Осколки нашей свободы

Часы показывали 00:47. В доме — тишина, только тикают старые настенные часы в гостиной и шорох вентиляции под потолком. Отец давно спит, мама тоже. Лея — в своей комнате с наушниками. Идеальное время.

Я аккуратно приоткрыл дверь, стараясь не скрипнуть петлями. В коридоре темно, только тусклое освещение с кухни отбивает слабый свет. Прошёл босиком до лестницы, накинул куртку, захватил ключи и шлем из шкафа в прихожей.

Дверь в гараж всегда закрыта — но не для меня.

Щёлк. Ключ провернулся, и я скользнул внутрь, как тень. Вдохнул знакомый запах: масло, резина, металл.

Мой чёрный мотоцикл стоял на месте. Настоящий зверь. Сам собирал, дорабатывал, проверял. Отец думает, что я вожу только на треке. Если бы знал правду...

Откатил байк без шума. Гаражные двери открылись на миллиметры — достаточно, чтобы выкатить наружу. Потом — плавный рывок, мягкое сцепление и глухой рык мотора, когда я уже выезжал за поворот.

Город засыпал. А я — просыпался.
Сегодня гонки. Сегодня снова Ягуар.

Ночной город дышал холодом и огнём.

Я мчал по пустой трассе за складом, где каждый поворот знал, как собственные пальцы. Слева — бетон, справа — разбитый забор и чёрная бездна леса. За поворотом уже слышался гул — музыка, моторы, толпа. Наши.

Площадка у старого ангарa была залита светом фар и горела вспышками фонарей. Кто-то разливал колу в пластиковые стаканы, кто-то крутил гайки, кто-то танцевал под басы.

Я въехал на площадку медленно, сдержанно. Снял шлем — ветер прошёлся по волосам. Несколько человек кивнули мне. Один парень хлопнул по плечу:

— Ягуар, ты как всегда вовремя.

Я усмехнулся уголком губ.
— Кто едет?

— Новичок какой-то. Дерзкий. Думает, что сможет. А ты у нас как талисман — выезжаешь, и все ставки на тебя.

Я глянул на толпу. И вдруг — взгляд. Чуть в стороне стояли две девчонки. Одна — с каштановыми локонами, в чёрной куртке, руки в карманах, а глаза — удивлённые, почти ошарашенные.

Алина.

Вот дерьмо.

Она прошептала что-то подруге. Вторая — с хвостом и капюшоном — тоже уставилась на меня. Не Лея ли?

Я быстро натянул шлем.
Поздно.

Моя двойная жизнь дала трещину.
Впереди была гонка.
Но теперь ставка стала выше.

Асфальт будто дрожал под колёсами.

Я стоял у линии старта, рядом с парнем на чёрно-зелёном "Кавасаки". Визуально — уверенность. Но глаза бегают. Нервничает. Новенький.

Толпа ревела. Музыка била по ушам. И тут на импровизированную сцену вышла девушка в коротком чёрном топе, мини-юбке и ботфортах. На её бедре блестела татуировка. В руках — флаг с логотипом клуба.

— Гонка начинается по сигналу! — выкрикнула она в микрофон, облизнув губы. — Готовьте моторы, мальчики.

Я усмехнулся под шлемом. Шоу продолжается.

Руки крепко легли на руль. Сердце билось в ритме мотора. Где-то в толпе мелькнула Алина. Смотрит прямо на меня. Даже через шлем я чувствовал этот взгляд.

Три... два... один — флаг взвился вверх.

Я сорвался с места. Мотор взревел, как зверь. Первый поворот — в полусотне метров. Подсознание подкинуло нужный угол. Я вырулил идеально, тогда как зелёный соперник чуть занесло.

Второй поворот был опаснее. Узкий, с мусором. Но я знал трассу. Пролетел мимо, почувствовав, как заднее колесо чуть срывается вбок, но я удержал.

Сзади рёв — он пытается догнать. Напрасно.

Прямая. Я на полную. Спидометр зашкаливает. Свет фар рвёт ночь. Линия финиша — прямо передо мной.

Я пересёк её первым. Как всегда.

Тормоза. Рывок. Шум толпы. Кто-то хлопает по плечу. Кто-то орёт: — Вот это выдал, Ягуар!

Я снял шлем. Волосы взъерошены. Дыхание сбито. В лицо ударил ночной ветер.

И тогда я снова увидел её. Алину. Она стояла в стороне, не сводя с меня глаз.

Я сделал шаг вперёд.

— Ты же... — начала она, но не договорила.

— Али, — тихо сказал я, — ты никому?

