5 часть.
— Что такое, Феликс? — тихо спросил Хёнджин, и в его голосе звенела довольная, немного самодовольная ухмылка. Он видел, как тот засматривался.
Феликс резко отвел глаза, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец. Он был пойман с поличным. —Я... ну... — Феликс потупился, переминаясь с ноги на ногу. — Научишь меня стрелять из лука?
Улыбка Хёнджина стала еще шире. Он молча кивнул и встал позади Феликса. Сердце Феликса бешено заколотилось, когда он почувствовал тепло его тела у своей спины. Сильные, уверенные руки Хёнджина легли поверх его дрожащих пальцев, поправляя хватку. Широкая грудь плотно прижалась к его спине, надежно и неотвратимо.
— Вот так наводишь стрелу, — прошептал Хёнджин ему прямо в ухо, и его низкий, бархатный голос заставил Феликса вздрогнуть. Феликс чувствовал его теплое дыхание на своей коже и как Хёнджин вдыхал его запах.
Хёнджин не спеша объяснял, его пальцы мягко, но настойчиво направляли каждое движение Феликса. Он касался его маленьких, нервных рук, наслаждаясь каждой милой, смущенной реакцией, каждой новой вспышкой румянца на его щеках.
— Вот так, — наконец отпустил Хёнджин его руки, отходя на шаг в сторону. — Мне очень интересно про твой мир. Расскажешь, что такое телефон, интернет, пока я учу тебя?
— Ну, телефон... — Феликс прицелился, стараясь сосредоточиться на словах, а не на безумном стуке собственного сердца. — Это... там можно разговаривать, звонить... Это как вы голубей отправляете с письмами, только в телефоне можно даже видеть друг друга на расстоянии, хоть с другого конца света...
Феликс отпустил тетиву. Стрела вонзилась в край дерева. Не в яблочко, но и не мимо.
— Получилось! — Феликс радостно повернулся к Хёнджину, его лицо сияло детским восторгом.
Но сияние длилось лишь мгновение. Хёнджин сделал стремительный шаг вперед. Хёнджин опустил лук, который все еще держал Феликс, и его руки поднялись к его лицу. Большие, теплые ладони нежно, но твердо обхватили его щеки, заставляя его замереть.
Время остановилось. Феликс увидел свое отражение в его карих, медовых глазах, в которых плясали искры смущения, нежности и чего-то еще, горячего и запретного.
— Хёнджин... — успел прошептать Феликс.
Но его имя потонуло в поцелуе.
Первый поцелуй был нежным, вопрошающим, робким. Губы Хёнджина были удивительно мягкими и теплыми. Феликс замер на секунду, парализованный неожиданностью, но затем его веки дрогнули и закрылись, и он ответил ему — сначала неуверенно, потом все смелее и жаждущее.
Нежность моментально вспыхнула яростным, долго сдерживаемым пламенем. Поцелуй стал глубже, страстнее, требовательнее. Хёнджин отпустил его лицо, чтобы обвить рукой его талию и притянуть еще ближе, стирая любое расстояние между ними. Феликс вскрикнул в его губы от внезапной силы этого жеста, его пальцы вцепились в шелковые рукава Хёнджина, чтобы не упасть.
Дыхание спуталось, стало прерывистым. Хёнджин оторвался от его губ, и его поцелуи, горячие и влажные, поползли вниз — по линии челюсти, к чувствительной коже шеи. Феликс откинул голову назад с тихим стоном, подставляя шею для еще более жадных прикосновений. Его кожа горела под губами Хёнджина, каждый нерв пел от переполнявших его ощущений.
— Ты... — выдохнул Хёнджин, и его голос был хриплым, пропитанным желанием. Его зубы слегка задели нежную кожу на шее, и Феликс вздрогнул, чувствуя, как по всему телу пробежала электрическая волна. Мир сузился до этого поляны, до жаркого солнца на спине и до губ, которые целовали его шею, суля нечто большее, что-то пугающее и невероятно манящее.
Тень, приставленная следить за Феликсом, наблюдала за страстным поцелуем с каменным лицом, не выдавая ни единой эмоции. Этого было более чем достаточно. Не долго думая, слуга развернулся и бесшумно скрылся, чтобы доложить обо всем своему господину.
