9. Недосказанность
Тяжелые дождевые капли бились в оконное стекло, словно пытались проникнуть внутрь, присоединиться к этим двум девушкам, запертым в своем маленьком мире. Саша ушла утром, бросив на ходу что-то про "срочные дела" и пообещав вернуться к вечеру. Вася осталась наедине с Соней — впервые за все дни их странной дружбы. Третий день ливня превратил квартиру в кокон — теплый, немного душный, наполненный невысказанными словами и взглядами, которые слишком задерживались на губах.
Соня сидела на подоконнике, закинув ногу на ногу, сигарета между пальцев дымилась ленивыми кольцами. Каждый вдох делал ее чуть бледнее, но глаза горели — темным, почти черным кофе, в котором тонули все Васины мысли.
"Она сегодня особенно красива", — мелькнуло в голове у Романовой, пока она ставила перед Кульгавой чашку чая. Руки слегка дрожали — от волнения или от того, что она почти не спала ночью, прислушиваясь к ровному дыханию Сони.
— Ты опять за своё, — голос Васи звучал мягче, чем она планировала. — Вчерашнего тебе мало?
Соня фыркнула, но пальцы обхватили чашку с такой жадностью, будто это был якорь в бушующем море. Ее ноздри дрогнули, уловив аромат мяты — Вася специально добавила ее, помня, как Соня морщила нос от крепкого черного чая.
"Почему я запоминаю такие мелочи? Почему мне важно, что ей нравится?" — терзалась Вася, чувствуя, как тепло разливается по груди, когда их пальцы случайно соприкоснулись.
— Не нянчься, Ромашка, — Сонин голос звучал хрипло, но в уголках губ пряталась тень улыбки.
— Перестань так меня называть, — прошептала Вася, чувствуя, как учащается пульс. Это прозвище в ее устах звучало... по-другому. Не как у Саши. Более интимно.
— А как? — Соня повернулась, и Вася увидела в ее глазах тот самый огонь, который обжигал изнутри. — Василиса? Васильевна? Васька-в-нос-кольцо?
Сердце Васи замерло, потом забилось с бешеной скоростью. Она рассмеялась — нервно, срывающе, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Соня улыбнулась в ответ, и в этот момент что-то внутри Васи перевернулось.
"Боже, она прекрасна", — подумала Вася, отмечая, как солнечный свет, пробивающийся сквозь дождевые тучи, играет в русых прядях Сони, как дрожит ее нижняя губа, когда она делает глоток чая.
Тишина повисла между ними, наполненная тысячью несказанных слов. Вася слышала собственное дыхание, чувствовала, как ладони становятся влажными. Она видела, как горло Сони двигается при глотании, как тень ресниц падает на скулы.
— Почему ты так боишься, что кто-то тебя узнает? — вопрос вырвался сам собой, застав врасплох и ее саму.
Соня замерла. Вася видела, как сжимаются ее пальцы на чашке, как напрягаются мышцы шеи. В глазах промелькнула паника — дикого зверя, загнанного в угол.
— Потому что люди — сволочи, — голос Сони стал жестким, но Вася уловила под этим дрожь. — Узнают — используют.
— Я же не...
— Ты не исключение, — Соня резко поставила чашку, чай расплескался, оставляя темные пятна на столе. Вася видела, как дрожат ее руки, как сжимаются челюсти. "Она напугана", — осенило ее. "Она боится меня. Боится того, что я могу увидеть".
Смелость пришла внезапно. Вася встала и взяла Соню за руку — ту самую, со шрамом на запястье, о котором никто никогда не спрашивал. Кожа под пальцами оказалась удивительно мягкой, несмотря на все грубости и колючки.
— Покажи мне, — прошептала Вася, чувствуя, как подкатывает ком к горлу.
— Что? — Соня попыталась вырваться, но Вася держала крепче. В ее глазах читался немой вопрос: "Зачем тебе это? Зачем ты лезешь туда, куда даже Саша не решается?"