Она молча кивнула, но я видел — в её взгляде буря. Губы плотно сжаты. Пальцы сжаты в кулаки. На каблуках стояла, будто на боевом посту. Взгляд колючий, как лёд.

— А ты что здесь делаешь? — спросил я, не выдержав. — И Тимур знает, что ты тут?

Она прищурилась. Голос — звонкий, резкий:

— А что, ты будешь ему докладывать? Или у тебя теперь должность — старший по морали?

Я отшатнулся, словно словом врезали. Она подошла ближе, глядя мне прямо в глаза.

— Мне плевать, кто здесь гоняет. Хотела увидеть сама, кто такой этот “Ягуар”, — с вызовом сказала она. — А ты, оказывается, ты... Марк. Привет, двойная жизнь.

Я сжал челюсть. Горло пересохло.

— Тимур бы не одобрил, Али. Это не твоё место. Тут... опасно.

— Знаешь, что ещё опасно? — перебила она. — Когда твой лучший друг врёт тебе. Когда человек, с которым ты разговариваешь каждый день, оказывается совсем не тем, кем притворяется.

Я отвёл взгляд. Дыхание всё ещё сбивалось. Не от гонки. От неё.

— Я тебя не просил сюда приходить, — выдавил я.

— А я не у тебя разрешения спрашивала.

Между нами повисла тишина. В толпе кто-то закричал, заиграла новая партия музыки, но мы стояли — как будто весь мир вокруг затих. Только её глаза — и всё.

— Али... — начал я снова, уже мягче. — Я не хотел...

— Поздно, Марк, — сказала она, и в голосе её уже было меньше злости. — Теперь я знаю, кто ты на самом деле.

Сказала она. И отвернулась.

Я хотел что-то сказать, удержать её, объяснить — но к нам уже подошёл один из людей Гремлина. Щегол в кожанке, с кольцом в носу и ухмылкой до ушей. Он без церемоний сунул мне в руку свернутую пачку денег.

— Отлично сработал, Ягуар. Орги в восторге. Как всегда — самый быстрый. Забирай своё.

Я машинально взял. Секунда — и Алина уже шла прочь, каблуки постукивают по асфальту, волосы метнулись за спину. Исчезает.

— Али! — крикнул я.

Она даже не обернулась.

— Чёрт, — выдохнул я и затолкал деньги в карман.

Толпа расступалась неохотно. Кто-то хлопал по плечу, кто-то пытался пожать руку, но я пробирался сквозь них, почти бегом. Зацепился за чей-то рюкзак, толкнул плечом парня в капюшоне — не заметил.

— Алина! Постой! — уже почти догнал.

Но она резко свернула за угол, к стоянке. Я ускорился.

Нельзя вот так уйти. Не после того, что она увидела. Не после того, как смотрела на меня… будто впервые.

Я выскочил за угол — и успел только увидеть, как захлопнулась дверца такси. Свет фар вспыхнул, машина сорвалась с места.

— Чёрт! — выругался сквозь зубы.

Сделал пару шагов, как будто мог догнать, как будто она могла передумать. Но нет. Такси уже ныряло в поток, уходя от набережной.

Стоял, сжимая кулаки. Сердце всё ещё колотилось от гонки, но теперь — не от адреналина. От злости на себя. От досады. От ощущения, что упустил что-то важное. Опять.

Она видела всё. Увидела меня на старте. Увидела, как принимаю выигрыш. И, судя по взгляду, поняла больше, чем я бы хотел.

"А ты что здесь делаешь? И знает ли об этом Тимур?" — эхом отдавало в голове.

Я сам спросил. А теперь... сам не знал, что на это ответить.

Алина

Я захлопнула дверь такси слишком резко.
— Куда едем? — спросил водитель.
— В центр. Я скажу, где свернуть.

Я уставилась в окно, но улицы сливались в один серый фон. Перед глазами всё ещё стоял Марк. Его взгляд, сквозь визор. Его голос:
"А ты что здесь делаешь? И знает ли об этом Тимур?"

Знает ли?.. Конечно, нет.

Он знает, что Марк вернулся к гонкам. Знал, ещё до меня. Даже сказал об этом без особой эмоции, как о погоде: "Старые привычки не умирают. У Марка бензин вместо крови."

Но он не знает, что я была там. Что видела, как Марк рвётся вперёд, будто ему снова семнадцать. Что сердце у меня стучало в ритм его мотора. Что мне не хватило воздуха, когда он снял шлем.

И что мне понадобилось всё усилие, чтобы не подбежать первой.

Ты никому?

Я кивнула. А внутри всё кричало: «А ты?!»

