Глава 5: «Запертое солнце.»
«Власть - это щит. Любовь - это сердце, которое им бьется.» Malika_Demiral.
Покои были тёмными - приглушенные оттенки слоновой кости, глубокий изумруд, разбавленный золотыми тканями. Но даже эта роскошь не могла заглушить гулкое эхо в груди наследника. Сегодня - день подготовки. День, когда реальность начнёт перекраивать его существование, лишая последних отголосков беззаботного детства.
Его руки, еще детские, но уже с нервным тиком в пальцах, скользили по гладкой поверхности деревянного ящика, инкрустированного перламутром. В нём лежал кинжал. Не тот, что сейчас лежал на бархатной подушке, а настоящий. Тяжелый, пропитанный веками власти и крови. И этот образ преследовал его - сверкающие камни, казавшиеся застывшими слезами султанов, и холодный металл, обещающий вечное одиночество.
Рядом, склонившись, стояла старая наставница, чьё лицо было похоже на высушенный пергамент. Её пальцы, тонкие и костлявые, ловко расправляли складки церемониального одеяния. Шёлк был прохладным, почти ледяным, и казалось, впитывал в себя тепло его тела, оставляя лишь зябкую пустоту.
- Тебе не чего бояться, дитя моё, - прошептала она. - Ты - сын своего отца. В тебе течёт кровь Османов. Эта тяжесть - твоя судьба. Прими её.
- Судьба, - повторил он про себя, пробуя слово на вкус. Оно казалось горьким, как неспелая ягода. Судьба - это когда тебя умывают, как куклу, одевают в чужие одежды и ставят на сцену, где все взгляды устремлены на тебя, ожидая чего-то, чего ты сам ещё не знаешь.
Он подошёл к зеркалу. Отражение смотрело на него с пугающей ясностью. Не его лицо. Это было лицо ребенка, пытающегося примерить маску взрослого. Глаза, слишком большие и печальные, казались бездонными колодцами, в которых отражались не звёзды , а лишь боль. Он видел в них страх, смешанный с каким-то отчаянным любопытством. Что там, за этой гранью?
Наставница подошла ближе, её рука легла на его плечо. Под тонким шёлком он почувствовал твёрдость её е костей.
- Помни, - сказала она, - власть - это не только привилегии. Это и ответственность. И одиночество. То, что ты чувствуешь сейчас - это лишь предвкушение. Настоящая тяжесть ляжет на тебя после коронации.
Он кивнул, но слова её не успокаивали, а лишь подстёгивали внутреннюю дрожь. Он не хотел этой власти. Не хотел этой ответственности. Он хотел бегать по лугам, слушать сказки и не знать, что такое "государство". Но теперь всё это было позади. Впереди - трон, золото и вечная тень, которая будет сопровождать его всю жизнь.
Когда его наконец одели, он почувствовал себя марионеткой. Золотые нити царапали кожу, тяжёлый бархат давил на плечи. Он поднял голову, и в зеркале вновь увидел себя. Уже не ребёнка . Уже почти падишаха. Его душа жаждала, чтобы кто-то, хотя бы на мгновение, снял с неё эту невыносимую ношу.
***
Уже не сколько дней она чувствовала его - еле уловимое, но нарастающее чувство свободы, словно птица, которой наконец-то распахнули клетку. Сын. Единственный, кого она любила больше жизни, кого у неё отняли слишком рано. Теперь, когда боль наконец утихла, когда трон был прочно занят, пришло время вдохнуть запах сына.
Она стояла у дверей, спиной к комнате, которая стала её тюрьмой. Её сердце билось в унисон с предвкушением встречи. Пальцы нежно касались шёлкового платья, словно готовясь к объятиям, которые она так долго ждала. В глазах её сиял свет, который не могли погасить долгие годы разлуки и тоски.
Внезапно, лёгкий шорох заставил её обернуться. В дверном проеме, стояла Кесем. Её лицо, обычно непроницаемое, было сейчас искажено злобой, затаившейся под маской холодного спокойствия.
- Куда ты собралась, Элмаз? - Она сделала шаг вперед, загораживая собой выход.
Элмаз улыбнулась, не чувствуя угрозы.
- К сыну моему. Наконец-то пришло время...
- Время? - Кесем усмехнулась, и в этой усмешке не было ничего доброго. - Твоё время прошло, Элмаз. И время твоего сына тоже. Он - мой. Ты думала, я позволю тебе вернуть его? Если бы я не была вынуждена то он порог этого дворца не проступил бы!
