ЭРЕБОР

Только не начни говорить, — предупредительно напомнила Дженка, моя тетка, сестра моего отца, — Иначе, всю нашу семью ждет позор, а тебя — в лучшем случае изгнание. Я кивнула, прикусив губу. Руки дрожали, как и коленки. Тяжелые доспехи давили на плечи, а именной топор оттягивал пояс. — Держись в стороне от битвы, — продолжала шептать Дженка, оглядывая меня со всех сторон, — Да и битвы, думаю, не будет. Эти остроухие, как только увидят наше войско, тут же сиганут в свой лес. Но если не сиганут, то не лезь на рожон, оставайся позади, а лучше вообще спрячься под чьим-нибудь трупом — тебя и не заметят.

Я сглотнула ком в горле и постаралась дышать ровно. Упоминание трупов чуть не заставило меня скинуть доспехи и отказаться от этой сумасшедшей затеи. — Главное, чтобы никто не догадался. Поняла? — Дженка заглянула своими зелеными старческими глазами в мои. Я кивнула второй раз. — Да прибудет с тобой Махал, девочка, — вознесла она молитву, уткнувшись лбом в моё забрало, — Пусть огонь кузен хранит тебя и нашу тайну. Наша тайна состояла в том, что вместо отца на войну пойду я — Хаэ горшочница. Отец был глубоко в шахтах, когда объявили срочное построение для всех войнов и гномов других профессий мужского пола — по одному от каждой семьи, как минимум. Неподчинение грозило изгнанием и позором. Наш король Даин в этом плане не великодушничал и не принимал оправданий. В момент опасности даже древние старики брали в руки топоры. Но мой отец ушел в шахты изучать дальние пещеры у самых корней горы по приказу начальника железодобывающего цеха. Ждали мы его только через два лунных цикла. Никто не ждал войны. Никто не знал, кроме, конечно же, нашего короля и его приближенных, что затеял наследник короля Эребора Трора, Торин. И поэтому все жили обычной жизнью. Приказ застал всех врасплох, особенно нас с Дженкой, оставшихся одних, а до отца тогда было не добраться и весточку не послать. Тетя Дженка тут же подсуетилась и нарядила меня в старые доспехи отца. А я подчинилась. Выбор-то небольшой: если не придет никто от семьи Гирд, нас изгонят, а если узнают, что женщина отправилась на войну вместо мужчины, то тоже изгонят или ещё чего похуже. Отец в шахтах, Дженка стара настолько, что уже не в состоянии держать спину прямо и ходит, сгорбившись в три погибели. Осталась только я. — Ну, иди, — Дженка отпрянула от меня и легонько подтолкнула к дверям нашего дома, за которыми стоял оглушительный гвалт. Гномы носились по коридорам, гремели доспехами и оружием, кто-то кричал молитвы, кто-то орал воинственные призывы, улюлюкал, смеялся, ругался. Я нырнула в эту какофонию, и меня тут же подхватила толпа, с которой я почти бегом вывалилась из главных ворот на площадь, где уже гарцевали в нетерпении оседланные козлы. Командиры рассредоточились, выкрикивая приказы. Воины и стражники уже выстроились в первых рядах. Остальные топтались перед писчими, которые распределяли их по взводам. Мне показалось всё хаотичным и непонятным, но каким-то образом всё происходило быстро. Уже в считанные секунды я записывала имя своего отца на пергамент. — Раньше воевали? — спросил меня писчий, а я мотнула головой, — Идите в шестнадцатую дивизию под командованием капитана Буда. Бегом! Я рванула с места, насколько позволяли тяжеленные доспехи, и не совсем понимая, куда же мне собственно надо. Но тут меня спас случай. — Капитан Буд! — заорал какой-то гном, ведущий за узцы козла, запряженного в телегу, на которой горой возвышались сложенные заостренные штуковины, — Ваши вертушки! Пятьсот штук. — Вези в начало строя! — рявкнул седовласый гном с металлическими кольцами на бороде и усах, которые достигали его живота. Я прочистила горло, собираясь гаркнуть своё имя как можно хрипло и по-мужски, но капитан Буд меня опередил: — На построение! — заорал он, — Нос к затылку! Пятки друг другу не давить! Следуйте за строем! Ё-моё, орочьи потроха вам в бороды! Я пристроилась в шеренгу воинов, за мной тут же встал другой гном. То же самое происходило слева и справа. Боевая техника гремела, когда её перетаскивали в начало строя. Гномы то и дело проверяли свои мечи и топоры. Я тоже потрогала, не вывалился ли топор из-за пояса. Дженка заставила надеть меня перчатки, чтобы никто не заметил моих маленьких и тонких пальцев. Перчатки были сделаны из грубой кожи и я почти не могла согнуть в них пальцы. Я понятия не имела, как буду сражаться, ведь в жизни держала только скребок да кухонный нож. От нарастающей паники меня спас громогласный приказ нашего короля, который проскакал вдоль всего строя.