Тимур мне важен. Он — стабильность, тепло, спокойствие. Но Марк...
Марк — это буря, от которой невозможно спрятаться.

— Сверните на Лесную, — сказала водителю.

В груди будто щемило. Знала — он попробует догнать.

Я закрыла за собой дверь чуть тише, чем обычно. В прихожей было темно. Только свет из кухни вырезал прямоугольник на полу.

— Где была? — голос Тимура раздался сразу. Он даже не пытался скрыть раздражения.

Я не сразу ответила. Прошла мимо него, стараясь казаться спокойной.
— С девчонками. Гуляли.

Он усмехнулся и встал, перекрывая мне проход.
— Не ври. Я знаю, где ты была.

Я подняла взгляд.
— Ну и? Ты же знал, что Марк снова гоняет.

— Одно дело — знать. Другое — видеть, как туда тащится моя сестра. Слушай, Али, ты совсем?.. Это ж опасно.

— Я ничего не делала, просто стояла и смотрела.

— Вот именно. Смотрела. На него. — Он подчеркнул последнее слово так, будто это преступление.

Я сжала губы.
— Он не такой, каким ты его рисуешь.

— Он — как раз такой, — резко сказал Тимур. — Упрямый, взрывоопасный. Он тащит за собой людей в пропасть.

— Он мой друг.

— Он и мой тоже,  Али. — Тимур смягчился, но в голосе всё ещё дрожала злость. — Но это не даёт тебе права, ночью, срываться не пойми куда, и не пойми зачем.

Я отвернулась.
— Я устала. Мы поговорим утром.

И ушла в комнату, захлопнув за собой дверь.
Обняла подушку. Сердце всё ещё билось — не от страха. От злости. От обиды. От того, что он — Марк — снова оказался в моей голове. Слишком близко.

Ночью я не спала. В голову врывался разговор с Марком и Тимуром. Встала я машинально. Машинально заправила постель, машинально умылась, оделась.

Я только наливала себе чай, когда он зашёл на кухню. Волосы взъерошены, футболка смята, но глаза — ясные, цепкие. Он всегда замечал больше, чем казалось.

— Доброе, — тихо бросила я, будто надеялась, что он не начнёт.

— Доброе, — ответил Тимур. Помолчал. — Я знаю, что Марк хороший парень.

Я подняла взгляд. Он стоял у дверного косяка, скрестив руки. Ни обвинения, ни злости. Просто спокойствие. От этого становилось только хуже.

— Но то, как ты ходишь на эти гонки, где он гоняет… — он качнул головой, — до добра не доведёт.

— Тим…

— Ты была там. Ночью. Среди чужих людей. Сама. Ты вообще понимаешь, что могло случиться?

Я прикусила губу. Он не кричал — и именно это било сильнее.

— Я просто хотела увидеть…

— Я знаю. — Он вздохнул. — Ты не обязана мне объяснять. Но, Алина… не надо так. Ты — моя сестра. Я за тебя в ответе.

…Я кивнула. Молча. Горло сжалось. Хотелось сказать, что я не маленькая. Что всё под контролем. Но мы оба знали — не под контролем ничего.

Два года назад

Мы тогда все пошли гулять в парк. Тимур — как обычно, с ухмылкой, толкал Марка в плечо, а тот смеялся и отвечал дерзостью. Они были как братья, хотя Марк —  чуть резче, но с таким же безрассудным огнём в глазах.

Я шла чуть позади. Лето. Солнце било сквозь листву, и Марк то и дело оборачивался, что-то бросал мне через плечо. Шутки, колкости. А я ловила каждый его взгляд — будто в груди что-то раскрывалось. Тогда я поняла. Не сразу, не громко. Просто как будто… встало на свои места.

Я влюбилась.

В его смех, в его наглость, в то, как он поправляет волосы и обгоняет Тимура в беге, а потом поворачивается ко мне, словно ждёт — я ли успею первой догнать их.

Только я никогда об этом не говорила. Никому. Ни ему, ни подругам.

Только Тимур однажды вечером сел рядом, посмотрел внимательно и тихо спросил:

— Ты в него?

Я не ответила. Просто молча кивнула.

Он вздохнул и больше не поднимал эту тему. Но с тех пор... начал смотреть на нас иначе. Будто всё понял раньше нас самих.

Марк

Раннее утро. Воздух пах сыростью и прохладой. Я закатил мотоцикл во двор, стараясь не шуметь. Каждое движение — выверенное, тихое, как будто сам воздух знал, что я не хочу никого будить.

Дом ещё спал. Занавески были плотно задернуты, окна тёмные. Тишина — почти священная.

