что у Кости, что у Дениса были серые непримечательные глаза и им в цвет высветленные, вьющиеся, как рога барашка, пряди у самых висков, старые преподаватели называли такие бакенбардами, хотя для бакенбардов они были слишком закругленные.
– А должен?
– Блатные обычно именно такие, — пояснил Стас, кивая в сторону дороги.
– Видимо я потерял характер в плацкарте. Пойду вернусь, проверю.
Стас лающе рассмеялся на шутку.
Проходя мимо витрин магазинов, Стас покрасовался перед отражением и пригладил непослушные светлые волосы. Не снимая очки, он вздернул прямой нос и состроил шутливо—насмешливое лицо, словно пытаясь привлечь внимание.
– Сигарету? — предложил Стас, вытягивая её из—за уха, когда им пришлось остановиться, чтобы пропустить машину. — Только с фильтром остались.
– Я не курю.
Стас пожал плечами.
– Вообще, ты в Питере. Здесь все курят, а кто не курит, так тем уже просто нечем.
– Тяжело же вам здесь живется, раз только смерть повод бросить.
– Привыкнешь, — не заметив подтекста с упреком, сообщил Стас, пряча сигарету обратно.
Сам он закурил ту, что достал из пачки из кармана джинс.
Вид пятипалых линий навевал воспоминания о дворах—колодцах, старомодных книжных, узких улочках, заваленных хламом коммуналках с яркими живыми ребятами и белых ночах у разводных мостов. Теперь романтизация казалась ничтожной, не стоящей утерянной жизни. Были бы чувства — растрогался бы.
— Долго нам идти?
— Да минут тридцать. Так то ближайшая станция к академии Звенигородская, можно было бы проехаться, но я предпочитаю пешие маршруты.
Полуденное солнце замерло над зданием торгового центра и образовало протяженную тень пути на задней стороне шедевральных, но потрепанных временем и временами зданий. Подворотни с металлическими воротами и колесоотбойными тумбами приоткрывали безумие смешанных эпох и такие неприметные, но таинственные скрытые уголки Петербурга.
Пока они шли прохожий приложил магнитный ключ и вбил код, чтобы попасть во внутренний двор. Пятнистая кошка, испугавшись шумных ног и металлического лязганья, поспешно пролезла в дыру между решетками и скрылась.
Все знали, что в Санкт-Петербурге самое главное — то что нельзя заметить сразу. Эта легенда переходила от ловчия к ловчиму подобно мантре. Питер был источником необузданной и страннейшей энергии, а от того настораживал настолько же, насколько пленил. Его хотелось узнать, но работать с ним было сущим проклятием.
Они вышли с главных улиц и завернули перед пешеходным переходом в ряды панельных домов.
По правую руку оказалась дворовая арка, завлекающая серыми красками рекламных постеров и граффити.
– На чем завис? — Стас понял, что с ним на зеленый переходить не планируют и повернулся, тоже заглядывая в переулок.
– Как попадают в закрытые дворы? — в арке ворот и калитки не было, а потому без сомнений ноги понесли вглубь холодного туннеля до двора. – Я про информаторов. Здесь так много улиц и переулков. Не во всех открытые двери.
– Есть такая штука, ключ называется, — заприметив заинтересованный взгляд, Стас поджал губы. — Ладно, так уж и быть, давай глянем что там.
Наверное, детское любопытство было присуще Косте и Денису в равной степени, только ответственность за брата, учеба и двуликий образ жизни вынудили Дениса об этом позабыть. Костя мог жить так, как не жили они оба — не страшась осуждения и упрека, не думая о будущем и о том, что они будут сегодня есть. У него был шанс забыть ушедшее, спрятаться, пока всё не уляжется, затаиться, а потом начать новую жизнь. За Дениса все решили заранее — инициатива наказуема, знания греховны, верность приводит к исчезновению.
Листовки с номерами телефонов, рекламные плакаты рокерских групп, замызганные этикетки с номерами телефонов, пестрые штампы, грязная ругань, любовные признания, даже облупленная штукатурка — в тоннеле царил хаос историй. Захотелось распробовать все, пока рецепторы не привыкли к атмосфере и не начали ее раздирать по кускам.
— Сколько здесь всего...
— Да? — Стас поднял одну бровь, ожидая когда его спутник насмотрится. — Тут в основном фигня всякая, но есть и то, что видеть не стоит.
Стас указал пальцем на салатовую фигуру высотой в два пальца — три треугольника в кругу с углами, наложенными один в другой, а между их вершинами протянутая прямая линия, выходящая за грань круга.
Тело прошиб озноб так резко, что оно невольно отскочило в сторону, норовя сорваться прочь.
— Это...
— Закаленные, — тут же кивнул Стас, даже не заметив ненормальной реакции, и вовремя, потому что слово "Северинги" чуть само не слетело с языка. Конечно это не Северинги, у Северингов ключевым был фиолетовый цвет, здесь же метка была зеленой.