Сердце Элмаз пропустило удар. Свет в её глазах потускнел.
- Что ты говоришь, Кесем? Он - мой ребёнок . Моя кровь! Ты обещала!
- Кровь? - Кесем подалась вперёд , приблизив своё лицо к лицу Элмаз. - Кровь, которая теперь принадлежит мне. Ты была слишком наивна, Элмаз. Слишком слаба. Ты думала, что можешь перехитрить меня? Что я позволю тебе вернуть то, что я столько лет берегла в дали от крови?
- Берегла? Ты заточила его! Ты превратила его в игрушку! Ты отдала чужим людям, ты убила его приёмную семью на его глазах, ты привезла его в Ад.
- Я воспитаю его. Я сделаю из него правителя. А ты? Ты лишь мать, которая слишком долго ждала. И теперь твоё ожидание закончилось. - Кесем кивнула служанкам, стоявшим позади неё , безмолвным роем. - Возьмите её . Отведите в темницу. И она никогда не выйдет с этой темнице. Арык никогда не узнает что его мать рядом с ним...
Элмаз отшатнулась, когда служанки приблизились.
- Нет! Вы не можете! Я - мать! Мой сын...
- Твой сын никогда не узнает, что ты приходила, - прервала её Кесем, и в её глазах мелькнул холодный блеск триумфа. - Он будет помнить только меня. Только меня, которая подарила ему трон . А тебя - лишь темноту. И пусть эта темнота станет твоим вечным напоминанием. Твоим кошмаром.
Служанки схватили Элмаз за руки. Она пыталась вырваться, но их хватка была железной. Последнее, что она увидела, прежде чем двери покоев Кесем захлопнулись, был её торжествующий взгляд, Солнце в её душе погасло, оставив лишь холодную, пульсирующую боль.
***
Холодный, словно могильный, воздух дворцовой залы пронизывал Арыка до самых костей. Не шерсть дорогого одеяния, не отполированный камень пола - именно этот воздух, густой от страха и ожидания, заставлял его дыхание сбиваться в тяжёлые , хриплые вздохи. Каждый вдох был борьбой, каждый выдох - мукой. Он чувствовал, как сердце колотится в груди, словно пойманная в ловушку птица, готовая разорвать клетку рёбер .
Перед ним, в тусклом свете факелов, простиралось море лиц. Лиц народа. Они были здесь, чтобы стать свидетелями его восхождения.
Его рука, дрожащая, сжала рукоять церемониального кинжала, вложенного в ножны у пояса. Холодный металл отдавал жуткий холод, но это не помогало. Страх был не в осязаемом, а в той пустоте, что разверзлась внутри него. Пустоте, которую ему предстояло заполнить.
Кесем, чья фигура всегда казалась воплощением непоколебимой силы, стояла рядом. Её рука, сильная и уверенная, легла ему на плечо.
- Сделай глубокий влох - её голос был шёпотом , но звучал громче любого приказа. - Ты - сын своего отца. Ты - падишах всего мира. Твой страх - это лишь тень. Не дай ей поглотить тебя.
Он попытался. Сделал глубокий, но всё равно неровный вдох.
Наконец, момент настал. Его провели к трону. Этот был из тёмного , почти чёрного дерева, украшенный резьбой, изображающей грозных зверей и древние символы.
Он поднялся на ступени. Сердце стучало так сильно, что, казалось, его слышат все. Он сел. Ощущение было странным - холодным, твёрдым , но в то же время каким-то... правильным. Словно он наконец нашёл своё место.
И тут же, как по команде, зал наполнился звуками. Тысячи голосов слились в едином гуле, а затем переросли в торжественный клич:
- Да здравствует Султан Арык! Да здравствует наш правитель!
Люди вокруг валились на колени. Затем, один за другим, они начали поднимать оружие. Мечи, сабли, копья - блестящее оружие вспыхивало в свете факелов, направленное к трону. Это был не просто салют, это была клятва. Обещание.
Арык встал. Тяжесть одеяний, короны, которую ему скоро возложат на голову, - всё это ощущалось реальнее, чем когда-либо. Он посмотрел на собравшихся, и страх начал отступать, уступая место чему-то новому. Чувству ответственности. Чувству долга.
- Мой народ! - его голос, изначально дрожавший, теперь звучал мощно, эхом отражаясь от каменных стен. - Сегодня я восхожу на трон, чтобы вести вас. И сегодня, перед всеми вами, я даю клятву!
Он поднял руку, указывая вперёд , туда, где сходились ряды воинов.