Я снял шлем, потёр лицо. Под пальцами — усталость. Но внутри бурлило: гонка, Алина, её глаза, когда она обернулась перед тем, как сесть в такси.

В кармане шуршали купюры. Выигрыш. Не радовал. Я не ради денег.

Открыл дверь своим ключом, шагнул внутрь. В доме пахло чем-то тёплым, домашним — смесью маминых духов и утреннего хлеба. Сердце дёрнулось. Дом. Мой.

Я прошёл по коридору, стараясь не скрипнуть половицами. Свет не включал — знал, где какая ступень. На кухне горел ночник. Кружка с недопитым чаем. Значит, мама опять ждала.

Сжал кулак. Вины хватало с головой.

Тихо проскользнул в свою комнату. Захлопнул дверь, прислонился к ней спиной.

Я был дома. Но знал — разговоры впереди. С отцом. С матерью. С Леей, если не сейчас — то позже.

И всё же… возвращаться стоило.

Я открыл дверь в свою комнату и проскользнул внутрь, затаив дыхание. Свет из окна начал просачиваться сквозь шторы — неяркий, утренний, почти серебристый. Комната встретила привычной тишиной. Всё на своих местах: кровать с мятым пледом, куртка, брошенная на стул, и фото на полке, где мы с Леей мелкие, а рядом мама и отец — ещё совсем молодые.

Я бросил ключи на тумбочку и уже тянулся, чтобы стянуть с себя куртку, как вдруг за стенкой послышался лёгкий глухой стук. Шаги. Потом ещё. Скрипнула дверь в родительскую спальню.

Я замер, сердце застучало в ушах громче, чем мотор ночью. Это был отец. Я узнал бы этот тяжёлый шаг из тысячи.

Он прошёл мимо моей двери — прямо по коридору. Остановился. Я задержал дыхание. Дверная ручка дрогнула. Но… нет. Он не стал открывать. Только фыркнул, и шаги продолжились. Потом — звук на кухне. Он что-то набрал в стакан, наверное, воды. И снова тишина.

Я выдохнул.

Похоже, не заметил. Или… сделал вид, что не заметил?

Сел на кровать. Куртка всё ещё была на мне. Я смотрел в пол, а внутри ощущение — будто что-то застряло в горле. Не страх. Не вина. Что-то большее.

Я знал: этот разговор всё равно случится. Но не сейчас.

Не сегодня.
Я стянул куртку и бросил её на стул, будто вернулся домой в девять вечера, а не на рассвете. Прошёл в ванную, умылся ледяной водой, чтобы стряхнуть с себя остатки ночи. В зеркало смотрел на себя спокойно — как будто всё под контролем. Хотя внутри всё ещё отдавало гулом мотора, свистом шин и взглядом Алины.

Вернулся в комнату. Медленно переоделся в домашнюю футболку, сел на кровать и включил телефон. Сообщений — ноль. Ни от отца, ни от Тимура, ни от неё.

Я лёг, закинул руки за голову и уставился в потолок. Улица за окном уже оживала, а дом ещё спал. Лея точно в своей комнате — с утра по субботам она обычно не встаёт. Полина может ещё поспит. А отец... Ну, может, решил промолчать — пока. Может, это и к лучшему.

Я притворялся, что ничего не произошло. Что не было ни гонки, ни выигрыша, ни взгляда Алины, ни того, как она села в такси, не оглянувшись.

Просто утро. Просто суббота. Просто я — нормальный парень из нормальной семьи, лежу на своей кровати и жду, пока дом проснётся.

Но сердце стучало — напоминая: ни черта это не "просто".

За дверью послышались шаги — лёгкие, осторожные. Кто-то пошёл на кухню. Судя по времени, это могла быть только мама.

Я оставался лежать. Не хотелось выходить, не хотелось говорить. Хотелось просто… выдохнуть. Но через пару минут скрипнула дверь — тихо, почти извиняюще.

— Марк? — голос Полины. — Ты дома?

— Ага, — хрипло отозвался я.

Она вошла. На ней был мягкий халат, волосы собраны в небрежный пучок. Она выглядела усталой, но в глазах светилось облегчение.

— Мы волновались, — сказала она, садясь на край кровати. — Ты ушёл и не отвечал.

— Телефон сел, — солгал я. — Просто нужно было проветриться.

Полина ничего не сказала. Только кивнула и пару секунд молчала.

— С отцом ты поговоришь?

Я пожал плечами. Ответа у меня не было. Вчера всё вышло из-под контроля — злость, шум, хлопнувшая дверь. Как будто я сам не знал, зачем это сделал. Только одно было ясно: домой возвращаться тогда я не мог.

