Точка невозврата
Всё началось с жаркого утра и волнения, которое сковывало живот, будто узел затягивался всё туже и туже. Я смотрела на аккуратно собранную папой папку с документами — прозрачную, с уголком, как он любит. В ней лежали мои аттестаты, грамоты, справки, копии, фотографии с одинаково натянутыми улыбками.
— Всё на месте, — сказал папа, пристёгивая ремень безопасности. — Не забудь сказать, что у тебя дополнительно олимпиада по физике, и пусть поставят пометку в системе. Это важно, Тась.
Я кивнула, глядя в окно. Мир казался каким-то выцветшим, слишком обычным. Ни тебе драматической музыки, ни лёгкой дрожи в руках. Только я, Олег Владыко — мой личный батальон поддержки в одном лице, и дорога до университета, который должен был стать стартом чего-то нового. Чего-то настоящего.
— Тебе страшно? — вдруг спросил он, не оборачиваясь.
— Нет, — соврала я. — Просто… странно.
Он кивнул.
— Когда я поступал, думал: вот сейчас начнётся настоящая жизнь. А потом понял — она уже началась. Просто всё меняется. Плавно. Как формула, которую сначала не понимаешь, а потом — бац — и вдруг всё складывается.
Я усмехнулась. Он всегда говорил о жизни, как о математике. Но меня это не раздражало. Наоборот — было почти уютно.
Мы подъехали к зданию приёмной комиссии. Я уже собиралась выйти, когда зазвонил телефон. Макс.
— Сейчас вернусь, — сказала я папе и отошла в сторону.
— Привет, — его голос был странно ровным. Слишком ровным.
— Ты не поверишь, куда я сейчас иду, — начала я. — Папа отвёз меня подавать документы. Помнишь, мы собирались поступать вместе? В один корпус, одни пары, кофе с утра…
Он замолчал. А потом сказал:
— Тася. Нам нужно поговорить.
Внутри всё оборвалось. Я знала этот тон. И всё равно наивно пыталась удержать разговор.
— Ну, говори. Что случилось?
— Я… не могу так больше. У нас ничего не получается. Мы оба меняемся. Мы уезжаем, начинается новая жизнь. Я не хочу тянуть… и тянуть тебя. Прости.
— Что? — голос мой был сухим. — Ты… мы же собирались вместе. Мы же…
— Я всё равно подаю документы туда же, — быстро добавил он. — Просто — каждый сам по себе. Так будет лучше.
Я молчала. Потом сказала:
— Ладно. Пока, Макс.
И сбросила.
Руки дрожали. Но плакать я не хотела. И не могла. Потому что не так всё должно было быть. Потому что в этот момент я вдруг почувствовала, как всё во мне переключилось. Как будто выключатель щёлкнул — и из Таси, которая верит, ждёт, надеется, выросла Таисия Олеговна, которая добивается.
Я помню, как в детстве меня задирали на площадке. Один мальчишка всё время прятал мои игрушки. Пока я не встала, не схватила лопатку и не погналась за ним по всей песочнице. Мама тогда хохотала, держась за живот, а папа стоял рядом, руки в карманах, и только тихо сказал:
— Справится. Она справится.
С тех пор я часто была как мама — тихая, разумная, сдержанная. Но когда нужно было что-то отстоять, я превращалась в папину копию. Без эмоций. Только логика. Только цель.
***
Я поднималась по лестнице, держась за холодный перила, и чувствовала, как потеют ладони. Рубашка, которую я утром выгладила с таким тщанием, вдруг стала душной, тесной, как будто кто-то затянул на мне узкий воротник.
Коридор был слишком светлым — много окон, всё в белом, стерильно, как в больнице. Или, может, я просто нервничала настолько, что мир стал казаться мне враждебным. Кто-то тихо говорил по телефону, кто-то сидел на подоконнике и ел батончик. Все такие спокойные, собранные.
Я тоже старалась выглядеть так — держать спину ровно, шаг твёрдо, подбородок чуть выше. Только сердце билось будто не в груди, а в горле.
Я свернула к нужному кабинету — и увидела её.