- Клянусь перед лицом предков, чьи души смотрят на нас с небес! Клянусь перед землёй , что питает нас! Клянусь перед мечом, что защищает нас!
Его взгляд стал твёрже . Страх почти полностью исчез, уступив место решимости.
- Я клянусь, что не лягу спать, пока мой народ не будет сыт. Я клянусь, что не выпью глотка воды, пока мои земли не будут в безопасности. Я клянусь, что не сниму с себя этот груз, пока каждый из вас не будет жить достойно. Я буду вашим щитом от врагов, вашей опорой в беде, вашим светом во тьме!
Он опустил руку, и тишина, последовавшая за его словами, была оглушительной. Затем, словно лавина, грянул новый рёв .
- Арык! Арык! Арык!
Тысячи голосов слились в один, прославляя его имя. Мечи взлетали вверх, сверкая в унисон. Арык смотрел на них, и чувствовал, как внутри него рождается сила. Не та, что даётся рождением, а та, что рождается из ответственности, из веры народа, из клятвы, которую он только что принёс.
***
На массивном столе, покрытом зелёным сукном, раскинулись карты, указы, прошения. Арык, облаченный в более скромное, но не менее величественное одеяние, склонился над одним из документов. Пальцы, ещё вчера сжимавшие меч, теперь водили по строкам тонким пером, выводя подписи, которые уже сегодня имели вес, способный изменить судьбы.
Рядом с ним стояли визири. Их лица, отмеченные временем и опытом, были сосредоточены.
Первый, почтенный Джеляль-эфенди, Великий Визирь, чья седая борода достигала пояса, говорил с тихой, но властной интонацией:
- Мой повелитель , это доклад о состоянии казны. Со времён правления вашего отца, доходы незначительно увеличились, однако расходы на армию требуют пристального внимания. Необходимо принять меры по оптимизации затрат, не ослабляя при этом обороноспособность государства.
Арык кивнул, не поднимая глаз.
- Оптимизация, Джеляль-эфенди? Как вы видите это в краткосрочной перспективе, не вызывая ропот в народе?
Джеляль-эфенди слегка наклонился.
- Народ будет роптать, если будет голоден. Мы можем временно сократить расходы на строительство дворцовых пристроек, перенаправив средства на закупку зерна. И, возможно, провести ревизию чиновничьего аппарата. Там, где есть лишний вес, всегда найдётся возможность для урезания.
Следующим говорил Ибрагим-паша, Начальник Янычар. Его лицо было суровым, обветренным, а глаза смотрели прямо, без тени лести.
- Арык-эфенди, мои воины готовы к любым испытаниям. Но им нужна уверенность. Уверенность в том, что их служба не будет напрасной. Они помнят обещания вашего отца о расширении границ. Янычары готовы идти вперёд , если прикажете.
Арык поднял голову, его взгляд встретился с взглядом Ибрагима-паши.
- Ибрагим-паша, я ценю вашу преданность и силу ваших воинов. Но сегодня, прежде чем думать о расширении границ, я должен укрепить их изнутри. Народ нуждается в мире, а не в новых войнах, которые могут принести лишь новые жертвы. Моя клятва - это щит, а не меч, направленный войне. Сегодня мы будем защищать, а не завоёвывать.
Ибрагим-паша слегка кивнул.
- Мудрое решение. Сначала - внутренняя крепость, потом - внешняя экспансия.
Дверь покоев отворилась, и вошла Кесем. На её лице играла тёплая улыбка.
- Арык - сказала она, приближаясь. - Вижу, ты уже погрузился в дела государственные. Прекрасно. Твой отец гордился бы тобой.
Она остановилась рядом, и её тон изменился, став мягче, но с той же сталью, что всегда.
- Но помни, дитя моё. Власть - это не только бумаги и клятвы. Это и чувство. Ты должен чувствовать, когда твой народ страдает. Ты должен плакать вместе с ними, когда они теряют. Если ты этого не чувствуешь... если всё, что ты ощущаешь - это холодная пустота... значит, ты еще не готов.
Арык вздрогнул. Эти слова, произнесенные Кесем, как раз отражали то, что мучило его самого. Он смотрел на строки документов, на лица визирей, но внутри не было ничего. Ни страха, ни радости, ни даже горечи. Лишь глухая, ледяная пустота, которая пугала его куда сильнее, чем все угрозы внешнего мира.
- Вы говорите о чувстве. О боли. О страхе. Я должен испытывать их, чтобы быть правителем?
Кесем пристально посмотрела на него.