— Он не злится, — тихо добавила она. — Просто не понимает, что с тобой происходит. Мы оба не понимаем.

— Всё нормально, мам, — снова выдохнул я. — Правда.

Полина слабо улыбнулась и встала.

— Завтрак через десять минут. Лея уже проснулась.

Она вышла, оставив за собой лёгкий запах кофе и чего-то родного, успокаивающего.

Я сел, провёл рукой по лицу. Вроде бы всё идёт как всегда. Но внутри — всё по-другому.

Гонка. Алина. Взгляд отца, когда он узнает.

Телефон завибрировал. Сообщение. Сердце екнуло — Алина?

Нет. Тимур.

«Ты, кстати, совсем рехнулся. Она тебе не игрушка».

Я уставился в экран. Перечитал. И только потом понял — речь про Алину. Чёрт. Он видел. Или узнал. Или… догадался. А может, она сама сказала?

Я сел, провёл рукой по лицу и набрал ответ:

«Не твоё дело».

Но не отправил. Стер. Потом снова написал:

«Ты ей брат, я это понимаю. Но я тоже не идиот».

И это тоже не отправил.

Положил телефон рядом. Лёг обратно.

На душе скребли кошки. Не из-за гонки, не из-за того, что мог спалиться. А из-за Алины. Как она смотрела на меня, как злилась, как ушла. И Тимур — её брат, мой лучший друг.

Всё сложно. И всё только начинается.

Я пролежал ещё минут десять, уставившись в потолок. Сон ушёл окончательно. В голове всё мешалось — Алина, Тимур, гонка, отец. Будто мотор продолжал реветь внутри меня, не давая покоя.

Встал. Тихо, чтобы никто не услышал. Прошёл в ванную, включил холодную воду и плеснул в лицо. Посмотрел на себя в зеркало — глаза красные, под ними синяки. Отлично выглядишь, чемпион.

На кухне послышался шум — скрипнула дверца холодильника. Кто-то уже не спит. Я замер на секунду, потом вышел, как ни в чём не бывало.

На кухне стояла Лея в пижаме и с чашкой кофе. Она бросила на меня взгляд — усталый, внимательный.

— Ты где был? — спросила тихо.

Я пожал плечами.

— Гулял.

— Всю ночь?

— А тебе какая разница?

Она вздохнула и отвела взгляд.

— Просто... папа опять злой. С утра ворчит. Спрашивал про тебя.

Я кивнул и сел за стол. Помолчали. Потом Лея осторожно сказала:

— Тебя Алина ищет.

Я поднял глаза.

— Что?

— Вчера вечером. Она писала. И Тимур был не в духе. Думаю, они поссорились.

Я сцепил пальцы. Так, спокойно.

— Спасибо, — только и сказал я.

Лея кивнула, как будто понимала больше, чем говорила.

А внутри уже начинало крутить вихрем. Надо поговорить с Алиной. До того, как это сделает Тимур. Или хуже — до того, как она решит, что всё это была ошибка.

Лея ушла в свою комнату, оставив меня наедине с утренней тишиной и чашкой остывшего кофе. Я уставился в тёмное окно, будто там мог найти ответы. В голове всё смешалось, но сквозь шум мыслей всё яснее проступал один момент.

Год назад. Поздний вечер. Мы с Алиной тогда шли по набережной — не той, где гонки, а той, тихой, возле старого парка. Она что-то рассказывала про книги, потом резко замолчала и остановилась.

— Марк, — тогда она посмотрела на меня как-то особенно, будто решилась на что-то важное, — мне кажется, я тебя люблю.

Я помню, как у меня перехватило дыхание. Не от счастья. От неожиданности. От страха.

Я не знал, что сказать. Просто молчал. А потом выдал что-то вроде:

— Алина… Ты классная. Но я сейчас не готов. Прости.

Она тогда кивнула. Улыбнулась даже — натянуто, чтобы я не почувствовал себя виноватым. И больше эту тему не поднимала.

Но с того вечера во мне что-то сломалось. Я стал замечать её чаще. Реагировать острее. Сердце сжималось каждый раз, когда она смеялась не со мной. Когда смотрела не на меня.

И вот теперь она снова рядом. Смотрит на меня с тем же упрямым светом в глазах, с тем же огнём, который я тогда не понял. Или не захотел.

А может, просто испугался.

Но сейчас — я уже не тот. И она, кажется, тоже.

И вопрос только в одном: не поздно ли?

