Феникс [Vlad Kuertov]

Амелия Райзенберг была из тех журналисток, которые могут сделать историю из черствой крошки. У нее был глаз на невидимое, нюх на недосказанное. Ее рабочий стол в редакции был захламленным памятником ее амбициям - разбросанные бумаги, кофейные чашки, собирающие пыль, и упрямое растение, которое каким-то образом выжило, несмотря на ее пренебрежение. Ее темные волосы обычно были собраны сзади в строгий хвост, а в ее глазах пронзительного голубого оттенка часто до глубокой ночи отражалось сияние экрана компьютера. У Амелии был талант находить нить истории, которую все остальные не замечали. Но сегодня вечером она не просто пыталась нащупать ниточку, она искала то, что скорее всего станет ее погибелью.

***

Я сидела в такси, глядя в окно на знакомые улицы, которые за годы разлуки казались одновременно чужими и родными. Внутри всё кипело — смесь ностальгии и тревоги.

Москва встретила меня промозглым ветром и серым небом, словно пытаясь напомнить о своем суровом нраве. Я вернулась после долгих лет, проведенных за границей, и чувствовала себя чужой в этом городе, который когда-то был моим домом. Он изменился. Не в лучшую сторону, как мне казалось. Появились новые небоскребы, блестящие витрины, но вместе с ними – ощущение тревоги, скрытой угрозы.

Я выросла в достатке, в семье, где деньги решали многое. Мои родители – успешные бизнесмены, и я никогда не знала нужды. Но даже в моей, казалось бы, защищенной жизни, отголоски того времени, когда Москва была другим городом, доходили до меня. Бандиты, рэкет, разборки – это была реальность, в которой жил мой отец, в которой выживал его бизнес.

Я помню рассказы отца о тех временах. О встречах с влиятельными людьми, о переговорах, которые решали судьбу его компании, о риске, который всегда был рядом. Я видела его тревогу, его напряжение, его страх за нас, за свою семью. Я помню его рассказы о потерянных друзьях, о предательствах, о жестокости, которая царила в этом городе.

И вот, спустя столько лет, эти воспоминания нахлынули на меня, как волна. Я еду по знакомой улице, и в голове – вспышки прошлого.

Каждый раз, когда я слышу звук сирены, я вспоминаю ту страшную ночь, когда стреляли в моего отца. Я вижу его напряженное лицо, его растерянные глаза полные отчаяния. Я чувствую его страх, его боль.

Москва изменилась, но, кажется, в ней по-прежнему есть место для жестокости. Новые бандиты, новые правила, новые опасности. И я, вернувшись в этот город, должна быть готова ко всему. Я должна быть сильной, чтобы выжить. Я должна быть осторожной, чтобы не повторить ошибок прошлого, чтобы не подвергнуть опасности себя и свою семью.

Ветер за окном трепал волосы, а я пыталась собраться с мыслями. Внутри боролись чувства: радость встречи с родными и друзьями, но и страх перед тем, что меня ждет впереди. За границей я работала в большом издательстве, освещая международные события, а сейчас мне предстояло погрузиться в этот город — свой город — с новыми задачами.

— На улицу Тверская, — сказала я водителю тихо, почти шепотом.

В салоне было тихо, только шум мотора и шорох ветра за окном. Я закрыла глаза на мгновение, пытаясь понять: что я чувствую сейчас? Ностальгию? Тревогу? Или что-то еще? Внутри кипели противоречивые чувства: с одной стороны — радость вернуться домой, с другой — ощущение неизвестности.

Через несколько минут мы остановились у ворот моего ЖК на Тверской. Я заплатила водителю и вышла на улицу. Ветер трепал волосы, когда я поднималась по лестнице к подъезду.

Открыв дверь, я сразу почувствовала знакомый запах: старых книг и кофе. Это было как возвращение к себе. На столе лежала коробка с письмами и фотографиями — напоминание о том, что здесь я оставила много лет своей жизни.

Я присела у окна и достала блокнот. Передо мной стояла задача: подготовить материал для статьи о криминальной ситуации в Москве — теме, которая могла бы стать началом моего нового расследования. Но прежде всего мне нужно было понять: что изменилось за эти годы? Кто остался моим другом? А кто — врагом?

Я вздохнула и посмотрела на ночной город за окном. Уличные фонари мерцали в темноте, прохожие мелькали в свете ламп. Где-то вдали раздавался глухой грохот сирен.

— Начинается новая глава... — прошептала я сама себе.

Первая ночь в Москве обволокла меня, словно саван, сотканный из теней прошлого. В блокноте роились обрывки мыслей, отражающие сумбурные картины памяти. "В Москве не верят слезам", – всплыла в памяти банальная, но до боли правдивая фраза. И слезы, словно непрошенные гости, готовы были вот-вот прорваться сквозь броню сдержанности.