Мой кузен Торин, сын Траина сына Трора прогнал огнедышащую тварь из Горы, что много лет дрыхла на нашем золоте! — послышались одобрительные окрики и свист, — Но теперь на Гору, на наше наследие посягают другие! Мой кузен призывает нас на помощь! — закричал Даин Железностоп, потрясая своей густой бородой, увешенной металлическими щитками, как панцирем, — Трусливые феи Лихолесья решили, что смогут захватить Эребор! Покажем этим феечкам, что гномов рода Дурина не испугать какими-то ушами! На Эребор! За Торина! — На Эребор! За Торина! — прогремело по рядам бескрайних строев вооруженных до зубов гномов, и мы двинулись в путь почти бегом. Если я когда-нибудь и представляла себе самый страшный кошмар, что мог бы со мной произойти, то он в любом случае и на сотую долю процентов не был настолько ужасным, как поход от Железных Холмов к Эребору. Доспехи натёрли мне даже такие места, о которых я и не подозревала. Пот нещадно щипал кожу, ноги покрылись волдырями в первый же день, страх быть разоблаченной держал меня в постоянном напряжении даже во время беспокойного сна. Ела я урывками, прячась на обочине наших стоянок. А как справляла нужду, лучше и не рассказывать. К чесотке я привыкла на третий день похода. Ноги в два слоя обмотала тряпицами. Под доспехи подложила сухой мох. Научилась хохотать над глупыми шутками гномов и делать вид, что у меня тоже постоянно чешется между ног и имеется привычка отхаркивать сопли. Хорошо, что солдатам запрещалось снимать доспехи во время военного положения, а иначе было бы странно спать в шлеме, замотав лицо тряпкой как бы от комаров. Меня особо не замечали, а кто и замечал, тот не лез. У всех было о чем подумать — мы шли на войну. Не все вернутся домой. Многие отправятся в чертоги Махала. Но это лучший уход из всех возможных — уйти в бою. Поэтому в свободное время мужчины стачивали камни о лезвия своих топоров, мурлыча под нос старинные песни или молитвы. К тому времени как мы подошли к Эребору, окруженному золотым поясом эльфийских войнов, я уже была настолько измотанной и нервной, что меня сторонились даже самые дружелюбные гномы. Одного моего взгляда хватало, чтобы отойти от меня на пару шагов. От усталости и недосыпа мои глаза налились кровью и опухли, а голос и без моих ухищрений рычал и хрипел. И как можно так долго таскать на себе гору металла, не говоря уже о том, чтобы драться и не терять боевой дух? Это так и осталось загадкой для меня. Эребор предстал перед нами во всей своей красе — гордая, одинокая Гора посреди пустоши, которая сейчас кишела остроухими эльфами. Легенды гласят, что в сокровищницах Горы столько золота, что десяти жизней не хватит подсчитать всё до последней монеты. Эребор был символом могущества нашего народа, нашей силой и нашим будущим. Но чтобы это будущее стало настоящим, надо пролить кровь. Я задержала дыхание, чтобы не застонать от отчаяния. Эльфийская армия показалась мне смертоносным морем, которое просто утопит нас, растопчет в прах и сотрет в порошок.