- Это отличает правителя от простого человека. Правитель не может быть слабым. Но он не может быть и камнем. Если ты не чувствуешь боли, значит, ты не понимаешь её. А если не понимаешь, как ты сможешь защитить от неё?
- Но что, если я не могу почувствовать? - Арык поднял голову, его взгляд стал острым, пронзительным. - Что, если вся эта ноша, вся эта клятва, весь этот страх, что я ощущал вчера, сегодня превратился в абсолютное, ледяное спокойствие? Это - слабость?
- Сынок, истинный правитель тот, кто может управлять своим сердцем, а не тот, кого оно управляет. Возможно, это спокойствие - лишь защитный механизм, призванный помочь тебе выдержать вес ответственности. Но не забывай о людях. Не позволяйте этой броне сделать тебя глухим к их стонам.
С
ила не всегда в буре, иногда она в штиле. Важно лишь, чтобы этот штиль не превратился в лёд, замораживающий всё вокруг.
Арык кивнул, чувствуя, как слова подобно острым осколкам, проникают в его сознание. Пустота внутри не исчезла, но теперь он видел её иначе. Как поле, которое нужно засеять. Как ледяное озеро, которое нужно растопить.
- Я понимаю, - сказал он, возвращаясь к документам. - Я буду учиться. Учиться чувствовать сквозь эту броню. И я обещаю вам, Валиде, я обещаю, что найду способ. Найду способ управлять этим спокойствием, чтобы оно стало моим щитом, а не моей могилой.
***
Арык вошёл, его шаги были тише обычного, словно он боялся нарушить хрупкое равновесие этого места. В ушах ещё звучал настойчивый, надрывный плач его сестрёнки, который не умолкал с самого утра.
Няня, встретившая его взглядом, полным отчаяния, только покачала головой. "э
- Повелитель, она так и не успокаивается. Будто сердце её рвется из груди.
Арык подошёл к дивану. Маленькая Зара, его сестра, дрыгала ножкой, её личико раскраснелось от слёз, а тонкий голосок надрывался в беззвучном крике.
Он осторожно протянул руки. Няня, с явным облегчением, передала ему дрожащую малышку. Арык прижал малышку к себе, почувствовав её хрупкость, её тепло. И, словно по волшебству, плач стих. Звук, который ещё минуту назад казался невыносимым, теперь сменился тихим, прерывистым дыханием.
- Зара... моя малышка... - прошептал Арык, его голос был низким и мягким, как бархат. Он прикоснулся губами к её пушистым волосам, вдыхая их тонкий, сладкий аромат. - Ты так плакала, маленькая моя. Так сильно хотела, чтобы твой брат пришёл?
Малышка, ещё всхлипывая, повернула головку и прижалась щекой к его груди. Её маленькая ручка, сжатая в кулачок, нежно коснулась его одеяния.
- Ты скучаешь по маме, да? - продолжил Арык. Он знал эту боль. Боль утраты, которая опустошает так же сильно, как и война. - Я тоже скучаю, малышка. Очень скучаю. Но знаешь, иногда, когда мы очень сильно скучаем, нам кажется, что нас никто не понимает. Но это не так. Я здесь. И я тебя слышу. Твой брат никогда тебя не оставит.
Он погладил её по спинке, чувствуя, как её маленькое тельце постепенно расслабляется.
- Когда плачешь, это значит, что ты чувствуешь. Что ты живая. Это хорошо, Зара. Быть живым - это самое главное. Даже если иногда бывает больно.
Он поднял её на руки, покачивая, как когда-то, возможно, это делал их отец.
- Ты хочешь к маме. Я понимаю. Но мама всегда будет жить в твоём сердце. А я... я буду твоим братом. Твоим самым старшим братом. И я обещаю тебе, что никогда не дам тебе плакать одной. Всегда буду рядом. Чтобы ты чувствовала себя в безопасности. Чтобы ты знала, что тебя любят. Всегда. Вот так, - он прижал её ещё крепче, оберегая от всех невзгод мира, - сильно-сильно.
Его голос звучал как самое нежное признание, как самая могущественная клятва. В этот момент он был не султаном, не правителем. Он был старшим братом. Любящим, заботливым, готовым отдать всего себя ради этой крошечной жизни. Он чувствовал, как внутри него разливается тепло, рассеивая последние тени страха и боли. И это тепло, исходящее от его сестрёнки, было самым могущественным чувством, которое он когда-либо испытывал. Чувством любви, чистой и безусловной, способной исцелить любые раны и успокоить любую бурю.
Его самое главное сокровище.. Его Зара.
Продолжение следует.