Я всё ещё сидел, опершись локтями о стол. Кофе остыл, но я продолжал держать чашку в руках — будто она могла согреть мысли.

Шаги. Тихие, но узнаваемые. Голос не нужен — я знал этот темп, эту тяжесть.

В кухню зашёл отец.

Он был в домашней футболке и спортивных штанах, с небритым подбородком и взъерошенными волосами — явно только что проснулся. Взгляд сразу упал на меня. Не удивился. Не нахмурился. Просто смотрел.

Я отвёл глаза первым.

— Уже не спится? — спокойно спросил он, подходя к кофемашине.

— Рано проснулся, — буркнул я, делая глоток холодного кофе.

Он налил себе чашку. Молчание между нами растянулось. Не гнетущее — но ощутимое. Как напряжение перед грозой, когда не знаешь, ударит молния или пронесёт.

— Ты был не дома, — сказал он, не глядя. Просто констатация.

Я не ответил. Он знал. Я знал, что он знал.

— Я не собираюсь читать тебе нотации, Марк. — Он повернулся ко мне, облокотившись на столешницу. — Но ты ведь понимаешь, куда всё это ведёт?

Я посмотрел на него. В этот момент он не был тем грозным отцом, перед которым хотелось хлопнуть дверью. Он был... просто человеком. Мужчиной, который когда-то тоже, наверное, искал дорогу.

— Я знаю, — тихо сказал я.

Отец кивнул. Сделал глоток. Морщится — кофе явно вышел крепче, чем он ожидал.

— Просто не теряй себя, Марк, — добавил он, — и не обжигай тех, кто рядом.

Он ушёл из кухни так же тихо, как и вошёл. А я остался сидеть, всё ещё с чашкой в руках. И в голове звучали его слова.

Не теряй себя.
Не обжигай тех, кто рядом.

Чёрт, если бы я только знал, как.

Тимур

Тимур сидел на подоконнике своей комнаты, закутавшись в худи. За окном тянуло раннеосенним холодом — золотистые листья лениво кружились в воздухе, цепляясь за влажный асфальт.

Он набрал номер.

— Алло, — ответил Марк, голос немного хриплый, будто только проснулся.

— Утро, гонщик. Жив?

— Живее всех живых, — усмехнулся Марк. — Ты чего так рано?

— Хотел узнать, какие планы на выходные. Может, выберемся куда? Без экстрима. Просто как раньше. Сидим, ржём, едим какую-нибудь фигню.

— Как раньше… — повторил Марк. — Это было давно.

— Не настолько, чтобы забыть. Так что?

— Я за. Только не в тот лес, где ты нас на прошлый год чуть медведю не скормил.

— Эй, это был кабан. И он испугался первым!

Марк коротко рассмеялся.

— Скину тебе идеи вечером, — сказал он. — Тимур?

— А?

— Спасибо, что не отдалился. После всего…

— Марк, ты мне почти как брат. Я знаю, что ты нормальный. Просто… гонки — это одно. Но Алина — это совсем другое. Имей в виду.

— Знаю. — И на этот раз голос Марка был тише.

Они повесили трубку. Тимур ещё долго сидел у окна, глядя, как ветер рвёт листья с деревьев. Сентябрь. Всё меняется — но кое-что он хотел удержать.

Марк

Я сидел на ступеньках у своего дома, потягивая холодный чай из бутылки. Солнечные лучи жарко припекали, а лёгкий ветерок шевелил листья на деревьях вдоль улицы. Наш двухэтажный дом стоял аккуратно, с клумбой у входа, и мне нравилось здесь — уютно и спокойно.

Через пару домов жил Тимур с семьёй. Наши дома почти соседи — всего два-три дома между нами. Сегодня мы договорились встретиться ближе к обеду, просто посидеть вместе, без всяких гонок и сумасшедших заморочек. Просто как раньше, когда всё было проще.

Я ждал, глядя на улицу, думая о том, как всё меняется, но как хочется сохранить хоть что-то из того, что было раньше.

Вдалеке хлопнула калитка. Даже не глядя — понял: Тимур. Он шёл в своей фирменной манере — капюшон на глаза, руки в карманах, весь такой «я вообще случайно вышел».
Я усмехнулся и встал со ступенек.

— Смотри-ка, жив. И даже вовремя.

— А ты сомневался? — фыркнул Тимур, поднимаясь ко мне. — А ты чего такой бодрый? Обычно ты до обеда как зомби.

— Мне и получаса сна хватает, если Лея не храпит, — лениво сказал я, потянувшись. — Сегодня ночь выдалась почти идеальной.

— Почти? — приподнял бровь Тимур.