Наши войска расположились на холме, ожидая приказов. Даин спустился, чтобы объявить войну королю эльфов, как это было заведено, а после этого начался ужас. Эльфы перестроились и пустили в нас тысячи стрел. Тогда-то я и узнала, что это за странные механизмы мы тащили с собой — вертушки. Они сбивали стрелы, ломая их прямо в воздухе, словно те были сухими травинками. На секунду я возликовала, заразившись всеобщим возбуждением, но потом последовал приказ атаковать, и меня накрыло паникой и ужасом. Первыми ринулись воины на козлах, но и мы начали бежать вниз с холма. Я старалась замедлиться, отстать, найти хоть какое-то укрытие, чтобы спрятаться. Безрезультатно. Толпа воинов тянула меня вниз, а холм был абсолютно гол. Я приготовилась умереть. Вдруг несшая меня волна замерла, а земля под ногами пошла ходуном. Воздух наполнился грохотом и ревом, а на юго-западе холмы развреглись, изрыгая толпы орков, троллей и жутких размеров чудовищ, названий которых я даже не знала, и думаю, никто не знал. Ход войны менялся на глазах. Растерянность длилась всего несколько секунд, но наш король Даин первым пришел в себя и проревел новый приказ выстроиться стеной перед воротами Эребора и сдерживать натиск. Я оказалась в гуще гномьей армии. Впереди, слева, справа и позади меня гномы всё сильнее сжимали секиры и топоры. Я тоже покрепче перехватила топор отца, который еле удерживала на весу. — Махал, помоги, — беззвучно шептала я, с ужасом следя за тем, как орочье войско стремительно приближается к нам. Когда началось сражение, я уже совсем не соображала от страха. Меня швыряло в разные стороны, я сама с трудом увертывалась от рычащих чудовищ, которые просто сносили всё на своем пути, особо не разбирая кого молотят своими железками. Не знаю, как мне удавалось оставаться живой так долго. Я не ранила ни одного врага, просто потому, что не могла поднять топор, а вскоре он просто выскользнул у меня из рук. В какой-то момент я поняла, что бегаю уже не по земле, а по трупам. То и дело по моим доспехам пробегали искры — лезвия каким-то чудом не протыкали меня, а ложились плашмя или просто отталкивали в сторону. Может быть, меня ранили и не раз, но от шока я ничего не чувствовала, кроме желания выбраться из этой мясорубки. Я падала, поднималась, боясь быть раздавленной, снова падала, врезалась в кого-то или меня отшвыривали. Я не знала, как долго ещё будет удача на моей стороне, но упорно пробиралась из центра битвы на периферию. Я еле увернулась от огромной зверюги, что неслась напролом, давя ногами и своих и чужих, забежала на заснеженный холм, споткнулась и скатилась с другой стороны прямо на заледеневшую реку. Доспехи с грохотом ударились о лед, выбив из меня весь воздух. Я с трудом поднялась, оглядываясь вокруг. Обзору мешал туман, поднявшийся над рекой, но я четко разглядела двоих дерущихся у самой кромки обледеневшего водопада. Один из них был гном, а другой орк. И орк побеждал.

Мне бы убежать, позвать на помощь, а может просто затаиться, переждать. Ведь я не воин, не герой, я — горшочница, совершившая непростительное преступление, переодевшись в доспехи и отправившаяся на войну, опозорившая свой род! Что, если я выживу? Что, если все узнают, что я женщина? И если это произойдет, то лучше уж мне быть мертвой. Оружия у меня не было, а подобрать на поле битвы другое в голову мне не пришло. Я подхватила два камня и побежала к этим двоим, один из которых — гном — лежал на спине и едва удерживал натиск орка, желавшего проткнуть его своей руко-секирой. Я размахнулась и кинула один из камней, а потом и второй. Один камень пролетел мимо, а второй попал в голову орка. Тот зарычал, но не ослабил натиск. Я была уже в трех шагах от них, не зная, что делать. Оставалось только