Утро, которое пахло взрослением
— Ну сколько можно вас ждать?!
Голос отца раздавался с улицы уже третий раз за утро. Он сидел в машине, барабаня пальцами по рулю и с угрюмым видом поглядывая на часы. Уже восьмой год подряд он первым был готов ко всем важным семейным событиям — и восьмой год подряд ждал маму.
— Таня, ты где там опять теряешься?! — крикнул он, почти не повышая голос. Но в доме его было слышно чётко.
— Я ищу вторую серёжку! — отозвалась мама откуда-то из глубины квартиры. — Она была здесь, точно! Кто трогал мою косметичку?
— Я — нет, — бросила я, стоя у зеркала в своей комнате и поправляя волосы. — Но если ты её в банку с ватными палочками снова засунула, то тебе как бы и не удивляться надо.
— Не засунула! — обиженно сказала мама… и через пару секунд: — А. Вот она.
Я усмехнулась. Утро было как сотни других. И всё же — не такое. Оно пахло утюженным хлопком, маминой туалетной водой, жареными тостами и… чем-то важным. Гранью.
Я поправила юбку. Белая рубашка идеально выглажена, на рукавах — серебристые запонки с буквами «Т» и «В». Папин подарок. Юбка — в тон, строгая, чуть выше колена. Волосы — в лёгких волнах, с боковым пробором. Макияж — почти незаметный.
Я нравилась себе. Даже не столько внешне, сколько по-своему ощущению: я знаю, кто я такая. Или хотя бы приближаюсь к этому.
В комнату вбежал Никита — мой тринадцатилетний брат с вечно недовольной физиономией. У него в руках была мятая белая рубашка, а волосы торчали, как у одуванчика.
— Где моя расческа?
— У тебя нет своей? — приподняла я бровь.
— Ты мою стащила!
— Это моя была с первого класса.
— Да ты шутишь!
— Совсем нет.
Он выхватил щётку и убежал. Я услышала, как он возмущённо бормочет: «Да чтобы я ещё раз с ней в одной квартире жил…»
Я засмеялась.
***
На улицу мы вышли дружной, но неорганизованной толпой. Олег — мой папа — уже открыл все двери машины и смотрел на нас, как генерал перед атакой:
— Быстрее, опоздаем. Восемь ноль пять!
— Всё нормально, — ответила мама, садясь на переднее. — Последний звонок — не митинг. Можно прийти чуть позже.
— Ты бы лучше раньше пришла — вдруг подарки дарят, — заметил Никита, плюхаясь рядом со мной. — Мало ли, раздача денег.
— Тебе ещё лет пять ждать, — сказала я, — пока тебя за что-то можно будет наградить.
— Я уже прославился! Я — младший брат Владыко Таисии. Легенды школы!
— Угу, по количеству списанных контрольных, — фыркнула я.
Папа чуть улыбнулся и повернул ключ. Машина мягко поехала по улице, освещённой майским солнцем. Пахло сиренью, свежестью, и чем-то таким… настоящим.
— Тась, ну скажи хоть что-нибудь, — сказала мама, поворачиваясь ко мне. — У тебя же праздник! Ты молчишь, будто на экзамен едешь.
— Просто перевариваю, — ответила я. — Это… странно. Всё заканчивается.
— Всё начинается, — поправил папа. — Школа — это так, подготовка.
Я посмотрела на него — его профиль, напряжённые пальцы на руле, морщины у глаз. Он всегда говорил коротко. Всегда сдержанно. Но именно в этом была сила.
— Ну а фото мы сделаем? — спросила мама, доставая телефон. — Семейное! Перед школой. Давай, Олег, улыбнись хоть раз, как в девяностом.
— Я в девяностом не улыбался, — пробормотал он.
— А когда Таня в платье твою машину поцарапала?
— Я тогда хотел разорвать её, а не улыбаться.
— Романтика, — вздохнула я.
***
У школы — жара, толпа, звонкие голоса.
Я увидела Макса почти сразу. Он стоял у клумбы с сиренью и держал в руках букет — для меня, конечно. Когда он заметил меня, лицо его сразу стало светлее.
— Эй, выпускница! — Он подошёл, обнял меня за талию. — Можно фото с самой красивой девочкой в школе?
— Только если ты потом тоже сядешь на мою шпаргалку по литературе и скажешь, что это совпадение.
— Без проблем.
Он поцеловал меня в висок, и на секунду всё стало… таким лёгким. Простым.
Мы были — идеальны. Или почти. Мне хотелось верить в это.
***
Последний звонок был как в кино: шарики, слёзы у учительницы, смех. А потом — музыка. Последний танец.
Я танцевала с Максом. Мы двигались медленно, он держал меня за талию, я — за плечи. Он смотрел на меня с таким вниманием, будто пытался запомнить каждую черту.
— Поедешь летом в Ярославль? — спросил он.
— К бабушке, может. А ты?
— Я в Питер, вроде. Родители решают.
— А мы?
Он замер. Потом наклонился и шепнул:
— Мы — всегда будем мы. Пока ты хочешь.