— Всё. Что ты прячешь под этим чёрным худи. Все твои шрамы. Все твои "я не исключение".
Соня дёрнулась, как от удара током. Вася видела, как расширяются её зрачки, как учащается дыхание. В воздухе запахло страхом и чем-то ещё — возможно, надеждой, которую Соня так тщательно давила в себе все эти годы.
— Отпусти! — в голосе Сони звучала настоящая паника. Вася чувствовала, как под её пальцами учащенно бьётся пульс на тонком запястье.
— Нет.
Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. Вася чувствовала на своей коже дыхание Сони — табачное, горькое, настоящее. Оно обжигало, как хороший виски, о котором отец говорил: "Пьешь — и понимаешь, что живой".
— Ты... — Соня замолчала, её глаза бегали по лицу Васи, останавливаясь на губах. Вася видела борьбу в её взгляде — желание убежать и невозможность оторваться одновременно.
Вася не помнила, кто сделал первый шаг. Возможно, это была она, уставшая от всех этих игр. Возможно, Соня, наконец сломавшая свои барьеры. Но вдруг между ними не осталось расстояния.
Губы Кульгавой оказались удивительно мягкими. Они пахли сигаретами и чем-то ещё — может, той самой болью, которую она так тщательно прятала. Вася почувствовала, как дрожит всё её тело, как пальцы вцепляются в её футболку, словно боясь, что её оттолкнут.
Соня ответила на поцелуй. На секунду. Короткую, как вздох. Потом резко отстранилась, глаза полные ужаса.
— Нет.
— Почему? — Вася чувствовала, как слёзы подступают. Её губы всё ещё горели от прикосновения.
— Потому что так нельзя! — Соня вскочила, опрокинув стул. Глаза метались, не находя выхода. — Ты не понимаешь? Я... я не умею так.
— Научись, — прошептала Вася, чувствуя, как разрывается грудь. Она видела, как Соня сжимает кулаки, как капли пота выступают на лбу.
— Я сломаю тебя.
— Попробуй.
Соня задышала часто-часто, как загнанный зверь. Грудь вздымалась, на скулах выступил румянец. Вася видела, как по лицу пробегают тени — страх, гнев, желание, надежда.
— Ты не знаешь, что со мной было. Что я... — голос сорвался, и в этот момент Вася увидела то, что Соня скрывала все эти годы — маленькую, избитую жизнью девочку, которая до сих пор боится доверять.
— Мне всё равно! — Вася встала перед ней, чувствуя, как слёзы текут по щекам. — Мне всё равно, сколько у тебя шрамов. Сколько плохих историй. Я хочу их все.
Сонины глаза наполнились слезами. Впервые за все время Вася видела её такой — беззащитной, настоящей.
— Дура... — прошептала Соня, и в этом слове было столько нежности, что у Васи перехватило дыхание.
Она снова поцеловала Васю. Уже не отстраняясь. Уже не боясь. Её руки дрожали, когда они скользнули по Васиной спине, прижимая ближе. Вася чувствовала, как бьётся сердце Кульгавой— часто, неровно, как у птицы в клетке.
Где-то хлопнула входная дверь.
— Девочки, я вер... — голос Саши оборвался на пороге кухни.
Три пары глаз встретились. Саша замерла, её рот приоткрылся. Вася видела, как мелькают мысли за её взглядом — удивление, понимание, радость.
— Ой. Я... э... забыла купить сигареты! — Саша развернулась, но Вася успела заметить довольную ухмылку, прежде чем та исчезла.
Соня рассмеялась. По-настоящему. Глубоко, от души, так, что даже зажмурилась. В этот момент она выглядела такой молодой, такой... счастливой.
— Ну всё, Ромашка. Теперь ты точно одна из нас.
Вася прижалась к её плечу, чувствуя, как Легавая наконец расслабляется, как её рука осторожно обнимает её за талию. За окном по-прежнему шёл дождь. Но теперь он звучал по-другому — не как угроза, а как обещание. Обещание того, что всё только начинается.