наброситься на орка с голыми руками, что я и сделала, сбив его с лежащего гнома. Орк упал на бок и в полете полоснул мне своей секирой по руке, но не успели мы приземлиться на лёд, как висок орка проткнуло острое лезвие. Орк рухнул, издав предсмертный рык, а я упала сверху, но тут же скатилась на лед, прижимая раненую руку к груди и с трудом глотая воздух. Надо мной пролетали орлы. Много орлов. Таких огромных, что заполонили всё небо, и мне показалось, что спустились сумерки. В этот момент прозвучал скрежещущий звук орочьего рога, призывающего отступать. — Хорошая работа, — проговорил гном, пихая ногой мертвого орка, — Я твой должник, гном, — обратился он ко мне. Я приподнялась и встретилась с ним взглядом. Хорошо, что шлем не слетел с меня во время всех моих злоключений. — Ты ранен, — гном опустился возле меня на колени, оторвал кусок ткани от своей нижней рубахи, что торчала из-под доспех, и быстро перетянул мне рану на руке, — Назови своё имя. И тут я увидела подвески на его косичках. Я прикусила губу, чтобы не закричать, и встала на ноги так поспешно, словно обжегшись. Не хватало ещё, чтобы наследник трона узнал о моем позоре. Тогда уж точно не сносить мне головы. Ни мне, ни тёте Дженке, ни отцу. Я попятилась. — Битва окончена, — устало проговорил Торин, тоже встав на ноги, — Орки отступают. Мы победили. Но какой ценой! — его взгляд остановился на полуразрушенной крепости на берегу реки, а затем снова перешел на меня. Я продолжала пятиться, желая, чтобы битва переместилась сюда и мне удалось скрыться от внука легендарного Трора. Мне казалось, что он видит сквозь мои доспехи, сквозь грязь, кровь и пот, видит меня настоящую, и от этого крутило живот и дрожали колени. — Торин! — голоса за моей спиной становились громче, а вскоре меня обогнули гномы, переключив внимание будущего короля на себя. Я не стала мешкать и чуть ли не бегом бросилась бежать и спряталась между прибрежных каменных глыб, в небольшой расщелине, так удачно и так вовремя обнаружившуюся в неприметном месте. Только опустившись на промозглые камни, я поняла, что смертельно устала. Я стянула с себя шлем и потянулась за перчатками, но оказалось, что их нет. Наверное, сползли или их разрубили секиры врагов — я не могла вспомнить. Я ничего не помнила, кроме криков, стонов, крови и собственного ужаса. Руки тряслись так, что я не могла сцепить пальцы между собой, чтобы хоть как-то унять дрожь. Я выжила. Я не могла поверить в это. Но боль в раненой руке всё же удерживала моё сознание в реальном времени. Мне срочно нужна помощь целителей. Но караван с целителями приедет только вечером. Гномы всегда отправляли за армией телеги с лекарствами и лекарями с отрывом в день, чтобы не рисковать жизнью целителей. Надо просто протянуть до вечера. И что потом? Как я объясню ранение? А скрыть от целителей свой пол мне точно не удастся. И как быть? Истечь кровью? Замерзнуть насмерть в этой расщелине и стать пищей диких кошек и волков?

С такими мыслями я погрузилась в глубокий, тревожный сон, граничащий с лихорадочным бредом.

Я спала и не спала, проваливаясь в темноту и в то же время выныривая на поверхность сознания. Моё тело с трудом вынесло поход, а битва меня чуть не убила. У меня, оказывается, не было сил даже просто оставаться в сознании. Страх ещё будоражил кровь, а силы полностью покинули меня. Проснулась я резко и тревожно. Вокруг была кромешная тьма, но издалека доносился оживленный гул. Медленно ко мне возвращалась память, а с ней и страх, нерешительность и боль. Первым делом надо сбросить доспехи. Не важно, закончился бой или ещё продолжается. С доспехами на теле я не сделаю больше ни шагу - просто не смогу. Все мои мышцы горели огнём, словно я год не отрывалась от гончарного круга.