— Ну, меня разбудил соседский кот. Опять залез на крышу и устроил концерт. Убью когда-нибудь. Морально.

Мы засмеялись и сели на те же ступеньки. Тепло было. Листья шуршали по асфальту, будто осень не спешила напоминать, что всё меняется.

— Ты, кстати, Алину видел сегодня? — спросил я, пытаясь звучать безразлично.

— Видел. Она сегодня в черном, вся как ведьма. Даже кофе не брала. Это тревожно. Обычно, если нет кофе — жди катастрофу.

— Она всегда такая... неприступная? — спросил я, ковыряя подошвой плитку.

Тимур вздохнул:

— Только с чужими. И с близкими. То есть… всегда.

Я кивнул. Молчание повисло между нами, но оно не давило.

— Пошли, покажу тебе одну тему. Не гонки, честно. — Я подмигнул.

— Опять ты со своими «темами». Надеюсь, без драк, лесов и животных.

— Почти, — хмыкнул я. — Всё как ты любишь: спокойно, но странно.

Мы встали и пошли. Мимо знакомых заборов, мимо домов, в которых когда-то всё только начиналось. Мы выросли рядом — и, кажется, снова становились ближе. Хоть что-то в этом мире не меняется.

Мы шли по тихой улочке, ноги сами находили ритм, знакомый с детства. Дома мелькали за заборами, будто мы не в городе, а в каком-то собственном мире.

— Ты знал, что она припрётся? — вдруг спросил Тимур.
— Кто? — я сделал вид, что не понял, хотя, конечно, понял.
— Алина. На гонках прошлой ночью.
Я помедлил.

— Нет. Хотя мог бы догадаться. Она всегда появляется, когда её совсем не ждёшь.
— Ага. Особенно когда надеешься, что всё пройдёт тихо. — Тимур усмехнулся, но без веселья.

Я покосился на него:

— Ты злишься?
— Я... — он вздохнул. — Я не знаю. Она знает, что я не хочу, чтобы она там крутилась. Опасно это. Да и зачем ей всё это? Она же не такая. Или стала?

— Люди меняются, Тим. Иногда мы даже не замечаем, как.
— Ага, говори это себе, пока снова не окажешься в центре чужой драмы.

Я ничего не ответил. Потому что знал: Тимур не злится на Алину — он переживает. Просто по-своему.

— Ты с ней говорил? — осторожно спросил я.
— Нет. Утром она уже ушла, как призрак. Только запах кофе остался.
— Значит, не всё так плохо. Призрак с кофе — это почти примирение.

Тимур хмыкнул.
— А ты, Марк? Ты бы хотел, чтобы она не пришла?
— Не знаю. — Я посмотрел в сторону дороги. — Наверное, нет. Хотя бы потому, что когда она рядом — всё как будто… становится настоящим.

Дойдя до небольшого лесо-парка, Тимур сразу же побежал в ларёк за водой. А я остался его ждать. Я сидел на коряге, прокручивая в руках камешек. Тимур отлучился за водой — и я почти успел забыться в тишине, когда услышал шаги.

Повернул голову — и увидел её.

Алина. В чёрной худи, с рюкзаком на одном плече. Без байка, конечно — у неё никогда и не было. Но всё равно смотрелась так, будто прибыла в центр событий.

— Ты серьёзно? — первым заговорил я. — Как ты нас нашла?
— Угадай с трёх попыток, — фыркнула она. — У Тимура геолокация включена.

Именно так. Я выругался мысленно. Тимур сам говорил, что иногда забывает отключать трекер в мессенджере.

— А он знает, что ты здесь? —
— Пока нет, — пожала плечами. — Но скоро узнает. Думаешь, убежит?

Я усмехнулся.
— Не он. А вот ты — зря пришла. Он до сих пор злится за ту ночь.
— Он всегда злится. Это его нормальное состояние. Но я же не могу всё время от него бегать.

Я смотрел на неё и не знал, злиться ли мне, восхищаться или просто пожать плечами. Алина была прямой, как выстрел — и такой же громкой в последствиях.

Тимур появился из-за деревьев, неся бутылку с водой.

Увидел её — и остановился как вкопанный.
— Что она тут делает? —
— Стоит, — ответил я. — И ждёт, пока ты перестанешь пыхтеть.
— Ты же сказал, без посторонних, — бросил он мне.
— А ты сказал, что хочешь поговорить. Может, как раз стоит?

Алина сделала шаг вперёд.
— Тим… Я пришла, потому что мне плевать на гонки. Мне важнее, что мы поссорились.