Я хотела. Тогда — точно.
***
Вечеринка у Артёма была почти как в кино. Те самые американские подростковые фильмы, которые я когда-то смотрела в седьмом классе тайком от мамы. Только здесь никто не врывался в бассейн в одежде (ну… почти), не разбивал окна и не танцевал на крыше. Хотя Макс, кажется, был недалёк от последнего.
Дом был большой, с террасой и газоном. Родителей Артёма не было — уехали на дачу, а он, счастливый наследник двухэтажного загородного рая, с гордостью сказал:
— Сегодня — всё наше. Главное, не сжечь дом, и будет норм.
Пахло дымом от костра, воняло пеной из садового генератора (откуда они его достали — я не поняла), кто-то уже включил колонку, и из неё громко лилась музыка, перемежающаяся визгами и хохотом.
Макс, как всегда, был в центре внимания. Он носился по двору, кидал подушками, с кем-то спорил про фильмы Нолана и смеялся так, будто ему не больно. Хотя раньше, когда мы были только вдвоём, он смеялся по-другому — мягко. Сейчас смех был слишком громким, слишком на показ.
— Ты будешь? — спросил он, протягивая мне пластиковый стакан с чем-то газированным. — Не пьяное. Просто… химия в банке.
Я взяла.
— Ты ведёшь себя странно, — заметила я.
— Это моя вечеринка выпускного! Я имею право. Плюс сто очков к харизме.
Он снова отбежал — к друзьям, к колонке, к центру внимания.
Я осталась на краю террасы, рядом с кем-то из девчонок. Мы смотрели, как пена постепенно захватывает ноги танцующих. Кто-то вскрикнул: «АААА! МОИ БОСОНОЖКИ!» — и упал в воду из надувного бассейна.
Я улыбалась. Но внутри что-то было не так.
Макс возвращался ко мне, но — как будто не был со мной.
Он сидел рядом, но смотрел в телефон.
Целовал — быстро, рассеянно.
Когда я предложила сыграть в «Уно» — он сказал: «Не сейчас».
Когда я смеялась над чужими шутками — он делал вид, что не слышал.
Позже, в полутёмной комнате, где все устали и расселись по полу, кто-то достал «бутылочку». Без лишней пошлости, просто как в старые времена.
— Только без "разденься" и "выпей стопку уксуса", окей? — сказала одна из девчонок. — Мы уже почти взрослые.
— Почти, — повторил Макс.
Бутылка крутилась. Несколько поцелуев. Пара смущённых взглядов.
Когда стрелка указала на меня — Макс поднялся, будто автоматом, и легко коснулся моих губ.
Быстро. Почти формально.
— Можешь и не торопиться, — пошутила я.
Он хмыкнул:
— Не при всех же.
И сел обратно. К друзьям. Не ко мне.
***
— Ты не устала? — спросил он потом, когда вечеринка стала стихать.
— Нет, а ты?
— Да не… просто башка трещит.
— Хочешь — пойдём в сад, там тише.
Он пожал плечами:
— Да можно. Хотя… может, ты останешься, а я домой поеду?
Я замерла.
— Ты хочешь, чтобы я осталась без тебя?
— Ну ты ж сама хотела праздника. У тебя, вроде, весело получается.
Я почувствовала, как внутри будто что-то оседает.
Вроде бы он не сказал ничего плохого.
Но… как-то слишком ровно. Слишком… безразлично?
— Если хочешь — я тоже поеду, — ответила я тихо.
— Нет, оставайся. Всё нормально. Завтра созвонимся.
Он быстро поцеловал меня в висок, словно на автомате.
И ушёл.
А я смотрела ему вслед и впервые за долгое время почувствовала, что стою как будто одна посреди толпы.
И даже музыка звучала чужой.
***
Позже, когда я возвращалась в школу за аттестатом, всё казалось каким-то отсвеченным.
Я держала свой паспорт, проверяла волосы, но внутри было странное чувство: будто момент уже прошёл, а я — немного запоздала.
Но вот — я вошла в зал.
Свет. Учителя. Шепот.
Я подхожу к сцене. Беру в руки аттестат.
Смотрю в толпу.
И вижу маму и папу.
Они стоят вместе.
Она поправляет ворот его рубашки. Он чуть наклоняется, что-то говорит ей на ухо.
Она смеётся. Он улыбается — той самой, редкой, немного упрямой улыбкой, от которой у меня внутри всегда теплеет.
Я вспоминаю, как мама рассказывала:
— Я решила охмурить его чтобы отомстить одной бесячей соседке. Но всё пошло не по плану.
Я стою на сцене с аттестатом и чувствую: мне хочется такой любви.
Где молчание — это не холод, а забота.
Где не надо быть громкой, чтобы быть нужной.
Где не бегут от тебя, когда ты смотришь в глаза.
Я улыбаюсь.
Честно.
Медленно.
С благодарностью.
Потому что, как бы ни сложилось дальше — я знаю: я не из пустоты. Я — из настоящего.