Несмотря на дикую усталость, моё сознание оживленно переваривало минувшие события, возможные последствия и попытки их избежать. Если приехали целители, то можно смешаться с ними. В такой суматохе никто спрашивать не будет. Хорошо, что Дженка настояла, чтобы я обмотала под доспехами вокруг пояса шерстяную юбку и жакет. Благо, доспехи подразумевали солидный живот, каким обладал мой отец в годы своего расцвета. С огромным трудом мне удалось сбросить доспехи и развязать окаменевший от пота и морозов узел из рукавов и юбок. С ещё большим трудом мне удалось натянуть на себя одежду и начать шевелить ногами и руками. Тело замерзло, затекло и отказывалось слушаться из-за многочисленных ссадин, царапин, мозолей и потертостей. Раненная рука опухла, но кровь уже остановилась, а пальцы хоть и со скрипом, но двигались. Мне повезло, что рана оказалась неглубокой. Тем не менее, её следовало промыть, обработать и зашить. Я выбралась из своего укрытия и поднялась на холмистый берег почти на ощупь - звезды почти не давали света, а луна то и дело пропадала в тяжелых зимних облаках. С холма мне открылся вид на освещенную кострами и редкими факелами пустошь, на которой расположились военные палатки гномов. Восточнее, там, где находились руины города Дейла, виднелись эльфийские шатры и скудные костры людей. Я пробралась к границе палаточного лагеря, благодаря Махала за темную ночь. У крайней палатки я замерла, унимая сердцебиение. Из палатки раздавались стоны, но разговоров я не слышала. Опустившись на колени и набравшись храбрости, я приподняла край мешковины и заглянула внутрь. Палатку освещал небольшой напольный фанарь. На полу лежали раненые гномы с перевязанными конечностями, но целителей не было. Видимо, здесь уже закончили с первой помощью. У противоположного края стоял сундук с травами и настойками. — Махал, помоги, — прошептала я и вползла внутрь. Надо было действовать быстро. Лавируя между стенающих гномов, я дошла до сундука, выхватила оттуда самую обычную настойку ивовой коры и тут же на месте хлебнула большой глоток, а остальное вылила прямо на рану, закатав рукав. Резкая боль заставила меня вскрикнуть, и я стиснула костяшки кулака зубами. Из глаз брызнули слезы. Кто-то позвал меня, использовав титул целителей, но я не отозвалась. — Балрогова бездна! — прохрипела я, когда боль немного унялась. Я достала из сундука ещё несколько противовоспалительных настоек, кусок чистой тряпичной ленты для перевязок и пенал с иглами и нитками. Когда отец однажды порвал себе предплечье, упав по неосторожности на обрезки стали, тётке пришлось его зашивать самой, так как денег на целителей у нас не было, а я ей помогала. Так что кое-какая практика у меня была. Я надеялась, что её хватит. Распихав всё по карманам юбки, я вылезла обратно за палатку. Тусклый свет от расставленных по периметру лагеря факелов давал мало света, но мне было достаточно. Я ещё раз обработала рану на руке обеззараживающей настойкой, окунула в настойку иглу и смочила нитки. Теперь главное не заорать. Это просто, уверяла я себя, как зашивать порванные панталоны отца из старой выделанной кожи.

Руки дрожали так, что игла ходила ходуном и пару раз выпадала из потрескавшихся и ноющих от холода и боли пальцев. Приходилось снова повторять процедуру обеззараживания, но в конце концов мне удалось наложить на рану несколько беспорядочных швов и кое-как перетянуть руку чистой тряпицей. Только опустив рукав и спрятав обратно в карманы иглы и баночки, я вздохнула чуть ли не с облегчением. Теперь оставалось смешаться с толпой целителей. Я знала, что не все из них целители. К каравану наверняка присоединились и гномки других профессий, потому что обычно рук не хватало даже во время ежегодных боевых игрищ накануне дня Дурина, во время которых гномы часто калечились сами или калечили своих же собратьев. Так что настоящая битва подразумевала большие жертвы, а следовательно требовались все, кто мог хоть как-то помочь. Между палатками сновали гномы и гномки: кто-то носил горячую воду от костров, кто-то тащил ворох чистых перевязочных тряпиц, гремели склянки, воздух был пронизан запахом гнили, трав и крови. Стоны и крики не смолкали ни на минуту. — Чего встала! — рявканье заставило меня подскочить на месте и обернуться, — Быстро за работу! — краснолицый гном ткнул в меня корытом, заполненном снегом — Это надо отнести в синюю палатку. Живо! — Да, сир, — хрипло пролепетала я и, покрепче ухватив корыто и превозмогая боль в больной руке, пошла в центр лагеря, ища глазами синюю палатку. Заметить её не составило труда. Она оказалась самой широкой и высокой из всех. Вход был загнут, так что было видно всё, что происходило внутри: несколько гномов лежали на циновках прямо на земле, возле них склонились целители, другие гномы сидели или стояли, пока их перевязывали. Я быстро вошла и поставила корыто у ног одного из целителей. — Обложи правую ногу снегом, — приказал целитель, — Подкладывай, как только начнет таять. Надо полностью обезболить её. Но следи, чтобы нога не посинела. Я послушно начала выполнять указания. На меня действительно никто не обращал внимания. Я оказалась для всех одной из немногих помощниц. Слава Махалу! — Балроговы яйца! — вскричал вдруг другой целитель, — Дилох, у тебя нет запасной иглы? Сломалась зараза! — Вот, возьмите, — поспешно достав из кармана пенал с иглами, я протянула его целителю, стоявшему у обнаженного до пояса гнома и сжимающего края рваной раны на его груди. Взглянув на лицо раненого, я чуть не выронила пенал из рук. Передо мной был Торин. Но вроде бы он не обращал на меня никакого внимания, тихо переговариваясь с другими гномами, толпившимися возле него. Я постаралась взять себя в руки. — Придержи края раны, пока я зашиваю его величество, — бросил мне целитель, выхватив пенал и доставая иглу и нить. Пришлось подчиниться. Опустив голову, я подошла почти вплотную к Торину и зажала кожу так, как просил целитель, который сразу же начал вдевать нитку в иглу и обеззараживать её настойкой. Я замерла и почти не дышала, боясь даже на сантиметр приподнять лицо. Мне казалось, что Торин сразу же узнает меня, прикажет схватить и нацепить кандалы. Я почти не дышала, молясь стать невидимой и неслышимой. А лучше вовсе исчезнуть. — Когда эльфы вернуться с провизией, — ответил на какой-то вопрос Торин, а я ощутила вибрацию его голоса под своими пальцами, — Сколько гномов охраняют Гору?

