Взаперти

Открыла глаза – я заснула за столом – я только поздним вечером, когда уже готовилась принять все права на себя ночь.

Чувствовала я себя, если признаться, не очень: голова кружилась и была настолько тяжелой, что я с огромнейшим трудом смогла встать со стула, чтобы выпить хотя бы стаканчик воды и перебраться на кровать. Попытка задержаться там не дала ничего, кроме моего нынешнего состояния.

Некоторое время я проворочалась на кровати в безуспешной попытке унять головокружение и тошноту, пришедшие вслед за двумя кружками выпитой воды. Спустя еще продолжительный период времени, когда мне, как мне казалось, стало становиться лучше, я почувствовала, что начинаю потихоньку засыпать, под тяжестью век.

Разбудил меня яркий свет, бивший по глазам: утро

(я до сих пор не научилась ориентироваться в этом пространстве по часам – приходится довольствоваться временем суток).

Дверь в комнату открывается, впуская Филиппа. В руках у него мокрое полотенце. Увидев, что я уже не сплю, он кладет его на стол, на котором откуда-то материализовались различные сладости: вафли, конфеты, шоколад - и подходит ко мне, мягко присаживаясь на придвинутый к кровати стул.

– Ты давно ко мне не заходила. Вспомнив нашу последнюю встречу, я подумал, что с тобой что-то могло случиться. Поскольку раньше никто не видел свою жизнь в реальности, поэтому кто знает, что могло произойти, попытайся ты удержаться в ней отсюда. В лавке сохранились какие-то заметки, где был написан адрес, я нашел их и пришел сюда. Но я просидел с тобой не меньше трех дней, пока ты не открыла глаза. Я уже и забыл, как ухаживать за болеющим человеком. Хотя температуры у тебя не было, здесь не болеют.

Я лежала, уставившись в потолок. Пара попыток подняться... неудача... слабость – тело не хотело слушаться. В конечном счете, я забросила все попытки.

– Стоп. Вы говорите, три дня? – я пыталась найти хоть какой-то смысл на белом потолке. – Но я же только вчера вновь видела мою ту комнату – ко мне приходили друзья, приглашали в театр. Та я, конечно же, отказалась. Я начала терять нашу связь, попыталась удержать ее, но получилось всего на чуточку задержаться там. Как мы и думали, это совершенно не принесло ответов. А потом я очнулась вечером за столом, за которым и провалилась сквозь реальность. Да, у меня появились головокружение и тошнота, я уснула. Но это было вчера! Я же помню.

– Так ты все же попыталась удержаться там? – он заговорил неодобрительным тоном. – Возможно, именно поэтому ты и проспала так долго, только изредка подавая признаки жизни...

Я почувствовала, как по шее стало растекаться что-то теплое. Резко тело перестало быть слабым, и я села в кровати. Теплота стала струйками течь вниз по шее; источник был точно в том месте, которое я обрабатывала. Кровь начала капать на одеяло. Я пыталась зажать рану ладонью, но та быстро наполнилась теплой красной жидкостью, которая вскоре снова стала капать на кровать.

Мне стало страшно, по щеке потекла слеза. Я хотела что-то сказать, но не смогла, бессильно упала туда, где меня ждала темнота.

Первым делом, открыв глаза, я ощупала шею, по инерции; засохшие полосы тянулись через всю шею до самых ключиц. Я не чувствовала в себе слабости, не испытывала головокружения, поэтому мне легко удалось встать. Я не сразу заметила ее, но стоило мне слегка повернуться, увидела, но не могла поверить своим глазам.

Лана со слезами на глазах бросилась заключить меня в объятия, а я не стала возражать

(значит это – правда, я дома).

Отстранилась она только тогда, когда заметила багровые следы на шее.

– Больно? – единственное, что спросила она, чему я очень благодарна, мне нужно осмыслить все происходящее

(произошедшее).

День незаметно сменился вечером. Подруга решила вытащить меня из постели, в которой я провалялась с момента как очнулась, прогуляться. Мы решили никого не созывать, прогулка вдвоем была хорошей возможностью развеяться без лишнего шума

(что ни говори, наша компания была не из тихих).

– Я пропустила спектакль Пита и Тима? – мы шли в тишине, пока я не решила нарушить ее.

– Что? Откуда ты знаешь?

– Просто знаю. – Я только пожала плечами, объяснять все было бы крайне тяжело. Да и кто вообще способен в это поверить, а тем более понять? Некоторые вещи останутся внутри меня невысказанными фрагментами прошлого. – А еще я знаю, что ты стырила мой блокнот. – Я покосилась на подругу.

Лана как-то странно умолкла.

– Эй, ты чего?

Подруга долго медлила, прежде чем начать:

– Да, – она тянула, подбирая нужные слова. – Может, в кафешку зайдем?

Мы стояли напротив нашей любимой. Я не отказалась, и мы зашли внутрь, сели за свободный столик и сделали заказ.

– Так... – начала я за подругу.

– Я нашла твой блокнот, и мы решили показать его твоей матери.