Отец Хёнджина, Ынхо, выслушал доклад, не проронив ни слова. Но по мере рассказа его лицо становилось все мрачнее, а пальцы сжали ручку кресла так, что костяшки побелели. Когда слуга закончил, в комнате повисла гнетущая тишина.
— Как он смеет... — тихий, шипящий голос Ынхо был полон ледяной ярости. — Мой сын... с каким-то непонятным найденышем... на глазах у всей усадьбы! Я ему устрою. Он больше не увидит этого мальчишку. Я не позволю позорить наш род. — Он ударил кулаком по столу. — Приказываю казнить его. Завтра же, как только Хёнджин уедет на учебу. Чтобы к его возвращению от этого... существа не осталось и следа. Ясно?
Слуга молча склонился в глубоком поклоне. Приказ был отдан.
~~~~~~
Хёнджин и Феликс провели весь день вместе, и к вечеру возвращались домой с беззаботными улыбками на лицах. Хёнджин с жадностью ловил каждое новое слово Феликса, каждый рассказ о его мире: о «музыке в наушниках», о «социальных сетях», о «кофе с собой». Он начинал понимать, что мир Феликса был не просто другим — он был удобнее, ярче и свободнее.
— Я бы хотел побывать в твоем мире, — искренне признался Хёнджин, когда они уже зашли в темные покои.
— Нет, — резко и испуганно, ответил Феликс.
— Почему? — удивился Хёнджин.
— Потому что твой мир — это твой мир, а мой — это мой. То, что я здесь... это уже неправильно. Я не знаю, что происходит со мной в настоящем, жив ли я там... Я не хочу жить в этом мире, Хёнджин. Я не принадлежу ему.
— А я? — тихо, но отчетливо прозвучал вопрос у него за спиной.
Феликс обернулся и ахнул. Хёнджин стоял вплотную к нему, его лицо было серьезным, а в глазах горел неподдельный страх и боль.
— Ты не хочешь быть... со мной? — голос Хёнджина дрогнул, выдавая уязвимость.
— Это что-то разрушит, Хёнджин, — прошептал Феликс, чувствуя, как сжимается сердце. — Нас разделяют века. Это невозможно.
— Пускай весь мир разрушится до основания! — страстно выдохнул Хёнджин, хватая его за руки. — Но я хочу быть с тобой, Феликс. Здесь и сейчас.
— Что ты говоришь... — Феликс попытался отвести взгляд, его разум боролся с внезапно нахлынувшим чувством.
Но Хёнджин не позволил. Он мягко, но решительно взял его за подбородок и вернул его взгляд к себе. —Я говорю, что ты — единственное, что имеет для меня значение в этой жизни.
Их губы встретились вновь. Но на этот раз поцелуй был не нежным, а огненным, отчаянным, полным неподдельной страсти и страха потерять друг друга. Это был поцелуй-исповедь, поцелуй-протест против всего мира.
Хёнджин прижал Феликса к ближайшей стене, его руки скользнули в его волосы, притягивая его еще ближе, стирая последние границы. Их дыхание спуталось, стало тяжелым и прерывистым. Феликс отвечал ему с той же яростью, впиваясь пальцами в его спину, словно боясь, что его заберут сию же секунду.
Хёнджин оторвался. Его дыхание было горячим и частым. Он прижался лбом ко лбу Феликса, и тот почувствовал, как сильно возбуждено все его тело, как напряжены его мышцы и как бешено бьется его сердце в унисон с его собственным.
— Я не позволю никому тебя забрать, — прохрипел Хёнджин, и в его голосе была не только страсть, но и железная решимость. — Никому. Ты слышишь меня? Ты мой.
И с этими словами Хёнджин вновь захватил его губы в поцелуе, еще более властном и страстным, словно желая запечатлеть его навсегда, вопреки судьбе, времени и гневу отца. Воздух вокруг них трещал от наэлектризованной, бешеной химии, грозя вот-вот вспыхнуть.
Но это была их большой ошибкой.
--
1104 слов.