Он молчал. Пальцы сжались в кулак, потом разжались.
— Я тоже был неправ, — сказал он тихо. — Но ты не понимаешь, каково это — видеть тебя там. Ночью. С чужими. Когда ты для меня — своя.

Я отвёл взгляд. Им нужен был этот разговор. И если для этого я должен был стать просто фоном — что ж, я не против.

Я отошёл чуть в сторону, чтобы дать им пространство, но краем уха всё равно слышал каждое слово. А может, просто слишком хорошо знал их обоих — угадывал даже по тишине.

— Ты не можешь контролировать всё, — сказала Алина мягко, но уверенно. — Я не ребёнок.
— Но ты мне не безразлична, — резко ответил Тимур. — И если бы что-то случилось… Я бы не простил себе.

— А мне бы пришлось жить с этим, — тихо сказала она. — Потому что я бы винила себя. Поэтому я и не поехала на гонки. Не в ту ночь. Я просто была в толпе. Смотрела. Искала тебя глазами.
— Нашла?
— Нет.

Наступила пауза. Потом я услышал, как Тимур выдохнул.

—  Ты чертовски упрямая, — сказал он с такой интонацией, будто говорил: "Ты чертовски родная".
— А ты вспыльчивый, — ответила она. — Так что мы квиты?

— Почти, — пробормотал он, а потом добавил чуть громче: — Обними меня уже, пока я не передумал.

Она шагнула к нему. Обняла. Без лишних слов, без надрыва. И я поймал себя на том, что улыбаюсь.

— Ладно, голубки, — окликнул я их. — Я, конечно, рад, что вы тут снова душа в душу, но может, теперь к делу?

Тимур оглянулся на меня, а потом снова на Алину.

— Останешься?
— Если не выгоните. Тогда идём. Я хочу кое-что показать.

Мы пошли по лесной тропе, и в какой-то момент всё снова стало простым. Как раньше. До всех ссор, до драмы, до тишины между нами. Лишь шаги, запах хвои и лёгкий ветер, шуршащий листвой.

Я шёл позади и думал, что, может, всё не так уж и потеряно.

Мы вышли к ней минут через десять — старая, перекошенная, с облупившейся дверью и запахом сырости. Но для нас с Тимуром это было святое место. Ни родаков, ни учителей, ни чужих.

— Ты серьёзно её ещё не снес? — усмехнулся Тимур, проталкивая дверь плечом.

— Снесу, когда совсем завалится. А пока — база.

Внутри почти ничего не изменилось. Наши старые надписи на стенах —  «Здесь был Т.» и мой кривой череп с надписью "Марк бессмертен". На окне — кусок ткани вместо занавески. И в углу, как ни странно, осталась старая банка с засохшими конфетами.

Алина осмотрелась и тихо сказала:

— Это... мило. У вас тут как в фильме про подростков из 2000-х.

— Ну, мы и есть подростки, — фыркнул Тимур, садясь на ящик. — Просто с багажом.

Я прислонился к стене и посмотрел в окно. Солнечные лучи пробивались сквозь ветви, освещая пыль в воздухе.

— Помнишь, как мы с тобой тут прятались, когда Женя за нами гнался? — спросил я Тимура.
— Ага, ты тогда ему палку в велик всунул, он улетел, как в мультике.
— И ты ржал, пока сам не влетел в дерево.

Алина хихикнула.

— Вы всегда были такими?
— Такими — это какими? — спросил я.
— Как братья. Без драк, но с кучей идиотизма.
— Мы не дрались потому, что знали: если кто-то начнёт, то потом оба мамы нас разорвут, — пожал плечами Тимур.

Мы замолчали. Было спокойно. Странно спокойно.

— Марк, — вдруг сказала Алина. — Ты не боишься, что однажды кто-то не выдержит твою скорость?

Я посмотрел на неё. Медленно.

— Боюсь. Иногда. Но скорость — это единственное, что делает меня живым.

Она не ответила. Просто опустила взгляд.

Тимур перевёл тему:

— Лея писала, что Саша снова в городе.
— Знаю, — кивнул я. — Видел её утром у магазина.
— Не общался?
— Пока нет. Но, думаю, это вопрос времени.

Тимур сжал губы, как будто хотел что-то сказать, но передумал.

— А что с твоей гонкой? — спросил он. — Ты ж говорил, что готовишься к новой трассе?

— Да, на следующей неделе. Но там опаснее, чем обычно. Думаю, Лея будет против.
— И правильно сделает, — вставила Алина.
— Ну да, конечно. Я вас всех послушаю и буду жить тихо и мирно, — усмехнулся я. — Только вот... это не про меня.