Три десятка, из них три капитана и шесть генералов, а ещё Ори и Бомбур, — ответил лысый гном с кривым носом и маленькими, пронзительными глазами, — около сотни отправились домой, в Железные холмы хоронить убитых. — Хорошо, проследи, чтобы стражу покормили первыми, — сказал Торин, даже не поморщившись, когда игла целителя проколола кожу на его груди, - Завтра, максимум послезавтра начнем перевозить раненых. — Держи крепче, — рявкнул на меня целитель и я вздрогнула. — Мистер Беггинс ещё в Дейле? — тем временем спросил седовласый гном, потирая перевязанное плечо.

Он с Гендальфом, — ответил гном в шапке, — помогают людям. Им больше всего досталось. Бедняги. - Эльфы им помогут, - буркнул лысый гном, - Нечего за них переживать. — У тебя кровь, — вдруг сказал Торин, и я только через какое-то время поняла, что обращается он ко мне, так как гномы вдруг замолчали. Я перевела взгляд с раны на его груди на свою руку и увидела, что шерстяной рукав жакета потемнел и с него методично капает кровь на сапог короля. Видимо мои неумело наложенные швы разошлись. — Простите, ваше величество, — просипела я, так и не подняв голову и не сделав ни одного движения. — Ты просишь прощения, потому что у тебя идет кровь? — удивился Торин. — Это просто царапина, — пролепетала я, чувствуя, как холодеет шея и щеки, — Неудачно упала... на камни... — Как тебя зовут? — не спросил, а скорее приказал ответить Торин. Я знала, что называя имя, должна посмотреть ему в глаза. Знала, но не могла себя пересилить. — Хаэ Гирд, дочь Хэдрика Гирда. К вашим услугам, ваше величество, — я уткнулась подбородком в свою грудь, пряча глаза. — Таким как ты, Хаэ, не место на поле битвы, — слова ударили не хуже пощечины и я даже пошатнулась, но мои пальцы остались на груди короля, — Но ты здесь, — продолжил он, — Даин, должно быть, сошел с ума, позволяя молодым гномкам участвовать в походах. — Это было добровольным решением, — прошептала я, дрожащим голосом, — Наш король Даин не... — Я знаю, — перебил меня Торин, — Наверняка ты последовала с целителями за своим братом или мужем. Ты нашла его? До меня не сразу дошло, что именно король Торин имеет в виду, а когда я поняла, то даже не смогла скрыть вздох облегчения. Он думал, что я приехала с целителями. Он не узнал меня. — Да, ваше величество, — ответила я уже громче, — Я нашла отца. С ним всё хорошо. Слава Махалу. Его отправили в Железные холмы, отвозить погибших их семьям. — Спасибо, что ты здесь, Хаэ Гирд, — мне показалось, что голос короля стал мягче и тише. — Всегда к вашим услугам, ваше величество, — ответила я, следя, как медленно целитель зашивает рану. Мог бы и поторопиться. — Целитель Фарез, после того как закончите, осмотрите руку своей подопечной, — приказал Торин. — Как прикажете, ваше величество, — кивнул целитель и продолжил шить. — Двалин, ты нашел гнома, что спас мне жизнь? — обратился Торин к своему подчиненному. — Нет, — покачал головой лысый гном и почесал свою свалявшуюся бороду, запутав её ещё больше, — Он словно сквозь землю провалился. Я поспрашивал у мальцов Даина, но у них несколько сотен раненых безбородых юнцов. — Он был ранен в руку, — уточнил Торин, — На его доспехах был знак битвы за Кхазад-Дум. У него карие глаза и темные брови, а значит и волосы тоже темные. Ростом... ну, как вот эта гномка, - он указал на меня, а я чуть не сорвалась с места, чтобы сбежать, - А ещё... у него маленькие руки, почти как у ребенка.