Он присмотрелся, ниже наклоняя голову, слой за слоем, выпуклость за выпуклостью, пыль за грязью, стена неочищенная от следов бунтарских подростков и избегающих интернета бизнесменов прятала свой порок. Между кирпичных серых брикетов можно было прочитать направляющие иероглифы и заметить пугающий символ, выгравированные ручками и отвертками, как печаткой, затерянный между рисунками из баллончиков.
Стас рядом нетерпеливо спрятал руки в карманы черных джинс с дырками и потопал кедом.
— Они так метят территории. Распространяют, как её... ауру что ли. Темные силы запечатывают и оставляют как ловушки. Дурное дело, бррр...
– Закаленные... — тихий шепот был спрятан поднявшимся ветром. Стало холодно, хотя секунду назад день казался теплым. Так пугал обоснованный страх.
– Местные плохиши. Мастер не признается вслух, но говорю, они обнаглели за последний год.
— На улицах зазывают? — голос стал совсем тих, лишь тишина придала сил.
— Да не, это полиция ещё со времен девяностых пресекает. Они уже не такие бездумные. Я имею в виду, что они метки вот ставят, все дворы в Питере пометили. Обычные люди не замечают — метка и метка, но мы уже устали их от стен отдраивать.
— Вы моете стены?
— Ну, не мы. Но старшеки точно. Кто-то же этим занимается? Чем меньше рекламы, тем меньше у нас работы. Они как мозги промоют, так и всё, останется только лярв и искать по квартирами.
Стас всмотрелся в стену исписанную и обклеенную с дороги до самого потолка. Видно было, её не раз закрашивали и обдирали от клея и бумаги, но вандалы раз за разом возвращались, чтобы оставить след, залезая краской из баллончиков на рекламные листовки девушек лёгкого поведения и компьютерных мастеров.
— Кстати, я слышал, что те, что у вас тусуются тоже в последний год оживились.
– Да.
Не хотелось об этом говорить.
— Тоже так вандализничали? — со смешком спросил Стас.
— У нас они меток на стенах не оставляли. Ходили по квартирам и завлекали на собрания. В нашу школу тоже пару раз наведывались. У ворот стояли и листовки раздавали.
— В школу? — не понял Стас. — Вы называете академию школой?
— Да нет же, обычную школу, когда я там учился. Там много неподготовленных умов, кто-то да откликался.
— Точно, забыл, что ты школяк.
— А сам то?
— Мне двадцать четыре, — гордо заявил Стас, распрямляя плечи.
— Я вот только думаю, к вам они не наведываются?
— Беспокоишься, что КАРП недостаточно защищен? — усмехнулся Стас, кивая обратно в сторону прохода. Пора было идти дальше. — Двор выглядит слишком обычно, чтобы понимать, что там нас обучают, скоро сам увидишь. К тому же там защитных амулетов и рун на стенах столько, что не вдохнуть.
Стоило посмотреть единожды на Стаса, как закрадывалось подозрение, что он слишком кичился знаниями, а не действиями.
— Ты их чувствуешь?
— Не, ты чего. Я не такой одаренный. Чтобы чувствовать силу надо долго и упорно учиться, а я только на втором курсе и то информатора. Мы это лишь кратенько проходим.
Зато Денис был. Денис был очень одаренным, как говорили преподаватели. Он умел чувствовать.
— Училище - это двор?
— Вроде бывший доходный дом, — пояснил Стас, делая вид, что не заметил, как ловко сменилась тема разговора. — Богатые люди скупали в них квартиры, а позже сдавали студентам и гостям города, чтобы на этом заработать. Потом реформы всякие, перестройки, короче сейчас общага что-то вроде коммуналки.
— То есть обычный дом?
— Ну вроде. Правда там потолки высоченные. Сейчас сам увидишь.
Они вернулись на улицу, с которой вышли и направились к пешеходному переходу.
Сумка тяжёлым грузом давила на плечо, приходилось то и дело её поправлять, а когда ребята вышли к светофору и солнце стало повернутым к лицу, так и вовсе захотелось прижать её к боку поплотнее, чтобы срастись.
Стас осмотрел улицу, затем бросил:
– Бежим.
– Красный же.
– Бежим говорю.
Стас рванул вперед под гудки возмущенных водителей.
Костя рванул бы без вопросов, поддавшись дурному влиянию. Он всегда был легок на подъем. Денису пришлось бы схватить его за плечо и заставить остановиться, чтобы не убить себя бездумным поступком.
Денис был рационален и в глупости не ввязывался.
Но сейчас не Денис должен был бежать.
– Там шесть полос, тебе жить надоело? – голос звучал глухо и стоило ноге коснуться бордюра, как его и вовсе заглушил рев моторов рванувших за спиной машин.
– Да что ты кричишь? Мы бы ещё две минуты там простояли бы, — вступился Стас, восстанавливая дыхание и сворачивая к непримечательной арке у другой стороны.
— Потому что нельзя так относиться к жизни. Она одна у тебя.