Девушка стояла у окна, спиной ко мне. Белая рубашка, джинсы без украшений, аккуратный рюкзак с эмблемой какого-то технопарка. Та же рубашка, что и на мне. Та же причёска — высокий хвост, ни одного выбившегося локона. Она стояла спокойно, с таким видом, будто уже знает: её возьмут. Что она уже здесь. Уже своя.
Я замерла, не доходя пары шагов. Мне не хотелось смотреть на неё, но я не могла отвернуться. Было в ней что-то уверенное. Твёрдое. Я подумала, что, может быть, именно её и выберут вместо меня. Что, может, мы и есть тот самый выбор — одна пройдёт, другая нет. Кто-то всегда не пройдёт.
Она обернулась.
Её глаза — карие, серьёзные — встретились с моими. Мы посмотрели друг на друга ровно секунду. Она не улыбнулась. Просто кивнула чуть заметно. Как сопернице.
Я хотела ответить таким же кивком, но губы вдруг дёрнулись — не туда. Не уверенно, не гордо. Просто дрогнули, будто я сейчас скажу: «Ты лучше, правда. Я знаю».
Она отвернулась. Подошла к двери, постучала, зашла в кабинет. Я осталась одна.
И в этот момент что-то внутри сжалось. Не от страха. Не от зависти. От того, как легко можно почувствовать себя лишней. Незаметной. Заменяемой. Как будто всё, что ты делал, — не считается, если кто-то рядом спокойнее, собраннее, профессиональнее.
Я медленно шагнула к стене, прислонилась к ней лопатками. Сделала вдох, потом выдох. Вспомнила, как папа в детстве учил меня дышать глубоко перед контрольной.
«Вдох — на четыре. Задержка — на две. Выдох — на шесть».
Цифры всегда помогали.
Ты не она. И это хорошо. Ты — ты. У тебя тоже есть место. Ты просто пока его не нашла.
Я повторила это мысленно. Ещё раз. Потом ещё.
Дверь открылась, и она вышла. Мимо, даже не глядя. Как будто и не было между нами этой короткой, напряжённой дуэли взглядов. Как будто я для неё — прозрачное пятно.
Но мне было уже неважно. Я подошла к кабинету и постучала. Мой шаг дрожал, но был моим.
Я подала документы. Чётко, по инструкции. Сказала дежурной на входе:
— У меня олимпиада. Включите в список.
Та кивнула, проверила и сказала:
— Удачи, девочка.
— Спасибо. Я пройду. — И сама удивилась уверенности в своём голосе.
Вернувшись домой, я хотела набрать кого-нибудь. Друзей, подруг. Но никто не отвечал. Кто-то был в поездке, кто-то уехал на дачу, кто-то просто не взял трубку. Я бросила телефон на кровать.
Значит, одна.
И тут я вспомнила: мама сегодня в квартире. Той самой, где я провела всё детство, где пахнет яблочным пирогом и новыми книжками. Где на стене висит моё первое фото в школьной форме, а на подоконнике до сих пор стоит старый горшок с фиалками.
Я взяла ключи и вышла.
Путь до квартиры был словно возвратом в прошлое. Лестница, на которой я когда-то плакала из-за двойки. Почтовый ящик, в котором мама оставляла мне сладкие записки. Звонок. Мамин голос:
— Открыто!
Я вошла — и всё было так, как раньше. Чайник шумел, на диване лежала та самая розовая пледка, а мама стояла у окна, глядя на клён.
— Мам...
Она обернулась и сразу поняла. Мама ведь всегда понимает.
— Тась…
— Я подала документы. И Макс… Он… Мы больше не вместе.
Она подошла и просто обняла меня. Без слов. Я не плакала. Но внутри было так тихо, как будто весь мир на секунду замолчал.
— Это не провал, доча. Это начало.
— Я знаю, — выдохнула я. — Я просто устала быть наивной.
— Так не будь. Будь собой.
И я кивнула. Потому что я знала: с этого дня я буду другой. Всё будет иначе. И никто меня не остановит.
И я всё равно поступлю. Потому что если уж идти — то до конца.