Мне вдруг захотелось выйти на воздух, а лучше провалиться под землю прямо здесь и сейчас. Слишком много деталей запомнил король. Слишком опасно было находиться рядом. — Ты хочешь, чтобы я у всех подряд руки мерял и в глаза заглядывал? — проворчал Двалин, — Потом сам объявится. Чего скрывать, что ты герой? Правда? — Да, наверное, ты прав, — согласился к моему облегчению Торин, а целитель наконец-то закончил с раной, — Как там Кили и Фили? — обратился он к другим целителям. — С принцем Кили мы закончили, ваше величество, — отозвался один из целителей, моя руки в миске с водой, — Остается только ждать его пробуждения. — А что Фили? — в голосе Торина явно слышалась боль вперемешку с надеждой. — У принца сильное сотрясение, — ответил целитель по имени Дилох, тот самый, что приказал мне обложить ногу гнома снегом, — Переломы ключицы, обеих запястей, рваные и колотые раны на груди и спине. Пытаемся спасти ногу, но обещать ничего не могу. Торин не ответил и я осмелилась взглянуть на его лицо. Он был мрачен, всё ещё перемазанный грязью и кровью, уставший, но с какой-то дикой яростью во взгляде. Мне вдруг показалось, что он сейчас сорвется, выхватит топор и начнет рубить направо и налево всё, что под руку попадется. Но он не двинулся с места. А потом вдруг взглянул на меня. Наши глаза встретились, и меня пробил озноб. Я поспешила отвести взгляд и засуетилась уже у корыта с подтаявшим снегом. — Эй ты, как тебя там, — позвал меня целитель Фарез, — Хаэ, иди, гляну на твою руку. — Это просто царапина, не стоит беспокоится, — поспешила ответить я, — Лучше позаботьтесь о принцах и других раненых. — У меня приказ, — устало, но довольно твердо сказал Фарез, — Хочешь умереть от заражения? Или руку потерять, дурёха. И так у нас работы невпроворот. Быстро иди сюда и садись. Я отошла в угол, куда указал мне целитель, и позволила ему закатать рукав своего жакета. — Орочьи потроха, — присвистнул Фарез, разглядывая мою кое-как зашитую рану, — И где ты нашла такие заточенные камни? Похоже на ранение мечом или секирой. И какой идиот зашивал тебя? Руки бы ему оторвать и пришить в более подходящее место! Я не ответила, прикусив губу, а целитель, ворча и ругаясь на чем свет стоит, начал распарывать мои швы, заново промывать рану и зашивать её. — Работать сможешь, но не напрягай руку, — под конец сказал мне он, — Возьми инструменты и прокали их хорошенько, и принеси немного тлеющего угля. Потом сходи в крайние палатки, там лежат уже осмотренные гномы. Им должны принести еду и воду. Проследи, чтобы все поели. Я бросилась выполнять приказ, радуясь, что избавлюсь наконец-то от необходимости быть рядом с королем. Я работала не покладая рук. Не успевала выполнить один приказ, как тут же следовал другой, а иногда и сразу несколько. Я замечала других гномок, но они тоже или пробегали мимо, или же выкрикивали поручения кому-то, или самозабвенно перевязывали, промывали, зашивали, кормили... Ни у кого не было ни минутки свободного времени. Солнце давно уже поднялось из-за горизонта и прошло свой путь по небосклону, склонившись над западными холмами, а я ещё даже не присела ни разу и не поела. Еда была предназначена в первую очередь для раненых, потом для стражников и целителей, а остальным оставалось ждать и терпеть. К ночи мой желудок прилип к спине, а сама я еле волочила ноги от усталости и недосыпа. Но основная работа была проделана. Оставалось только кормить тех, кто сам не мог есть, перевязывать тех, кто в бреду срывал повязки, обмывать и поить тех, кто не приходил в себя. Впервые я тяжело опустилась на землю перед костром, когда луна уже гасла, отдавая правление новому рассвету. Я просто опустилась на землю и закрыла глаза, тут же провалившись в темноту. Разбудил меня бесцеремонный толчок в плечо. Я открыла глаза и увидела, что незнакомая уже пожилая гномка трясет меня, пытаясь разбудить.