Решив отвлечься, я вышла на балкон. Город раскинулся внизу, как огромный спящий зверь, усыпанный мириадами огней. "Город контрастов", – подумала я. Контраст был везде: в роскошных бутиках и обшарпанных подъездах, в дорогих иномарках и нищих стариках, просящих милостыню. И этот контраст, словно лезвие ножа, резал по сердцу.

***

Был вечер четверга, и в редакции, куда я устроилась, царила симфония из щелканья клавиш и приглушенных телефонных звонков. Часы на стене отсчитывали минуты до назначенного времени, но мои мысли были далеко. Город захлестнула череда нераскрытых преступлений, каждое из которых было ужаснее предыдущего. Полиция хранила молчание, но слухи становились все громче - банда Феникса вернулась. От этого названия у меня по спине бежали мурашки, напомнив о темном мире, скрывающемся за сверкающим фасадом Москвы. До меня доходили слухи, легенды о банде, настолько могущественной, что даже самые закоренелые преступники боялись ее гнева. Но я никогда не видела их воочию — до сих пор.

Телефон зазвонил, сообщая об анонимном сообщении, экран засветился, как маяк в тускло освещенной комнате. Это была фотография места преступления, леденящая кровь работа Феникса. Изображение было нечетким, но символ был виден — огненная птица с распростертыми крыльями, дразнящее послание городу и конкурирующей банде "Белые волки". Сердце учащенно забилось, когда я увеличила изображение, узнав место из статьи, над которой я когда-то работала. Это был дайв-бар, место, которое я посещала бесчисленное количество раз в поисках реальной истории. Это был мой шанс копнуть глубже, пролить свет на темную сторону города, который я называла своим домом.

Я надела пальто, схватила сумку и, не сказав никому ни слова, выскочила из редакции, нырнув в шумную суету московских улиц. Холодный осенний ветер бил в лицо, когда я вызвала такси и назвала адрес бара. Каждое здание, каждый переулок, каждый прохожий казались подозрительными, частью сложной паутины, в которую я собиралась попасть.

По мере того, как такси приближалось к месту назначения, напряжение нарастало. Я видела мигалки полицейских машин, оцепление вокруг бара и толпу зевак, столпившихся поблизости. Когда машина остановилась, я выскочила из нее, сунув водителю деньги. Я подошла к полицейскому оцеплению, предъявив свое удостоверение журналиста, и, к удивлению, мне разрешили пройти.

Я знала, что рискую — идти за Фениксом было равносильно танцу со смертью, — но не смогла устоять перед зовом сирены этой истории. Подсказка оказалась слишком удобной, как будто ее специально оставили, чтобы я могла ее найти. У меня было подозрение, что Феникс играет в какую-то игру, но я была полна решимости узнать ее правила.

Проскользнув сквозь толпу, я выискивала глазами все, что могло остаться незамеченным. В воздухе витал запах крови и страха, осязаемый запах, который, казалось, пропитал мою одежду. У меня скрутило живот, но я справилась, журналистские инстинкты взяли верх. Именно тогда я заметила татуировку на шее бармена — рычащего волка, знак Белых волков. Полицейские вели его к машине. Кусочки головоломки вставали на свои места. Это был не просто случайный акт насилия, это было объявление войны.

Мое сердце бешено колотилось в груди, когда я подошла на шаг ближе к краю, и глаза встретились с холодным, жестким взглядом мужчины, который стоял в тени, наблюдая за разворачивающимся хаосом. Он был высоким, широкоплечим и одет в безупречный костюм, который, казалось, сливался с ночью. В нем было что-то пугающе знакомое, что-то, говорившее о силе и контроле. Глаза мужчины слегка сузились, когда он взглянул на меня, и на мгновение мне показалось, что я попала в поле зрения хищника. Затем, едва заметно улыбнувшись, он исчез в ночи, оставив больше вопросов, чем ответов.

Тень Феникса стала еще больше, чем когда-либо, и я должна узнать правду, прежде чем город погрузится в водоворот крови и огня.

Внутри бара царил хаос. Следователи осматривали место преступления, криминалисты делали снимки, а запах крови смешивался с запахом дешевого пива и разбавленного виски. Я, не обращая внимания на суету, осмотрела помещение. Диваны были перевернуты, столики разбиты, а на полу виднелись следы борьбы. Я увидела знакомые лица - завсегдатых бара, которые теперь были охвачены страхом и тревогой.

Вернувшись домой я села за компьютер, пальцы заскользили по клавиатуре. Я начала писать. Я начала рассказывать историю, которую все остальные боялись рассказать. Я начала писать о Фениксе, о темном мире, который скрывался под сверкающим фасадом Москвы. И я знала, что моя жизнь никогда больше не будет прежней.