– Вы что сделали? – я уставилась на нее.

– Прости. Мы просто не знали что делать. – Она сделала паузу и снова заговорила:

– Изначально мыслей делать это у нас не было. У нас вообще не было мыслей, как можно тебя вернуть. Но, когда я заметила тот самый оскал, о котором ты мне рассказывала, в адрес смотрящего на картину Ника, у меня появилась идея, которая имела совсем крошечный шанс на успех, и я решила показать блокнот твоей матери. И это сработало, увидев содержание твоего блокнота: тексты песен, придуманные тобой мелодии, рисунки - твоя мама поняла, что здесь и сейчас с ней не настоящая ты; фальшивка все время лишь рисовала, не отвлекаясь ни на что другое, что, конечно, нравилось твоей матери, но такое быстрое изменения интересов нельзя было не заметить. И единственное, что мы придумали – сломать картину. Картину сломала твоя мама, Джинни. – Подруга печально посмотрела на меня. – И поплатилась за это. Она сломала картину, желая освободить тебя, не зная, сработает ли вообще это. – Казалось, будто она оправдывает ее. – Фальшивка сразу же исчезла, но твою маму утянуло в кусочки разломанной картины. Я полночи просидела в пустой квартире, ничего не понимая: почему я вообще осталась в вашей квартире одна, не было ли все это зря. Но после я увидела тебя; ты материализовалась ниоткуда, просто из воздуха.

Я слушала. Просто слушала. Опустошенная, но не удивленная – уже некуда удивляться

(история сама по себе невероятная, если бы это произошло не со мной, я бы не поверила).

Мама все-таки оказалась там. Среди таких же, как и она.

Интересно, она со временем поймет?

Этого мы уже не узнаем...

Кстати, скоро улетать на учебу. У тебя еще есть этот шанс.

Да, хороший шанс попытаться забыть обо всем этом.

Мы слегка перекусили и решили отправиться дальше, куда поведут ноги.

Всю дорогу подруга рассказывала о прошедшем спектакле: как Джек чуть не свалился с бельэтажа на сцену – мы знатно посмеялись над нашим балагуром, из-за которого друзей чуть не выставили из театра; о ролях братьев, которые им выпали в этот раз. После обсуждения спектакля, в ход пошли разговоры о планах на ближайший дни:

– Предлагаю выбраться на природу в твой день рождения.

А я уже и вовсе про него забыла в этом сумасшедшем квесте.

– А подарки будут? – я просто ненавидела подарки. Дарить их я любила, принимать – нет. Но прямо сейчас мне очень захотелось получить что-нибудь в подарок.

– Конечно! Хоть ты всегда ворчишь, когда мы что-либо дарим тебе, но так уж повелось – преподносить сюрпризы на дни рождения. Никто твоего совета тут не спрашивал.

Мы обе понимали, что скорбь никого не вернет. Я знала, что она не погибла, чтобы скорбеть. Да и фактически мы были просто соседями, нежели дружной семьей. Она сама заранее выбрала свой путь.

Подруга все говорила и говорила: про день рождения, про наши отъезды, я иногда соглашалась или отрицала ее предложения.

– Кстати, Джинни, – Лана остановилась и повернулась ко мне, – твоя гитара у меня. Я нашла ее у вас в квартире в коридоре, у выхода. Мне казалось, ее собирались выбросить, поэтому я забрала ее себе. Ее хотел забрать Ник, но я сказала, что облезет – две гитары слишком круто для одного. Не думаешь?

Я улыбнулась – ничего в нашей компании не меняется – мне это нравится!

Проходя мимо магазинчика, с которого все началось, я увидела Филиппа. Сейчас он выглядел моложе. Он стоял в компании еще нескольких человек, оживленно поддерживая с ними беседу.

Он увидел меня:

– Оказывается, ключом к свободе все это время была ты. – Он улыбнулся.

– К сожалению, у этого оказалась своя плата.

– Да, – он не дал мне закончить, все поняв. Сожаление в его голосе было искренним, будто он знал все мельчайшие детали, которые произошли за несколько часов до нашего возвращения:

– Я предполагал, что так и случилось, но не был уверен. Потом заговорил чуть тише:

– Кстати, я видел парочку человек, которые были заключенными того мира, как и мы. Очевидно, они отказались от фанатичности к своему делу и тоже вернулись. Но я не могу говорить за всех.

Мы попрощались с Филиппом, и каждый вернулся к своему прежнему делу: он - к оживленным дискуссиям с приятелями, а я - к болтовне ни о чем с подругой.

Значит те, кто осознали, что выбрали не тот путь, вернулись в реальный мир. А что с теми, кто так и остался заложником своих интересов?

Возможно, у мамы еще есть шанс?..

Сомневаюсь. Картина уничтожена.

Но все же...

– А это кто? – Лана через плечо с интересом посмотрела на Филиппа, затем на меня.

Я решила рассказать подруге о том нарисованном, отсканированном, мире:

– Ты же домой не спешишь?