Просыпайся и поешь, — она помогла мне сесть и вручила в руки теплую миску, — Нам потребуются силы. Через час начинаем перевозить раненых в Гору. Тебя как зовут? — Хаэ, к вашим услугам, мэм, — проговорила я, еле ворочая языком. — Диала, к твоим, дочка, — улыбнулась она грустной улыбкой, — Ешь и иди к повозкам помогать. Она встала, погладив меня по голове. А я набросилась на еду, которой оказалось так мало, что я чуть не заплакала. Шмыгнув носом, я отставила миску и с трудом поднялась, оглядевшись. Костры были потушены, некоторые палатки разобраны. В конце лагеря выстроились уцелевшие телеги, запряженные козлами. На некоторых телегах уже лежали гномы. Я поспешила туда и чуть не споткнулась, когда заметила Торина в сопровождении Даина. Они объезжали лагерь на козлах, о чем-то бурно споря. Наш король Даин всегда был несдержанным на эмоции, а тут он просто кричал и размахивал руками так, словно его кожа горела кузнечным огнем. — А теперь он признал тебя королем! Спасибо ему огромное, что ли? — уловила я обрывки криков Даина, — Эта фея заточила тебя в темницу, пришла с армией к нашему дому, развязала войну! А ты собираешься закрыть на это свои глаза? Отдать им камни? Забыть их предательство? — Я никогда ничего не забываю, дорогой кузен. Но нашему народу нужен мир, — спокойно ответил Торин, — Мы отвоевали дом. И я собираюсь на этом остановиться. Мой народ заслужил покой и благоденствие. — Ты стареешь, Торин, — хохотнул Даин и хлопнул кузена по плечу, — У тебя аркенстоун. Скоро тебе на верность присягнут все гномьи правители. У тебя будет такая армия, что ни один враг не посмеет даже чихнуть в сторону Эребора! — Вот пусть и не чихают, — резко ответил Торин и пришпорил своего козла, направив его в Эребор. Даин последовал за ним, изрыгая поток ругательств, адресованных всем эльфам Средиземья. Я уже дошла до телег и начала помогать загружать остатки лекарств и кухонной утвари. Как оказалось, целители приехали на девяти телегах. Всего целителей было шестнадцать, но им помогало около пятидесяти гномок. Мне очень повезло, что никто пока не удивился новому лицу, все приняли мое присутствие как должное. Это было благословение Махала, и я не переставала возносить молитвы в благодарность. В Эребор мы тронулись почти сразу, несмотря на то, что ещё не все палатки были разобраны. Надо было перевезти раненых. Многих пришлось придерживать за головы и даже привязывать к доскам. Некоторые ковыляли пешком. Кого-то несли в наспех изготовленных носилках. Я смотрела на эту скорбную процессию и не ощущала вкуса победы. Никто не шутил, не повышал голоса, не пел. В воздухе витали только стоны, кашли и шепот. Иначе я представляла себе победы наших доблестных войнов. Я перевела взгляд с телег на усеянную телами орков и оружием пустошь. Даже вороны брезговали опускаться на черную от орочьей крови землю. Потом я посмотрела на разрушенные ворота Эребора. Всем нам предстояла большая работа по восстановлению королевства. И я очень надеялась, что здесь найдется место и для меня с отцом и тётушкой Дженкой. Ведь Железные Холмы с трудом кормили своих жителей. Именно поэтому мой отец и ушел к самым корням, чтобы найти новые месторождения руды. Моя же профессия горшочницы приносила смехотворный доход, а требовала больших усилий. Но в Эреборе всё должно быть по-другому. Должно, иначе зачем все эти смерти? Зачем вот это вот всё? Я посмотрела на ржавые полосы предзакатного солнца и зажмурилась, а когда открыла глаза, то телега, в которой я сидела, удерживая на коленях перевязанную голову молодого гнома, уже въехала в Эребор, встретивший нас острыми зубьями разрушенных стен и пронизывающим древним холодом.