— Зануду выруби а, — отмахнувшись ответил Стас. — Да ты же сам за мной рванул, остался бы там стоять. Что побежал то?
Они остановились у двора колодца в тени. Возмущение не давало отвлечься от ехидной усмешки. Если бы не разница в росте в целую голову, показать Стасу кто здесь имеет большее влияние не составило бы никакого труда.
Промелькнула мысль, что дело не только в рост, но держаться за неё нужды не было.
– А ты ко всему что ли относишься как к пробежке по красному через дорогу — всегда рискуешь? — уже спокойнее был озвучен вопрос.
– Конечно. Пошел бы я учиться в КАРП, если не хотел бегать по заброшкам и разговаривать с пьяницами с розочками? Разумеется нет. У тебя не так что ли?
Денис бы неоднозначно пожал плечами и промолчал. Костя бы не задумываясь ответил, что конечно так!
– Многое переосмысляется, когда сталкиваешься с реалиями. Брат был профессиональным ловчием, не думаю, что в двадцать шесть я захочу закончить, как он.
– Мы же и не говорим про двадцать шесть. Тебе только двадцать два, и говорим мы про сейчас, сейчас учиться — один восторг, а что там будет в этом вашем будущем — разве так важно?
– Жить — важно.
Слишком серьезно прозвучала последняя фраза. Стас поднял глаза, а затем скрыл их за темнозащитными очками и проговорил:
– Ты не знаешь, что случится завтра — всё зависит от случая, не более.
– Если так, то на что мне хочется повлиять, я постараюсь не уничтожить.
— Плевать. Всего не предугадать. Кому—то просто суждено умереть, кому—то суждено выжить.
— Судьба — последнее на что нужно надеяться ловчему.
Стас вдруг не сдержал смешка:
– Твой братец был известен в узких кругах. Успей получить лицензию до своей смерти, наверняка, вступил бы в какую гильдию или работал с окладом в три раза выше среднего, то что ему повезло оказаться в вашей академии и попасть к самому Мастеру в ученики — кроме как судьбой иначе и не назовешь.
— Но он не успел получить лицензию, — с шипением закончили за Стаса. — Мой брат умер.
— Ага, знаю, — кивнул Стас, будто не давил словами на живое. — И тем не менее тебе выслали приглашение в нашу академию ровно за несколько дней до событий с массовым убийством — судьба? Судьба. Думаешь это честно, что ты прошел без вступительных в сильнейшую академию Питера просто потому что Мастер их академии порекомендовал тебя нашему Мастеру?
— Да что ты знаешь, брат жизнь положил за город. Он хотел защитить меня и отправить подальше от них.
— Значит твой братец лично пошел с этой просьбой к директору, ясно, — протянул Стас, смакуя слова на языке, в раз меняясь в лице с язвительного на заинтересованного. — Кстати, ни в каких отчетах не говорится где он был, когда подорвался. Учебное же время было. Три часа дня.
Они минуту смотрели друг на друга.
— А ты знаешь почему его не был на парах в этой вашей Костромской академии, да?
— Нет...
– Ты далеко был, когда взрыв случился? Может видел место, где всех подрезали? Пятнадцать человек — не шутка для вашей деревеньки, — не дослушал Стас. — Говорят, сейчас такой подрыв невозможно повторить. Нужно много взрывчатки.
– Я только слышал его, — пришлось соврать.
– Умереть от рук Закаленных — разве не героическая смерть? — Стас больше не улыбался.
– В Костроме их называют Северингами. И нет. Ему ещё было жить и жить.
– Какой защитник, сразу вступился за старшего братика.
– Не смейся над этим, ты что никогда никого не терял?
Губы Стаса тронула легкая улыбка.
— Откуда ты знаешь, что в Костроме взрыв был? — тут же возник следующий вопрос. — О нем даже в новостях не крутили. Только про убийство.
Стас пожал плечами, делая вид, что не понял вопроса.
— Я же на информатора учусь. Знать информацию для меня первостепенная задача, как для любого ловчия — охотиться, как была в том числе и для твоего брата — Дениса.
На секунду Денису показалось, что его рассекретили. Он с юности работал с информаторами в Костроме и знал их повадки и неутомимое всеобъемлющее любопытство, но с питерскими, тем более, такими странными, как Стас, никогда не встречался.
Стас повернул голову и кивнул в сторону двора.
– Мы пришли. Что думаешь, Кость?
Денис посмотрел на него, оценивая почему Стас попытался скрыть, что не знает имени своего встречаемого — неужели очередная проверка.
– Здесь здорово, — честно ответил Денис, осматривая двор. — Очень атмосферно. По-Питерски.
После смерти брата приходилось много врать. Вся жизнь, что началась со лжи, теперь наслаивалась слой за слоем. Сначала должен был быть только один костяк, но он стал ключевым и невозможным к разрушению.
Денис боялся привыкать откликаться на имя младшего брата.
Это Костя должен быть новый учеником в училище Санкт-Петербурга, а Денис должен лежать в могиле.